Закончив, Арман снял очки и потер глаза: — Не густо. Не понимаю, что здесь могло заинтересовать Стивена. Мне в свое время приходилось читать немало годовых отчетов, и большинство из них было куда как информативнее. Когда Клод вернулся на прежнее место, Арман заметил маленькое пятнышко на его рубашке, на внутренней локтевой части левой руки. Кровь. Может быть, кровь Плесснера? — Вероятно, это особенности корпоративной культуры, — сказал Клод. — Склонность к утаиванию. — Но это вызывает вопрос… — О том, что они утаивают? — спросил Дюссо. — Да. — Вы, наверное, ждете не дождетесь, когда появится ребенок. — Так и есть. — Рейн-Мари включила старую кофеварку. Она вдруг почувствовала усталость, ей захотелось, чтобы они поскорее ушли, чтобы она могла поговорить с Арманом, а потом лечь спать. Спать. Спать. Но до этого предстояло еще много чего сделать. Аромат кофе наполнил маленькую кухню. Рейн-Мари смотрела, как Моника нарезает торт «Исфахан». Острый нож прорезал слои французских меренг, розеток из малинового крема. Александр Плесснер стоял в дверях и наблюдал за нею. Рейн-Мари покорно кивнула и, сделав глубокий вдох, сказала Монике: — Приближается наш юбилей, и я ищу подарок Арману. Только, бога ради, не говорите ни ему, ни Клоду, что я спрашивала, но я обратила внимание на одеколон Клода, и мне он очень понравился. — Правда? А мне кажется, у него запах коры. И земли. Мне нравится одеколон Армана. Очень. Что это за запах? — Сандаловое дерево. — Вы собираетесь уговорить его поменять одно на другое? — Просто иногда хорошо иметь выбор. Так как называется одеколон Клода? — Несколько лет назад он получил этот одеколон в подарок от своего заместителя, когда они вместе были на конференции в Кёльне. Они пришли на экскурсию по фабрике, где изготовляют этот одеколон, и заместителю пришло в голову купить по флакону Клоду и себе. Вы когда-нибудь были в Кёльне? Прекрасный город. По крайней мере, был когда-то. Все погибло во время войны. Этот разговор развивался как-то нелинейно, и Рейн-Мари не знала, удастся ли ей вернуть его к вонючему одеколону, когда на кону куда более интересные темы. Еще одна попытка. — Значит, он и его заместитель пользуются одним одеколоном? Она знала, что заместитель префекта — следователь Ирена Фонтен, с которой они познакомились в квартире Даниеля. Префект покровительствовал ей. Они явно были близки в профессиональном плане, но такой обмен запахами казался немного выходящим за рамки. — Да. Слава богу, Клод не всегда пользуется этим одеколоном. Только когда они встречаются. Рейн-Мари уставилась на Монику. Неужели та не видит, как прозрачно это устроено? Если Клод возвращается после этих «встреч» с запахом своего заместителя, то у жены не возникает никаких вопросов. Но не стоило совать нос в чужие дела. К тому же, вероятно, ее подозрения были беспочвенны. В конце концов, у Армана в заместителях тоже ходила молодая женщина. Изабель Лакост. Она стала близким другом семьи. Дорогим и ценным коллегой. Он привел ее в отдел, стал для нее наставником. Изабель вернула долг Арману — она спасла ему жизнь, хотя и заплатила за это дорогую цену. Они были как отец и дочь, и у Рейн-Мари никогда не возникало никаких подозрений на их счет. Правда, Рейн-Мари не знала мужа Моники так же хорошо, как знала своего. — А название вы не помните? — снова спросила Рейн-Мари как бы невзначай. — Нет, но могу сказать, что флакон скорее подходит для спиртного, чем для одеколона. Довольно витиевато украшен. Но вообще-то, симпатичный. Это единственное, что мне нравится в этом одеколоне. Хотя постойте. Это не название, это число. Я еще рассмеялась. Поначалу мне показалось, что это сто двенадцать. Вполне подходящее число. Да, подумала Рейн-Мари, ставя кофейник на поднос. 