– Клайд отказывается брать чек, потому что последний у него не приняли. Наличных у меня нет, а пока я не заплачу, Клайд не позволяет забрать остальное сено, – пояснил Гидеон. – Может, ты придумаешь, как быть? Чек не приняли, потому что у нас на счету не было денег. А наличные закончились, так как я расплатилась за необходимые на неделю продукты. Если я выпишу еще один чек, это не сработает. Последние средства я использовала для оплаты услуг ветеринара. Я не знала, на что купить еды для дочери, не то что для слонов. – Клайд, – умоляюще сказала я, – у нас сейчас сложные времена. – Как и у всей страны. – Но мы давно знаем друг друга, – продолжила я. – Вы вели дела с моим мужем не один год, верно? – Да, и он всегда расплачивался со мной. – Фермер нахмурился. – Я не могу отдать вам сено бесплатно. – Да, разумеется. Но я не могу оставить слонов голодными. Я словно вязла в зыбучих песках. Медленно, но верно тонула. Нужно было где-то раздобыть денег, но у меня не хватало на это времени. Исследования давно были отложены в сторону; я неделями не бралась за свои научные заметки. Мне не справиться с финансовыми проблемами, если я не сумею хоть как-то заинтересовать новых спонсоров. Заинтересовать. Я взглянула на Клайда: – Я заплачу вам на десять процентов больше, если вы отдадите мне сено сейчас и позволите расплатиться в следующем месяце. – С какой стати я должен предоставлять вам кредит? – С такой, Клайд, что мы с вами давно сотрудничаем, и сейчас, нравится вам это или нет, но вы просто обязаны пойти нам навстречу. Нам не к кому больше обратиться – хоть заповедник закрывай. Я не удивилась бы, услышав от Клайда в ответ, что ничего он нам не обязан. Однако я рассчитывала на его сострадательность: не захочет же человек в самом деле, чтобы слоны умерли от голода. – Двадцать процентов, – начал торговаться фермер. – Ладно, по рукам. Когда договоренность была достигнута, я забралась в кузов и начала сбрасывать на землю остальное сено. Час спустя Клайд уехал, а я, обессиленная, присела на один из тюков. Гидеон продолжал работать – закидывал тюки друг на друга, чтобы удобнее было их хранить. На меня он даже не смотрел. – И что, – спросила я, – ты так и будешь притворяться, что меня здесь нет? Гидеон не обернулся: – Беру пример с тебя. Ты ведь единолично приняла решение, со мной даже не посоветовалась – ну как же, хозяйка! – А что я, интересно, должна была делать? Если знаешь, скажи: я с удовольствием выслушаю твой совет. Он повернулся ко мне лицом – весь потный, к рукам прилипла сухая трава. – Мне надоело быть для тебя мальчиком на побегушках. Возвращать орхидеи. Добывать сено за бесплатно. Превращать, мать твою, воду в вино! Что дальше, Элис? – По-твоему, я не должна была платить ветеринару, когда Сирах заболела? – Я не знаю, – резко бросил он. – И вообще, мне плевать! Он прошел мимо меня. Я встала и, утерев глаза рукой, кинулась вслед за ним с криком: – Ах вот как, плевать?! Зря я попросила тебя о помощи! Думаешь, мне все это очень нравится? Я меньше всего хочу руководить заповедником. Ломать голову над тем, где брать деньги на кормежку слонов, с каких доходов платить вам зарплату и как избежать банкротства. Гидеон остановился у выхода из сарая и обернулся. Его силуэт, подсвеченный сзади, четко вырисовался в дверном проеме. – Тогда чего же ты хочешь, Элис? Когда кто-нибудь в последний раз задавал мне этот вопрос? – Я хочу быть ученым. Хочу рассказать всему миру, что слоны умеют думать и чувствовать. Он двинулся ко мне и поинтересовался: – А еще чего? – Я хочу, чтобы Дженна была счастлива. Гидеон сделал еще шаг. Теперь он был так близко, что я почувствовала, как его вопрос словно бы коснулся