Размышляя таким образом, я приехала в заповедник. Оставила машину у нашего коттеджа, внесла в дом спящую Дженну и положила ее на диван, а потом вернулась, чтобы прикрыть дверь, которую оставила незапертой. Когда Томас обхватил меня сзади, я вскрикнула: – Ой, напугал! – И повернулась в кольце из его рук, чтобы взглянуть мужу в лицо. – Я думал, ты меня бросила. Забрала Дженну, уехала и больше не вернешься. – Ну что ты, я никогда так не сделаю, – поклялась я и провела рукой по его волосам. Он поцеловал меня, и в этом поцелуе ощущалось отчаяние человека, хватающегося за соломинку. Он поцеловал меня, и я поверила, что с ним все будет хорошо. Поверила, что, может быть, мне вообще не придется звонить доктору Тибодо, что с этого момента маятник состояния Томаса начнет возвращаться к центру. Я сказала себе, что способна поверить в это, пусть даже такой вариант маловероятен, а мои надежды абсолютно беспочвенны, не осознавая, как сильно зависит моя любовь к Томасу от того, придет ли он в норму. Да, кстати, рассуждая о памяти, Томас не учел один важный нюанс. Это не видеозапись, не бесстрастный отчет о событиях. Память субъективна, это ваше личное осмысление и восприятие того, что произошло. Не имеет значения, насколько это соответствует истине; главное – почему это значимо для вас. Несколько месяцев казалось, что жизнь в заповеднике наладилась. Маура совершала долгие прогулки, уходя все дальше от могилы своего детеныша, однако каждый вечер возвращалась к ней и устраивалась там на ночлег. Томас снова начал работать у себя в кабинете, сооружение смотровой площадки было отложено. Мы заперли чердачное помещение на замок и загородили вход, словно в деревню призраков. Неожиданно пришли деньги, полученные по гранту, заявку на который Томас отправил много месяцев назад, и это дало нам возможность вздохнуть немного свободнее. Теперь не было нужды постоянно думать о том, из каких средств выплатить зарплату сотрудникам и на что купить продукты. Я начала сравнивать свои записи о том, как грустила Маура, с заметками о других слонихах, потерявших детенышей. Часами я бродила с Дженной по заповеднику, очень медленно, приноравливаясь к скорости только что начавшего ходить ребенка, показывала ей полевые цветы, бабочек и объясняла, какого они цвета, чтобы научить малышку новым словам. Мы с Томасом постоянно спорили, не опасно ли девочке находиться в вольерах со слонами. Мне нравились эти перепалки: они были простыми и разумными. Однажды день выдался необычайно жарким, из тех, когда хочется спрятаться в тень и ничего не делать. Грейс присматривала за Дженной, а я в азиатском сарае промывала хобот Дионне. Мы приучили слонов к этой процедуре, чтобы брать у них анализы на туберкулез: наполняли шприц солевым раствором, выпускали его в ноздрю слонихи и заставляли ее задирать хобот как можно выше. Потом надевали на него огромный пластиковый пакет на молнии, и, когда хобот опускался, жидкость вытекала туда. Взятый на анализ образец помещали в контейнер и отправляли в лабораторию. Некоторые слонихи ненавидели эту процедуру. Однако с Дионной осложнений обычно не возникало. Поэтому, вероятно, я ослабила бдительность и не заметила, как в сарай вошел Томас. Он схватил меня за шею и оттащил от слонихи, чтобы она не могла достать нас сквозь металлические планки стойла. – Кто такой Тибодо? – заорал он и ударил меня головой о металл так сильно, что в глазах потемнело. Честное слово, поначалу я даже не сообразила, о чем речь. – Ти-бо-до, – повторил муж. – Только не говори, что не знаешь такого. Его визитка лежала у тебя в бумажнике. – Рука Томаса тисками сжалась вокруг моего горла, в легких стало горячо, как в печке, и я вцепилась в его пальцы, в запястье, а он поднес маленький белый прямоугольник к моим глазам. – Что, попалась? Сквозь мушки в глазах я с трудом разглядела логотип дартмутской больницы и вспомнила врача, который дал мне свою визитную карточку. – Ты хочешь упечь меня в психушку, хочешь украсть результаты моих исследований, присвоить их, – одно