112. Французский номер экстренного вызова. Для Моники Дюссо должен был зазвучать тревожный звоночек. — Может быть, удастся его найти, — сказала Рейн-Мари, взяв со стола свой айфон. Она задала поиск «одеколон из Кёльна», и тут же появилось изображение голубого с золотом флакона. — Да, это он, — сказала Моника. — Он называется «4711». Я помнила, что число. Тут сказано, что это первый из когда-либо сделанных одеколонов. Ха, может, поэтому Клод им и пользуется. Он любит историю. Как и Арман. Это у них общее. — Oui, — сказала Рейн-Мари. Она положила телефон и подумала: может быть, это единственное, что у них двоих общее. Одеколон был именно тот, который она спрятала в спальне. А теперь она получила подтверждение. Но в процессе выяснения возник еще один, более важный вопрос. Кого они застали в квартире Стивена: Клода Дюссо или Ирену Фонтен? Жан Ги оторвался от ноутбука и подошел к открытому окну. Он осмотрел темную улицу внизу и вдохнул свежий ночной воздух, чтобы прочистить мозги. Чтобы прогнать лишнее и четче увидеть проявляющиеся связи. Таким связующим звеном оказалась охранная фирма «Секюр Форт». Фирма эта принадлежала ГХС Инжиниринг. Она обеспечивала безопасность отеля «Георг V» и почти наверняка «Лютеции». А чего еще? Жан Ги посмотрел на часы. Почти десять. Гамашам он позвонит в половине одиннадцатого. К тому времени их гости, вероятно, уйдут. Он вернулся к ноутбуку и щелкнул по ссылке, присланной генеральным менеджером «Георга V», чтобы выйти на записи камер наблюдения. Их почти наверняка отредактировали сотрудники «Секюр Форт». Чтобы спрятать что-то или кого-то. Но они действовали в спешке и, возможно, что-то все-таки упустили. И действительно, после двадцати пяти минут хождения туда-сюда он кое-что обнаружил. Кое-кого. Не Стивена. Не Александра Френсиса Плесснера. Он увидел зернистое изображение седоволосой элегантной женщины. Она появлялась из-за громадной цветочной композиции. Доля секунды на записи, которую не удалось стереть. Ошибиться было невозможно: Эжени Рокбрюн, президент ГХС, входила вчера днем в отель «Георг V». Она появилась на одно мгновение, и больше ее нигде на записи не было. Она исчезла. Но зачем она приходила и почему ее стерли? Может, это с ней Стивен встречался перед пятничным ужином? Жан Ги встал и прошелся по гостиной, не в силах успокоиться. Что все это значит? Возможно ли, что Стивен сидел напротив нее, смотрел ей в глаза и говорил президенту ГХС, что он знает об их промышленном шпионаже? Не об этом ли он собирался говорить на заседании совета директоров в понедельник? Не поэтому ли они попытались его убить? Этим могла объясняться и недостаточная подготовленность обоих нападений. Приказ был отдан в последнюю минуту. Но что-то пошло не так. Что-то пошло не так для человека, который пережил войну, будучи участником Сопротивления. Который был хитроумным тогда и оставался таким всю жизнь. Почему же сейчас он совершил столь глупую стратегическую ошибку? Фактически подписал себе смертный приговор. Предположительно, он снял номер в отеле, чтобы спрятаться. Зачем же тогда приглашать именно того человека, от которого он прятался? Описав еще один круг по маленькой комнате, Жан Ги снова сел и еще раз просмотрел видео. Вестибюль. Коридор к лифтам. Лифты, включая и служебные. Ничего. Эжени Рокбрюн исчезла. Он расширил поиск. И вот где он нашел ее. В отражении большого подноса в руках официанта. Подноса, отполированного до зеркального блеска. Длительность 2,7 секунды, три гостя в укромном уголке бара «Галерея». Глава ГХС сидела с двумя мужчинами. Со Стивеном Горовицем и Александром Плесснером? Раз за разом Жан Ги просматривал запись, пока не обрел полной уверенности, что узнал одного из людей за столом. За считаные часы до нападения Клод Дюссо, префект Парижской полиции, попивал чаек с Эжени Рокбрюн.