Появляется изображение Имрана. Какое-то поле, лето. Его фото увеличили, обрезав женщину рядом. Он улыбается и счастлив. Дальше этот факт игнорировать и отрицать нельзя. Я убила не того человека. «Он был найден лежащим лицом в глубокой луже, рано утром в субботу. Установлено, что он умер из-за недостатка кислорода в мозгу и тяжелейших травм головы, полученных во время падения. Он вышел на пробежку». Такое чувство, что тело больше мне не принадлежит: рука, держащая тюбик с тушью, стоящие на ковре ноги. Это все мне не принадлежит. Случившееся можно было предотвратить, и это хуже всего. Я всегда думаю, что хуже быть не может, но потом что-то случается – как гнилая сердцевина у луковицы. Кадры сменяются, и теперь на экране женщина, нервно стоящая снаружи белого здания. Не могу понять, где это. «Сейчас мы говорим с сестрой Имрана, Аишей», – говорит репортер. «Примите наши соболезнования по поводу Имрана», – вступает другой корреспондент. Вот они, люди, которых я старалась избежать. «Я была его единственной родней, – осторожно начинает женщина. Она прекрасна: маленькая, с большими глазами, полными губами, опущенными вниз. У нее родинка прямо на щеке, знак красоты. – Наши родители вернулись в Пакистан, здесь остались только мы». Не могу перестать смотреть на эту женщину, чью жизнь я разрушила. Если бы только… Если бы я только могла прикоснуться к ней через телевизор, рассказать, как это произошло, что это моя катастрофическая ошибка. Если бы я позвонила в службу спасения, вытащила его из лужи, объяснилась полиции. Они могли бы меня отпустить. Конечно, они бы так и сделали, если б увидели, что я хороший человек. Но я этого не сделала, и он мертв. И я больше ничего не могу поделать – я снова сбежала от ответственности. На автомате я продолжаю краситься, как робот. За окном мокрый снег кружится вокруг уличных фонарей. Все еще темно. Эдит, как и каждый год, развесила и зажгла гирлянды. Рубен говорит, что это безвкусно, но мне нравится. Она украшает ими парковочные столбики перед домом и еще перила лестницы, ведущей к дверям. Сложно поверить, что жизнь в мире продолжается. Интересно, сколько еще у меня было таких ситуаций «на грани»? Сколько раз мы со смехом переходили улицу и не видели, как через несколько мгновений за нами на огромной скорости машина проносилась? Рубен заходит в спальню с ключами в руке. – Буду поздно, есть одно дело. Он всегда говорит о своей работе загадками, никогда не скажет, что точно он делает. – Хорошо, – отвечаю без всяких эмоций в голосе, и он это замечает. Муж останавливается, держась за дверь и глядя на меня. – С тобой все в порядке? – спрашивает он мягко. – Ты кажешься какой-то… Подавленной, что ли. – Все хорошо, – отвечаю я и одновременно думаю: «Не подходи ближе, не трогай меня, если ты это сделаешь, то я все расскажу». Быстро киваю, глядя в сторону, чтобы не встречаться с ним взглядом. – Эй, – он бросает ключи на кровать и подходит ближе. Одним привычном движением обнимает меня. Упираюсь лбом ему в грудь, его руки обнимают мои плечи. – Джо-Джо? «Это был не Сэдик», – все, о чем я могу думать, пока мужчина, которого я люблю, держит меня в объятиях. Я убила без причины. Мне и раньше было достаточно плохо, но сейчас гораздо хуже: кто-то невинный умер от моей руки. – Что случилось? – спрашивает Рубен. Может быть, я могу… Возможно, он мне поможет. Останется со мной, сделает все лучше. Признание пугающе близко. Отодвигаюсь и смотрю ему в глаза, будто впервые с тех пор, как это случилось. – Ничего, – говорю я печально. – Что тебя тревожит? – эту фразу он произносил много раз и раньше. Продолжаю смотреть на него, он слегка вздергивает брови, как будто поощряя испуганного, робкого годовалого ребенка сделать первые шаги. Улыбается, и эта улыбка только для меня. На душе становится легче, и снова появляются хорошие чувства: надежда, оптимизм, прощение и любовь. – Кое-что произошло в пятницу, – говорю я медленно, удивляясь тому, что собираюсь рассказать, и не могу перестать думать об опьяняющем облегчении от признания. Рубен отходит назад и берет мои руки в свои. – Что именно? Тот мужчина? Я киваю. Начну сначала, подробно расскажу ему о случившемся в баре, а там… А там посмотрим. – Да, вроде как. – Глубоко вздыхаю. Это уже не будет только моим, это будет нашим общим секретом. Он мне поможет. – Я сделала кое-что плохое. Вот оно, мое признание, мое полупризнание. – Что? – мягко спрашивает Рубен. – Все хорошо, говори. – Он… В баре он схватил меня. Я чувствовала его… Я удивилась, когда выступили слезы, они же не из-за произошедшего. Но ведь все связано. – Он схватил меня за задницу. Это было хуже, чем можно себе представить. Я сильно испугалась. – Козел. Мне так жаль, Джо. Ты должна была сказать. – Я знаю, но – но после этого… – Да? – Рубен работает с молодежью и всегда знает, что сказать в нужный момент. Так что он посмотрел прямо мне в глаза и произнес: – Это не твоя вина, ты не сделала ничего плохого. Плохо то, что сделал он: трогал и преследовал тебя. Я снова кивнула, но момент упущен. Не могу рассказать ему. Это была моя вина. Это все моя вина. И вскоре после этого мы расстанемся. Глава 10 Признание – Запись допроса начинается, – говорит детектив-инспектор Лоусон. – Видео включено. Это он предупреждает меня. Вижу свое отражение в объективе видеокамеры. – Вы можете назвать свое имя для записи? – спрашивает Лоусон. Наклоняюсь вперед и отвечаю: – Без комментариев. Я буду делать то, что сказала Сара, чтобы выиграть время и выстроить защиту. Поэтому я не буду оговаривать себя. Лучше вести себя так, как сказала Сара, пока мы не поймем, с чем имеем дело. – Вы можете назвать дату своего рождения? – спрашивает другой детектив, сержант Дэвис. – Без комментариев. – И ваш адрес, пожалуйста, иначе мы вообще не сможем вести допрос. Я кошусь на Сару. Она смотрит сначала на меня, потом на офицеров, а затем снова на меня. Кивает головой один раз. – Без комментариев. – Джоанна, что случилось той ночью? – Без комментариев. – Если вы все объясните, то мы сможем закончить прямо здесь. Освободим вас, вы наконец поспите. Если вы будете сотрудничать, Джоанна, то для вас все будет гораздо проще. – Я…