за другим бросал мне обвинения Томас. – Наверное, уже связалась с Нью-Йоркским университетом и попросила кредит? Но прикол в том, Элис, что у тебя нет кода для звонка на горячую линию для соискателей, а потому тебя мигом разоблачат как самозванку… Дионна ревела и билась о стенки стойла. Я пыталась объясниться с мужем, хоть что-то сказать в ответ. Но Томас еще сильнее ударил меня о металлические планки. В глазах потемнело, и я начала задыхаться. А потом вдруг появились воздух и свет. Я упала на бетонный пол, жадно хватая ртом воздух; грудь горела огнем. Перекатившись на бок, я увидела Гидеона, который нанес Томасу мощный удар в челюсть; тот запрокинул голову, изо рта и носа хлынула кровь. Поспешно вскочив, я выбежала из сарая. Далеко мне уйти не удалось – подкосились ноги, но, к своему удивлению, я не упала, а оказалась в руках у Гидеона. Он смотрел на мое горло, трогал красное ожерелье, оставшееся у меня на шее от хватки Томаса. Он был так нежен, пальцы касались больного места, как шелк, и внутри у меня словно бы лопнула струна. Оттолкнув своего спасителя, я крикнула: – Я не просила у тебя помощи! Он, удивленный, отпустил меня. Нетвердо держась на ногах, я пошла к нашему коттеджу, избегая того места, куда, как мне было известно, Грейс повела Дженну купаться, и сразу направилась в кабинет Томаса, где он проводил время, заполняя бухгалтерские документы и внося новые данные в папки с информацией о наших слонихах. На столе лежала книга, куда мы записывали расходы и доходы. Я села и пролистала первые несколько страниц – там были сведения о доставке сена и оплате услуг ветеринара, счета из лаборатории и контракты на закупку продуктов. Потом я перешла в конец. С14H19NO4C18H16N6S2C16H21NO2C3H6N2O2C189H285N55O57S. С14H19NO4C18H16N6S2C16H21NO2C3H6N2O2C189H285N55O57S. С14H19NO4C18H16N6S2C16H21NO2C3H6N2O2C189H285N55O57S. С14H19NO4C18H16N6S2C16H21NO2C3H6N2O2C189H285N55O57S. Я положила голову на стол и зарыдала. Обмотав вокруг шеи голубой шарф, я пошла посидеть с Маурой у могилы слоненка. Я пробыла там, может быть, час, когда появился Томас. Он пришел пешком и остановился по другую сторону изгороди, держа руки в карманах. – Я хотел сказать тебе, что ненадолго уезжаю. В одно место, где уже был раньше. Там мне помогут. Не глядя на мужа, я ответила: – Разумное решение. – Я оставил адрес и телефон на кухонном столе. Но тебе не позволят говорить со мной. Потому что… в общем, у них так принято. Едва ли у меня возникнет нужда звонить Томасу. Мы и так уже, считай, сами управлялись с заповедником, когда он находился здесь. – Скажи Дженне… – Он покачал головой. – Нет. Ничего не говори ей, кроме того, что я люблю ее. – Томас сделал шаг вперед. – Я понимаю, что мои слова ничего не стоят, но все равно прости меня. Я не виноват… Просто я сейчас – это не я. Слабое извинение. Но другого у меня нет. Я не смотрела ему вслед. Просто сидела, крепко обхватив руками колени. Маура, стоявшая в двадцати футах от меня, подняла сосновую ветку с кисточкой игл на конце и начала подметать землю перед собой. Позанимавшись этим несколько минут, слониха пошла прочь от могилы. Отойдя немного, она обернулась и посмотрела на меня, потом сделала еще несколько шагов, замерла, подождала. Я встала и двинулась за ней. Было жарко и влажно, одежда липла к телу. Я не могла говорить, так сильно болело горло. Концы шарфа, как крылья бабочки, трепыхались у меня на плечах под горячим дыханием ветра. Маура шла медленно и явно знала, куда идет, – оказалось, к загородке из колючей проволоки. Остановившись у нее, слониха с тоской уставилась на пруд, находившийся по другую сторону. У меня не было ни перчаток, ни инструментов – ничего, чтобы отключить электричество от изгороди. Однако я ногтями вскрыла ящик с батарейками и отсоединила их. Потребовалось приложить все имевшиеся у меня силы, чтобы распутать проволоку, которой несколько недель назад я затянула импровизированные ворота. Пустяки, что я изранила руки, а пальцы стали липкими от крови. Оттащив загородку в сторону, я