– Да, разумеется есть, как же иначе. Мне показалось, что тут кроется какая-то тайна, которой я пока не понимаю, как не поняла молчаливого разговора с Дионной. Поехала ли Грейс сюда за матерью? Или за мужем? Она хорошо справлялась с работой, но то же самое можно сказать о многих людях, которые исправно выполняют свои обязанности, не получая при этом никакого удовольствия от того, чем занимаются. Грейс действовала с удивительной ловкостью и проворством; я наверняка лишь мешала ей. Чего только не было среди продуктов: зелень, репчатый лук, сладкий картофель, белокочанная капуста, брокколи, морковь, различные зерновые. Некоторым слонам нужно было добавлять к рациону витамин «Е»; другим – яблоки с вырезанными сердцевинами, куда вкладывали лекарства, замазывая полости сверху арахисовым маслом. Мы составили бадейки с едой в багажник квадроцикла и отправились искать слонов, чтобы те могли позавтракать. Ориентируясь на оставленные животными кучи помета, мы примечали сломанные ветки и отпечатки ступней в грязи, пытаясь разгадать, куда переместились слоны с тех мест, где их видели вчера вечером. Если утро выдавалось прохладное, как сегодня, они обычно поднимались на возвышенные места. Первыми мы обнаружили Дионну, которая ушла из сарая, как только мы занялись приготовлением еды, и ее лучшую подругу Олив. Она была крепче и толще, хотя Дионна превосходила ее ростом. Уши Олив висели мягкими складками, как бархатные занавески. Слонихи стояли рядом, держась друг за дружку хоботами, как маленькие девочки, которые гуляют, взявшись за руки. Я затаила дыхание и на какое-то время позабыла обо всем на свете, пока не почувствовала на себе взгляд Грейс. – Вы такая же, как Гидеон и моя мать, – сказала она. – Это у вас в крови. Слоны, должно быть, привыкли к машинам, но для меня было удивительно находиться так близко к животным. Тем временем Грейс сняла с багажника два контейнера и вывалила их содержимое на землю двумя кучками, футах в двадцати друг от друга. Дионна сразу подхватила хоботом тыкву, целиком засунула ее в рот и мигом сжевала. Олив ела со смаком: брала из своей кучки то одно, то другое и каждый съеденный фрукт или овощ перемежала пучком сена, чтобы освежить вкусовые ощущения. Мы продолжили увлекательное занятие – выслеживание слонов. Я познакомилась с каждым поименно, приметив, у какого животного имелись разрывы на ушах, кто из них прихрамывал от полученных прежде травм, кто был пуглив, а кто дружелюбен. Они сбились в группы по двое-трое и напоминали мне женщин из «Общества красных шляпок», которых я однажды видела Йоханнесбурге, – пожилых активисток, продолжающих вести деятельный и независимый образ жизни. Когда мы приблизились к вольеру африканской слонихи, я заметила, что Грейс сбавила скорость и, остановив квадроцикл рядом с воротами, не спешит слезать с него. – Не люблю заходить туда, – призналась она. – Обычно вместо меня это делает Гидеон. Хестер такая задира. Я поняла чувства Грейс, когда через мгновение из лесу, тряся головой и хлопая массивными ушами, вышла Хестер. Она затрубила так громко, что у меня волоски на руках встали дыбом, но я тут же невольно улыбнулась – такое поведение было для меня привычным – и предложила: – Давайте я сделаю это за вас. На лице у Грейс отобразился испуг пополам с изумлением, как будто я собиралась войти в клетку с тигром. – Доктор Меткалф убьет меня, если узнает. Это же опасно. – Ни малейшей опасности нет, – заверила я ее. – Я привыкла иметь дело с африканскими слонами. И, чтобы Грейс не успела остановить меня, я лихо соскочила с квадроцикла и втащила через воротца в вольер бадью с едой для Хестер. Слониха задрала вверх хобот и громко затрубила. Потом подняла с земли ветку и швырнула ее в меня. – Ты промахнулась, подруга, – сказала я, уперев руки в бедра, и вернулась к квадроциклу за тюком сена. Если перечислять причины, почему я не должна была этого делать, то их наберется немало. Я не знала эту слониху и не представляла, как она реагирует на чужаков. Томас не давал мне разрешения. И разумеется, в моем положении не следовало таскать тяжести, поскольку это могло спровоцировать выкидыш. Но, помимо всего этого, я знала, что нельзя проявлять страх, а потому, когда Хестер двинулась на меня, несшую сено, топая ногами и поднимая тучи пыли, я не отступила. Вдруг я услышала громкий