– Да, простите. – Пустяки. Я слышала, в Мексике у вас были проблемы. – Можно сказать и так. – Карлита Эскобар сообщила, у вас возникли трения с местной полицией. Вы в порядке? – Да, все хорошо, просто мне выпал долгий и трудный день. – Могу себе представить. Я надеялась завтра с вами поговорить. У вас найдется время со мной встретиться? – Да, только я не в Нью-Йорке. Взял другие билеты и прилетел в Небраску. – Знаю, я тоже. Так как насчет того, чтобы встретиться завтра утром? Я видела на главной дороге ресторанчик, может, позавтракаем там? – Конечно, только я не понимаю, зачем вам надо было ехать в такую даль, чтобы… – Завтра я вам все расскажу. Но в данный момент у меня есть вопрос, который мне совсем не хочется вам задавать. Мэтт застыл в ожидании. – Мы бы хотели провести вскрытие. – Вскрытие? – переспросил он, пытаясь переварить услышанное. – Но я думал… там произошла утечка газа… а тот мексиканский коп сказал, расследование завершено. Я не пони… – Обещаю, Мэтт, я все объясню вам завтра, но нашему отделению в Линкольне уже сегодня надо знать, можно ли на вас рассчитывать. – И все равно я ничего не понимаю. – Он чувствовал, как мысли галопом понеслись вперед. – Бред какой-то. С какой стати… – Мэтт, мне трудно об этом говорить, но у нас есть основания полагать, что там произошло умышленное убийство. Мэтт почувствовал, как у него слегка подогнулись колени, а из легких будто выкачали весь воздух. – Мэтт? Вы меня слышите? Мэтт? – Да-да, конечно. Хорошо, я… я согласен. – Спасибо. Насколько мы понимаем, похороны ваша тетя запланировала на воскресенье. Значит, к завтрашнему дню команда наших медиков уже закончит. Для них это теперь главный приоритет. Мэтт просто держал в руке телефон, пытаясь вникнуть в суть происходящего и стараясь не думать о том, как его близких будут резать на холодных столах из нержавеющей стали. – И еще одно, Мэтт, – сказала Келлер. Он ничего не ответил. – Я действительно вам очень соболезную. Он нажал отбой и остался стоять неподалеку от старого бара, слушая обрывки музыки, пробивавшиеся сквозь щели в стенах. По какой-то непонятной причине его мысли перенеслись к Кейле, Джордану Пилу, М. Найту Шьямалану и судьбе. И вдруг его будто обухом по голове ударили. Да, пожалуй, так оно и есть. Для этого он и выжил: узнать правду о случившемся с его семьей. Глава 36 ОЛИВИЯ ПАЙН До этого – Ты скучаешь по своей маме? – спросил Томми. На лице Лив на миг отразилась улыбка. Она посмотрела на белое надгробие на могиле матери в дальнем конце кладбища и вспомнила тот день, когда ей было десять лет: холодное зимнее утро и стылый ветер, хлеставший по мокрым щекам, когда на ее глазах гроб опускали в землю. Сегодня ярко светило солнце, и семейное захоронение казалось не таким унылым. Утопавшие в тени старых деревьев участки выглядели ухоженными, могилки украшали цветы и небольшие американские флажки. Если бы не сотни покойников под ногами, здесь можно было бы устроить отличный пикник. Этот безмятежный клочок земли приобрели еще ее прапрабабушка с прапрадедушкой, и Лив всегда считала, что и сама в конечном итоге упокоится здесь. – Не было дня, чтобы я по ней не скучала, – ответила она, глядя на свободное место рядом с могилой матери. В душу закралась печаль, когда Лив подумала, что совсем скоро к ней присоединится и папа. – Я бы тоже по тебе скучал, если б ты умерла, – произнес Томми. Она присела на корточки и посмотрела на него своими прекрасными серо-голубыми глазами. – Не бойся, я не умру. – Обещаешь? Лив застыла в нерешительности. На могиле ее матери Томми явно испугался, и ей захотелось его утешить. Но обещать не умирать она тоже не могла. – Я превращусь в седовласую старушку, – она сгорбилась и изобразила шаткую походку, – и без твоей помощи не смогу ходить. – А я ведь тоже однажды чуть не