освободила проход для Мауры. Она им воспользовалась, но у кромки воды остановилась. Неужели мы напрасно прошли весь этот путь? – Давай! Вперед! – хрипло прошептала я и, скинув обувь, ступила в воду. Она была холодная и чистая, восхитительно свежая. Рубашка и шарф пристали к телу, а шорты раздулись вокруг бедер. Я нырнула в глубину, сняла резинку с завязанных в хвост волос и всплыла на поверхность, бултыхая в воде ногами, чтобы удержаться на плаву. Потом слегка обрызгала Мауру. Она попятилась, но тут же опустила хобот, набрала в него воды и окатила мою голову мощной струей, как душем. Выходка слонихи казалась такой продуманной и неожиданно игривой после долгих недель отчаяния, что я громко рассмеялась. Смех был не мой, а какой-то совсем чужой – хриплый и надрывный, но радостный. Маура осторожно вошла в воду, легла на левый бок, потом перекатилась на правый и снова обрызгала меня. Это напомнило мне, как в Ботсване мы с Томасом наблюдали за резвящимся в пруду слоновьим семейством. Тогда я думала, что моя жизнь сложится иначе. Я следила за Маурой, а та плескалась и кружилась, поддерживаемая водой, словно сбросила оковы, тяготившие ее в последнее время, и я – очень медленно и постепенно – тоже позволила себе расслабиться: легла на воду и ощутила невесомость. – Она играет, – сказал Гидеон с дальнего берега пруда. – Значит, боль отпускает ее. А я и не заметила, что за нами, оказывается, наблюдали. Нужно было извиниться перед Гидеоном. Помощи я у него не просила, это верно, из чего, однако, вовсе не следует, что спасать меня было не нужно. А вообще получилось очень глупо, взрослые люди так себя не ведут. Оставив Мауру развлекаться самостоятельно, я переплыла пруд и вышла на берег. И вот я стояла перед Гидеоном, не зная, что сказать, а вода стекала с меня ручьями. Помявшись немного, я выдавила из себя: – Извини, я не должна была так говорить. – Как ты? – спросил Гидеон, и было ясно, что это не дежурный вопрос, а он действительно за меня переживает. – Я… – Пауза. Что ответить? «Испытываю облегчение?» «Нервничаю?» «Мне страшно?» Я улыбнулась и сказала: – Да вот, вся промокла. Гидеон заулыбался, оценив шутку, и развел руками: – Полотенца у меня нет. – Я сама не знала, что полезу купаться. Мауру нужно было немного расшевелить. Он посмотрел мне в глаза: – Или ей просто нужно было знать, что рядом кто-то есть. Я не отрывала от него взгляда, пока Маура не обдала нас обоих мелкой водяной пылью, а потом добавила заряд помощнее. Гидеон пугливо отскочил в сторону от холодной струи, а для меня это было как крещение, начало новой жизни. Вечером я провела общее собрание – сообщила Невви, Грейс и Гидеону, что Томас отправился на поиски инвесторов и некоторое время проведет за границей, так что нам придется управляться в заповеднике без него. Могу поклясться, они мне не поверили, но сжалились надо мной и притворились, что приняли мои слова за чистую монету. На обед я дала Дженне мороженое и уложила ее спать в свою постель. Потом зашла в ванную и размотала с шеи шарф, высохший и смятый тонкими складками после купания с Маурой. Горло кольцом охватывала полоса из отпечатков пальцев, темных, как жемчужины Южного моря. Синяк – память тела о том, как плохо с ним обошлись. Я тихо прокралась по коридору на кухню и нашла оставленную Томасом на столе записку: «МОРГАН-ХАУС, СТОУ, ШТАТ ВЕРМОНТ. ТЕЛЕФОН: 802–555-68–68», – вывел он своим четким и ровным, как по линейке, почерком. Взяв трубку, я набрала номер. Мне не хотелось разговаривать с Томасом, но нужно было удостовериться, что муж благополучно добрался до места и с ним все хорошо. Набранный вами номер не обслуживается. Пожалуйста, проверьте правильность номера и повторите набор. Я так и сделала. После чего села за компьютер в кабинете Томаса и поискала в Интернете больницу Морган-Хаус, но там обнаружились только профессиональный игрок в покер с таким именем в Лас-Вегасе да приют для беременных девушек-подростков в Юте. Но ни одного медицинского заведения с подобным названием не существовало. Верджил