крик, потом кто-то приподнял меня и выставил за ворота в изгороди. – Боже! – произнес рядом какой-то мужчина. – Вам что, жить надоело? При звуке этого голоса Хестер подняла голову, после чего спокойно склонилась над едой, как будто за мгновение до этого вовсе не пыталась напугать меня до смерти. Я заерзала, пробуя высвободиться из железного захвата незнакомца, который изумленно смотрел на сидевшую на квадроцикле Грейс, продолжая держать меня в тисках. – Вы кто? – спросил он. – Элис, – сдавленным голосом ответила я. – Приятно познакомиться. Не могли бы вы уже отпустить меня? Он выполнил просьбу и поинтересовался: – Вы идиотка? Это же африканский слон. – Я не идиотка, а кандидат наук. И изучаю, между прочим, африканских слонов. Мужчина был высоченный, широкоплечий, с кожей кофейного цвета и глазами такими черными, что, взглянув в них, я почувствовала, что словно бы теряю равновесие. – Но вы не изучали Хестер, – буркнул он себе под нос. Вот так произошло мое знакомство с Гидеоном. Он был по крайней мере лет на десять старше своей жены, которой едва перевалило за двадцать. Подойдя к квадроциклу, супруг сердито спросил Грейс: – Почему ты не связалась со мной по рации? – Ты не пришел забрать бадью для Хестер, и я решила, что тебе некогда. – Она приподнялась на цыпочки и обвила руками шею Гидеона. Обнимая Грейс, он постоянно через плечо поглядывал на меня, будто пытался решить: идиотка я все-таки или нет? Ноги Грейс оторвались от земли. Разумеется, причиной была разница в росте, но выглядело это так, словно она висит на краю скалы. Когда я вернулась в главный офис заповедника, Томаса не было – он уехал в город, чтобы договориться о доставке на трейлере нового слона. Его отсутствия я почти не заметила: зачарованно бродила по заповеднику и изучала то, чего не могла наблюдать в дикой природе. Прежде мне редко приходилось видеть азиатских слонов, поэтому никак нельзя было упустить эту возможность. Есть такая старая шутка: «Какова разница между африканским и индийским слоном? Три тысячи миль». Но местные обитатели действительно отличались от своих африканских собратьев, к которым я привыкла: были спокойнее, неторопливее, реже прибегали к демонстративному поведению. Это заставило меня задуматься о том, можно ли считать их, подобно людям, представителями двух различных культур. Ну разве не любопытно, что слоны тоже соответствуют распространенным стереотипам: в Азии скорее встретишь человека, который, проявляя вежливость, отводит взгляд; в Африке же голова встречного будет гордо приподнята, а взгляд направлен прямо вам в глаза, но это не проявление агрессии – просто здесь так принято. Сирах только что вошла в пруд; она ударяла по воде хоботом, чтобы брызги летели на подруг. На берегу поднялся визг и гомон, после чего еще одна слониха осторожно спустилась вниз по склону в воду. – Они как будто сплетничают, правда? – раздался чей-то голос у меня за спиной. – Я всегда надеюсь, что они говорят не обо мне. По внешности женщины было трудно определить ее возраст: светлые волосы заплетены в косу, а кожа такая гладкая, что я даже позавидовала. Широкие плечи и рельефные, как канаты, мышцы. Помню, мама говорила: если хочешь определить возраст актрисы, не важно, сколько раз она делала подтяжку лица, смотри на ее руки. У этой женщины руки были морщинистые, грубые, и она держала в них целую охапку мусора. – Давайте я вам помогу, – предложила я, забирая у нее тыквенные и арбузные корки и шелуху от кукурузы; пройдя вслед за этой женщиной к мусорному ведру, я выбросила все это и вытерла руки о край рубашки. – Вы, должно быть, Невви. – А вы, стало быть, Элис Кингстон. Позади нас животные катались в воде и издавали звуки, которые звучали нежной музыкой в сравнении с голосами африканских слонов, которые я так хорошо знала. – Эти три слонихи такие болтушки, – сказала Невви, – все время разговаривают. Если Ванда спускается с холма пожевать травы и скрывается из виду, а через пять минут возвращается, остальные две встречают ее так, будто не видели долгие годы. – А вы знаете, что в фильме «Парк юрского периода» для озвучки тираннозавра использовали голос африканского слона? Невви покачала головой: – Впервые слышу. А я ведь считала себя экспертом по слонам. – Вы и есть эксперт, разве нет? – возразила я. – Вы же работали в цирке? Она кивнула: – Мне приятно говорить, что, когда Томас Меткалф спас своего первого слона, он спас и меня тоже. Мне хотелось больше узнать о Томасе. Хотелось услышать, что у него доброе сердце, что он спас кого-то, находившегося в критической ситуации, что я могу положиться на него. Я стремилась найти в нем все те черты, которые любая женщина мечтает обнаружить у отца своего ребенка. – Первым слоном, которого я увидела, была Вимпи. Бродячий цирк, в котором она выступала, каждый год приезжал в маленький городок в Джорджии, где я выросла. О, Вимпи была просто восхитительной! Необычайно умная, она любила играть и с людьми прекрасно ладила. Она родила двух слонят, которых тоже приняли в труппу. Она так гордилась своими детьми, а уж как о них заботилась. Все это меня ничуть не удивило: я уже давно поняла, что слонихи-матери дадут сто очков вперед женщинам. – Именно благодаря Вимпи я захотела работать с животными. Еще подростком устроилась уборщицей в зоопарк, а окончив школу, стала заниматься дрессировкой. В другом семейном цирке, в Теннесси. Я начала с собак, затем переключилась на пони, а уж потом выступала со слонихой, ее звали Урсула. Я проработала там целых пятнадцать лет. – Невви сложила на груди руки. – Но потом цирк обанкротился, и я перешла в другую бродячую труппу – «Шоу братьев Бастион». В их цирке было два слона, которых объявили опасными. Первое время я и сама их побаивалась. Можете себе представить, как я удивилась, когда познакомилась с животными поближе и в одном из них узнала Вимпи – ту самую слониху, которую видела в детстве. Вероятно, в какой-то момент ее продали братьям Бастион. – Невви тяжело вздохнула и покачала головой. – Я бы никогда не догадалась, что это она: закованная в цепи, мрачная, агрессивная. Вторым «опасным» слоном был ее детеныш. Беднягу держали в загоне из колючей проволоки под напряжением напротив трейлера, где жила Вимпи. На концах бивней у него были надеты маленькие металлические чашки. Я прежде такого никогда не видела. Оказалось, что слоненок хотел быть с мамой и все время рвал колючую проволоку, чтобы добраться до нее. И вот один из братьев Бастион нашел выход – додумался приделать эти чашки на бивни слоненка и прикрутить их проволокой к металлической пластинке у него во рту. Каждый раз, как малыш пытался разорвать бивнями колючую проволоку, чтобы пробиться к матери, он получал удар током. Разумеется, всякий раз он визжал от боли, а бедная Вимпи видела все это и слышала. – Невви посмотрела на меня. – Слон не может совершить самоубийство. Но я уверена, что Вимпи изо всех сил пыталась сделать это. В природе слониха не расстается со своим сыном, пока ему не исполнится лет десять или даже тринадцать. Быть насильно разлученной с детенышем, видеть, как он страдает, и не иметь возможности ничего сделать… Я вспомнила о Лорато, которая бежала вниз по холму, чтобы защитить умирающего Кеноси. И инстинктивно сложила руки на животе. – Я молилась о чуде, – продолжала Невви, – и однажды приехал Томас Меткалф. Братья Бастион мечтали избавиться от Вимпи: они решили, что она все равно скоро умрет, а раз у них теперь появился слоненок, то слониха была им больше не нужна. Томас продал машину, чтобы нанять трейлер для перевозки Вимпи на север. Она стала первой обитательницей нашего заповедника. – Я думала, первой была Сирах. – Ну, можно и так сказать, – кивнула Невви, – потому что Вимпи умерла через два дня после приезда сюда. Спасать ее было уже поздно. Мне отрадно думать, что по крайней мере в момент смерти она знала, что находится в безопасности. – А что с ее детенышем? – У нас нет возможности держать здесь слона. – Неужели вы не следили за его судьбой? – Сейчас этот слоненок наверняка уже стал взрослым слоном, – ответила Невви. – К сожалению, система несовершенна. Но мы делаем, что можем. Я посмотрела на Ванду, которая осторожно трогала кончиком хобота воду, пока Сирах терпеливо ждала ее, пуская пузыри. Наконец Ванда тоже вошла в пруд, мазнув по поверхности хоботом и подняв стену брызг. – Томас должен знать, – через мгновение сказала Невви. – О чем? Лицо ее ничего не выражало. – О ребенке, – ответила она, подняла ведро с очистками и с невозмутимым видом пошла вверх по холму в сад. Я в оцепенении смотрела ей вслед, но потом сообразила, что она говорила вовсе не о моем ребенке, а о детеныше Вимпи.