умер, правда, мама? – хихикнул Томми. Ну вот, опять он про смерть. И поделом ей, не надо было его сюда приводить. – Нет. Просто твой глупый аппендикс решил, что вам с ним пришло время распрощаться, – она пощекотала его живот. Если по правде, то педиатр тогда попросту проглядел симптомы, ошибочно посчитав, что боли в животе Томми вызваны запором. А когда аппендикс лопнул, возникла настоящая угроза жизни. Положение осложнялось и тем, что в клинике под рукой не оказалось той редкой группы крови, которая была у сына. Лив хорошо помнила обуявший ее ужас и Эвана, в панике влетевшего в больницу. Тогда они оба ничего не сказали друг другу, но все же подумали: «Почему именно мы?» Томми потер шрам с правой стороны в нижней части животика и тут же обрушил на нее лавину вопросов. «А куда мы уходим после смерти? А почему мертвых надо хоронить? А черви кушают наши тела? А когда умру я? А когда папа? Когда Мэгги? Когда Мэтт?» Лив заметила, что он не спрашивает ничего о Дэнни. Вряд ли этому стоит удивляться. В конце концов, Томми ни разу в жизни не видел его вживую. Всем ее детям власти запретили навещать старшего брата в тюрьме. Томми видел фотографии Дэнни и знал, что тот попал за решетку за поступок, которого не совершал. Но этот большой брат в его сознании больше ассоциировался с книжным персонажем, со сказкой, с супергероем. Одним словом, с легендой, которой не давал исчезнуть Эван Пайн. – Хочешь мороженого? – спросила Лив, меняя тему разговора. Вопросы сына крутились в ее голове, когда они уселись в «Мороженом Салливана». Она наблюдала, как с руки Томми капает пломбир. В последнее время ей и самой приходили в голову мысли о смерти, но Лив объясняла это возрастом и состоянием отца. Возможно, всему виной была ссора Эвана с Мэттом, после которой они перестали общаться. Возможно, отказ Верховного суда в апелляции Дэнни. Возможно, Мэгги, которая училась в выпускном классе и вскоре собиралась от них уехать. А может, осознание того, что ее ненавидит этот город и все, кого она знала с детства. Лив обвела кафе-мороженое взглядом. Посетителей за небольшими круглыми столиками сидело совсем немного, и никто из них не обращал на них никакого внимания. Девушке за прилавком было лет пятнадцать, и о документалке она могла ничего не знать, а если и знала, то ей до этого не было никакого дела. «Природа насилия», с одной стороны, стала для них благословением, а с другой – проклятием. Благословением потому, что фильм сплотил публику и побудил выступить в поддержку Дэнни – не говоря уже о целом ряде самых известных высокооплачиваемых адвокатов, на безвозмездных началах предложивших свою помощь. А проклятием по той простой причине, что после него их семья стала изгоем и предметом ненависти всяких неудачников, в основном разочарованных в жизни мужчин среднего возраста, которые сидят за компьютерами и плюются ядом. Ей вспомнилось вчерашнее лицо Венди Уайт. Лютая злоба в ее глазах. Неизвестно, что было бы, не появись Глен Элмор. Да нет, глупости. Коп просто хотела ее напугать. В Адейре их семья обосновалась четыре поколения назад, и Лив рассчитывала на снисхождение, но этот городок не умел прощать. То, что здесь решила остаться ее сестра, было удивительно. К тому же она очень надеялась, что отец никогда не поймет, насколько скверно все обернулось. Это его просто убило бы. Лив опять подумала о свободных местах рядом с материнской могилой. Неужели ее тоже когда-нибудь здесь похоронят? Так будет написано в ее завещании. Как и в последней воле Эвана. Они определились, когда дети были еще маленькими. До того, как Дэнни арестовали и посадили в тюрьму. И до «Природы насилия». После этих событий мир разделился на «до» и «после». Впрочем, по ее собственной жизни трещина тайком пролегла гораздо раньше, разбив ее на «до» и «после» романа с Ноа. Незадолго