Пока Мэтт ждал, когда пассажиры покинут самолет, сзади, как обычно, потянулись всякие козлы и выстроились в проходе, чтобы не ждать очереди. Ему вспомнилось, как мама в такие минуты едва слышно шептала: «Какая невоспитанность!» Мэтт помог пожилой даме на сиденье впереди снять ручную кладь и тоже потянулся к выходу. До Адейра, штат Небраска, из Омахи было около полутора часов езды. Тетя предложила встретить его и подвезти, но он отказался. Синди хотела как лучше, но с ее стороны это было чересчур. Пусть он разорится, но все же закажет «Убер» («Убер» ведь работает в Небраске?), а потом она позволит ему взять старый дедушкин универсал. В восемь часов в терминале Eppley Airfield царили тишина и спокойствие: одно лишь марево флуоресцентного света да утомленные сотрудники Управления безопасности. Ориентируясь по указателям, Мэтт устало направился к стоянкам наземного транспорта, миновал палатку «Омаха-Стейкс» и вместе с толпой спустился вниз по эскалатору. У багажной ленты мелькало несколько знакомых лиц с его рейса – парень с уродскими татуировками, пожилая дама, которой он помог снять сумку, и симпатичная девушка, без конца бросавшая украдкой на него взгляды. И вдруг заметил его. Парня с кудрявыми волосами и покрасневшими глазами. Мэтт тут же побежал к нему. – Выглядишь хуже дерьма, – произнес Ганеш, когда они обнялись. – Что ты здесь делаешь? – Получив от тебя из Канкуна жалобное сообщение, я подумал, компания тебе не повредит. В этом он был совершенно прав. – Сумка у тебя есть? – спросил Ганеш, глядя на ленту с багажом. Мэтт покачал головой. Его вещи остались на заднем сиденье машины Хэнк на проселочной дороге под Тулумом. – Тогда валим отсюда на хрен. Когда они подошли к автостоянке, Ганеш щелкнул брелоком, направив его на прокатную машину. Массивный «Кадиллак-Эскелейд» мигнул фарами. – Смотрю, ты стараешься выглядеть как все. Адейр, в штате Небраска, не славился роскошными тачками. – А в чем, собственно, проблема? Ее же сделали в США. Все свои познания о сельской Америке Ганеш почерпнул из кинематографа. Мэтт познакомил его со своим любимым фильмом «Мой кузен Винни», снятым в Алабаме, хотя для Ганеша все картины были одинаковые. В салоне внедорожника стоял запах дешевого освежителя воздуха. Вскоре парни вырулили с парковки, покатили по центру Омахи, глядя на маячивший на горизонте силуэт низеньких домов, и свернули на федеральную трассу – окутанную мраком прорезавшую равнину автостраду. Мимо пролетали фермы, время от времени попадались мельницы, и на многие мили больше совсем ничего. – Вот это простор, – произнес Ганеш, вглядываясь в окружавшую их пустоту, – в Мумбае места вообще не осталось. Единственный путь – наверх. – В Индии сельская местность лучше? – По правде говоря, я не очень много ездил по стране. Мэтт рассказал другу о своей поездке в Мексику. О странной встрече с Хэнк. О страхе, которого ему пришлось натерпеться в лесу. О враждебно настроенном мексиканском копе. И о впечатляющей сотруднице консульства Карлите Эскобар. – Да, друг мой, – ответил на это Ганеш с индийским акцентом, заметным сильнее обычного, – сволочная у тебя выдалась неделька. – Не то слово. – То или не то, но повторяю: да, друг мой, сволочная у тебя выдалась неделька. – Ганеш опять широко улыбнулся. Прежде чем на горизонте показалась водонапорная башня Адейра, прошел еще час. – Ну точно как в той документалке, – присвистнул Ганеш. Мэтт вспомнил первые кадры «Природы насилия», включавшие съемки города с высоты птичьего полета. Голос из навигатора велел свернуть на