моей шеи, и вся кожа откликнулась на него неслышным звоном. – И это все? Я, вообще-то, не робкого десятка. Я не испугалась разъяренного слона. Я рискнула, прислушавшись к собственной интуиции, покинуть Африку и начать жизнь с чистого листа в Нью-Гэмпшире. Но сейчас, решившись открыть Гидеону правду, я, пожалуй, совершила самый отважный поступок за всю свою жизнь. Глядя ему прямо в глаза, я прошептала: – Нет, не все. И я сама тоже хочу быть счастливой. И вот уже мы переваливаемся через неровные ступеньки из тюков сена и падаем в соломенное гнездо на полу сарая. Руки Гидеона путаются в моих волосах, блуждают под одеждой; мои вздохи смешиваются с его дыханием. Наши тела превратились в неизведанные ландшафты, в географические карты, которые воспламенялись под нашими ладонями в тех местах, где мы прикасались друг к другу. Когда Гидеон вошел в меня, я поняла: отныне мы двое всегда будем идти одним путем. Потом мы разомкнули объятия; сено расцарапало мне спину, одежда была непонятно где. Я решила, что надо хоть что-нибудь сказать, но Гидеон воспротивился, приложив палец к моим губам: – Не надо, Элис. Пожалуйста, не говори ничего. Он перевернулся на спину. Моя голова лежала на его руке, как раз в том месте, где бьется пульс. Я слышала каждый удар его сердца. – Когда я был маленьким, – вдруг произнес он, – дядя подарил мне фигурку одного персонажа из «Звездных войн». С автографом самого Джорджа Лукаса. Она была запечатана в коробку. Мне было тогда лет шесть или семь, точно не помню. Дядя велел мне не вынимать игрушку из упаковки. Тогда через много лет, пояснил он, эта фигурка будет дорого стоить. Я приподняла подбородок, чтобы видеть Гидеона. – Ты достал ее из коробки? – Черт побери, конечно! Я прыснула со смеху: – Ну вот, а я-то думала, ты сейчас скажешь, что она так и стоит у тебя где-нибудь на полке. И ты хочешь продать ее, чтобы заплатить за сено. – Прости. Я был ребенком. А кто в детстве станет играть с игрушкой в коробке? – Теперь он улыбался уже не так широко. – Я потихонечку вынимал ее, когда никто не видел. С этой фигуркой Люка Скайуокера я играл каждый день. Люк ходил со мной в школу, купался в ванной. Я любил эту игрушку. Может, вынутая из коробки, она и не слишком много стоила, но для меня это был целый мир. Я понимала, о чем он говорит: да, за коллекционную фигурку с ненарушенной упаковкой можно выручить приличные деньги, но моменты счастья, которые благодаря ей удалось заполучить украдкой, просто бесценны. Гидеон усмехнулся и заключил: – Я очень рад, что снял тебя с полки, Элис. Я стукнула его по руке: – Ты говоришь обо мне, как о даме на балу, оставшейся без кавалера. – Ну, если туфелька подойдет… Я забралась на него сверху: – Хватит болтать! Он поцеловал меня и сказал, снова обвивая руками: – А я уж боялся, что этого никогда не будет. Звезды подмигивали нам, когда мы вышли из сарая. В волосах у меня застряли соломинки, ноги были грязные. Гидеон выглядел не лучше. Он сел на квадроцикл, а я устроилась позади, прижалась щекой к его спине и ощутила на ней свой запах. – Что мы скажем? – спросила я. Он оглянулся через плечо: – Ничего, – и завел мотор. Сперва Гидеон остановился у своего коттеджа и слез с квадроцикла. Свет в доме не горел. Грейс все еще была с Дженной. Он не рискнул прикоснуться ко мне здесь, на открытом месте, вместо этого лишь пристально посмотрел и спросил: – Ну что, до завтра? Это могло означать что угодно. Допустим, мы договаривались о перемещении слонов, уборке в сараях, ремонте грузовика. Но на самом деле Гидеон интересовался, не буду ли я впредь избегать его, как раньше. Повторится ли то, что случилось сегодня между нами. – До завтра, – ответила я.