до ареста Дэнни она поклялась оставить бывшего парня в прошлом. Никогда не оставаться с ним наедине, а по возможности даже не говорить. Это была ошибка, спровоцированная чрезмерным количеством алкоголя и, за неимением лучшего оправдания, кризисом среднего возраста. Лив сама выбрала такую жизнь и отказалась от карьеры, чтобы воспитывать детей в небольшом городке. Но когда ребята повзрослели и перестали в ней нуждаться – а они с Эваном все меньше замечали друг друга, заботясь о дочери и сыновьях, – она стала лелеять фантазии о том, куда бы могла завести ее жизнь. Лив по-прежнему сохраняла свою привлекательность, но убавить себе годы не могла. Теперь головы мужчин, оборачивавшихся на нее, как правило, украшала седина. Она не хотела этого признавать, но внешний вид всегда составлял значительную часть ее индивидуальности. Что с ней будет, когда от красоты останутся одни воспоминания? Когда от них уедут дети? А потом она столкнулась с Ноа, и не где-нибудь, а в супермаркете – кто бы мог подумать! Как говорится, слово за слово… Их роман продолжался ровно месяц. Она приезжала в Линкольн, приходила к нему на работу, и он брал ее в своем кабинете на столе из красного дерева. Она усаживалась на него на переднем сиденье машины посреди кукурузного поля, на которое они бегали еще подростками. Украдкой наведывалась в отель, когда он по работе оставался на ночь в Линкольне. Если совсем начистоту, то немалую часть этого захватывающего приключения составляли именно таинственность и риск. После смерти жены Ноа так и не женился повторно, но связь вице-губернатора с замужней женщиной в консервативной Небраске могла обернуться скандалом. Она и сама могла все потерять. В некотором смысле так оно и случилось. В ночь убийства Шарлотты Эван уехал в командировку. Лив встретилась с Ноа в отеле, чтобы порвать с ним. Они проговорили до трех утра. Он убеждал ее уйти от мужа, но она упорно стояла на своем. Весь их роман был сплошной иллюзией: Ноа отгородился от мира после смерти Вики, она – в домашней рутине. Лив любила своих детей, любила Эвана. В ту ночь она уснула, а когда открыла глаза, его уже не было – он уехал разбираться с вечеринкой, устроенной сыном у них дома и изменившей всю ее жизнь. На обратном пути, стараясь вернуться раньше Эвана, Лив видела, как ей звонят из дома, но не ответила. А когда она приехала, Мэгги сказала, что полиция увезла Дэнни. Сначала Лив планировала признаться Эвану в своей измене и при необходимости рассказать полиции. Но потом она решила, что бремя ее предательства станет невыносимым для Эвана и ее семьи. Так уж получилось, что следователи ни разу не спросили ее, где она была той ночью. Да и с чего бы? Своего злодея они заполучили, когда Дэнни переступил порог полицейского участка. Она никогда не сможет себя простить, поэтому поклялась, что с Ноа Брауном все кончено. Лив никогда с ним больше не заговорит и уж точно не останется наедине. Пообещала Господу, если он поможет освободить Дэнни, то… И вот опять она была здесь, а вечером собиралась ужинать с ним в том самом итальянском ресторанчике, куда они ходили перед выпускным балом. Впрочем, почему бы ей не пойти? Та чертова клятва, которую она дала Богу, так и не помогла ее сыну выйти из тюрьмы. И Эвана ей тоже не вернула. Зазвонил телефон, и на экране высветилось имя мужа. Она чуть не подпрыгнула. – Привет, – произнес Эван. – Как там наш любимый городишко? Он пребывал в хорошем настроении, а в его голосе явственно звучал оптимизм. В последнее время такое с ним было редко. – Пока поездка выдалась странноватая, – ответила Лив, оглядывая кафе-мороженое. – Да? Прости, что не ответил на твой звонок. Ты написала, что решила вопрос с отцом. А как насчет остального – все хорошо? – Даже отлично. Потом я тебе все подробно расскажу. Мы сидим у Салливана.