следующем повороте, но Ганеш недостаточно сбросил скорость, и «Эскелейд» чуть было не вылетел на обочину. – Ты что, собрался угробить меня по пути на похороны? – спросил Мэтт. Когда они въехали в Адейр, Мэтт не стал смотреть в окно – не хотел будить воспоминания, ностальгию или другие чувства, которые могли заполонить его душу при виде городка его детства. Он просто закрыл глаза, чтобы открыть их, только когда Ганеш подвез его к «Адейрскому мотелю». Название вполне соответствовало городу: откровенно, прозаично и без затей. Оно было одним из немногих в городе, на вывеске которого не красовалось имя того, кто его основал, – и это на фоне «Бакалеи Паркера», «Мороженого Салливана», «Закусочной Энн» и им подобных. Как полагал Мэтт, никто не хотел, чтобы его связывали с зашарпанным мотелем. Вскоре машина остановилась. Мэтт открыл глаза и посмотрел в окно: – Что ты делаешь? Они стояли на гравийной парковке «Трубоукладчика» – единственного во всем Адейре бара. До убийства Шарлотты его родители время от времени сюда заглядывали, обычно на дни рождения друзей или сбор средств для футбольной команды. В пятницу вечером на стоянке яблоку негде было упасть, ведь это питейное заведение по-прежнему оставалось единственным во всем городе. – Судя по твоему виду, тебе сейчас не помешает выпить, – произнес Ганеш. – Мне сейчас не помешает принять душ. – Идем, пропустим по стаканчику. В случае с Ганешем одним стаканчиком не ограничивалось никогда. Но его компания Мэтту нравилась, к тому же, «Адейрский мотель» явно не тянул на пятизвездочный отель. – Но только по одному, – согласился Мэтт. – Конечно-конечно. Теперь мой список баров пополнится еще одним названием. Некоторым хочется посетить каждый из пятидесяти штатов, другим разбить палаточный лагерь в каждом заповеднике, третьим отобедать в каждом мишленовском ресторане. Что же до Ганеша, то он стремился выпить в каждом из самых необычных баров на всем белом свете. Хвастался, что в Швеции был в баре, выстроенном полностью изо льда, на Украине – в заведении в виде гроба, в Южной Африке – в кабаке, оборудованном в стволе дерева возрастом шесть тысяч лет, в Токио – в баре для вампиров, во Флоренции – в местечке, украшенном исключительно женским нижним бельем, и далее в том же духе. Но теперь его ждало разочарование. «Трубоукладчик» в полной мере вписывался в голливудские представления о закусочной небольшого городка. В нем имелась длинная, не в меру отполированная стойка, за которой уныло сидели на табуретах несколько местных, пялившихся на свое отражение в этом заляпанном зеркале. Пара закаленных непогодой фермеров, рабочие с завода по производству ирригационного оборудования, несколько старожилов с морщинистыми лицами и пьянчуга. Но в кабинках и за столиками публика собралась помоложе. Стильные пары – «белые воротнички» из «Ирригационных систем Адейра», а также довольно просто одетые парни и девушки немного за двадцать, метавшие дротики и игравшие в бильярд. Когда Мэтт переступил порог, они все замерли и уставились на него. Это напомнило ему Мексику, когда в джунглях вдруг воцарилась тишина: звери затихли, почувствовав чужака. И угрозу. Тишина воцарилась лишь на какую-то секунду, затем бар вновь привычно загудел. – У меня для тебя сюрприз, – сказал Ганеш. Мэтт прищурился. Из глубины бара показались знакомые лица. Впереди шла Кейла, гламурная, как и всегда. Сзади над ней каланчой нависал Ву-джин, за ним шагала София в армейской цвета хаки куртке. Замыкал строй Кертис, единственный афроамериканец во всем баре. Такую компанию трудно не заметить. Ганеш притащил весь «Остров потерянных игрушек» из Рубин-Холла. Чтобы приехать сюда и побыть с Мэттом, они бросили все свои дела. Он едва сдерживал бурлившие в груди эмоции. – Вам совсем не обязательно было приезжать, – сказал парень, заключая в объятия сначала Кейлу, потом Софию. С Ву-джином, не любившим обнимашек, Мэтт стукнулся кулаками, а Кертиса приобнял за плечи. Они уселись за двумя высокими столами. Ганеш с Ву-джином направились к стойке за выпивкой. Все мужики, как обычно, пялились на Кейлу, которая давно к этому привыкла. Старики тоже искоса поглядывали на нее, то украдкой, а то и совсем откровенно. – Смотри! – воскликнула София. – Это же старый музыкальный автомат. – Затем схватила Кейлу за руку. – Мы сейчас придем. Девушки уверенно протиснулись сквозь толпу, подошли к автомату и, хихикая, стали тыкать пальцами в замызганное стекло. Вскоре помещение заполнили аккорды Highway to Hell AC/DC. Это была одна из любимых групп отца, и к горлу Мэтта подкатил комок. – Ты в порядке? – уточнил Кертис. – Так непривычно… Снова оказаться здесь… Мэтт опять посмотрел в сторону музыкального автомата. С девчонками разговаривали два каких-то типа. Когда один из них что-то сказал Софии, та захохотала. Кейла же их напрочь игнорировала – ее обычный образ действия. – Когда вы все сюда приехали? – спросил Мэтт. – В смысле, как смогли меня обскакать? – Утром Ганеш разослал всем сообщения. Сказал, что купил всем билеты и забронировал в мотеле целое крыло, – объяснил Кертис. Часто можно услышать, что богачи совсем другие. Ганеш во многих отношениях был такой же, как все. А по стандартным меркам Нью-Йоркского университета считался самым обычным: талантливый парень, поселившийся в убогой квартирке, то и дело покуривавший травку и пытавшийся клеить девчонок. Вместе с тем он и правда был другой. За фасадом его эксцентричности скрывалась бескомпромиссность. Всем хотелось сходить на концерт, а билеты уже проданы? Он договаривался с музыкантом и устраивал приватную вечеринку, на которой тот выступал. Друзья не могли позволить себе поездку на весенние каникулы? Он арендовал самолет и снимал на берегу целый дом. Билеты на «Гамильтона»? Да легко. Бронирование мест в «Поло Баре»? Да без проблем. Материальная сторона жизни Ганеша не интересовала. Он ценил лишь жизненный опыт и дружбу. Деньги, всегда имевшиеся у него в наличии, болтались где-то на заднем плане как средство для достижения целей. Так что богачи и правда другие. Кертис долго не сводил с Мэтта задумчивого взгляда. – С тобой точно все в порядке? Если хочешь поговорить или уйти отсюда, то мы… – Нет-нет! – возразил Мэтт. – Видеть вас, собраться всем вместе, как в самый обычный день, – это как раз то, что мне нужно. Девушки вернулись обратно. – Куда, на хрен, запропастилась наша выпивка? – спросила Кейла, оглядывая бар. – Эти парни к вам приставали? – спросил Мэтт. – Мы живем в Нью-Йорке, папочка, – ответила она, – думаю, мы справимся. Он улыбнулся – колкость всегда лучше жалости. – Представляешь, – со смехом сказала София, – одного из них зовут Молния, второго Шторм. А их брата, как они меня заверили, Гром. Я не вру. Наконец с выпивкой в руках возвратились Ганеш и Ву-джин. Кореец нес и стакан воды для Кертиса. Совсем скоро София разглагольствовала о политике и последней волне негодования в Твиттере, парни завели разговор на темы спорта, а Мэтт с Кейлой по привычке вступили в яростный спор о том, кто из режиссеров лучше. Будто все собрались в Purple Haze в самый заурядный пятничный вечер.