– Ты смеешься? Мы просто играли в прятки. – Со слонами? – Говоря это, мама медленно двигалась, чтобы встать между Маурой и отцом: надо было дать ему возможность спокойно подняться на ноги. – Разумеется нет. С Дженной. А потом Маура вдруг возникла из ниоткуда и ударила меня. – Он потер щеку. – Наверное, подумала, что ты угрожаешь Дженне. – Мама нахмурилась. – С какой стати вы вообще вздумали играть в вольере у Мауры? – Но ведь она должна была находиться в сарае, ей же собирались осматривать стопы. – Нет, там сейчас только Хестер. – Но так говорилось в объявлении, которое повесил на доске Гидеон… – Маура не захотела заходить внутрь… – И как, интересно, я должен был об этом догадаться? Мама продолжала успокаивать Мауру, пока та наконец не отошла на достаточное расстояние, подозрительно косясь на моего отца. – Эта слониха терпеть не может всех, кроме тебя, Элис, – буркнул он. – Неправда. Ей явно нравится Дженна. Маура заурчала в ответ и подошла ближе к краю деревьев, чтобы чего-нибудь пожевать. Мама взяла меня на руки. От нее пахло дыней, наверное, она подкармливала Хестер в сарае, пока слонихе отмачивали, скребли и смазывали мазью от трещин подушечки стоп. – Ругаешь меня за то, что я беру Дженну с собой в вольеры, а сам выбрал такое странное место для игр. – Но здесь же не должно было быть слонов… Ладно, проехали. Тебя все равно не переспоришь. – Отец приложил руку к голове и поморщился. – Дай посмотрю, что там у тебя, – предложила мать. – Через полчаса я встречаюсь с инвестором. Буду объяснять ему, что заповедник рядом с населенным пунктом – это нормально, никакой опасности животные не представляют. А у самого под глазом фонарь, который поставила слониха. Мать пересадила меня на бедро и потрогала папино лицо, мягко нажимая пальцами на припухшее место. В такие моменты мы казались не надкушенным пирогом, а единым целым, и я блаженствовала. – Ты еще дешево отделался, – сказала мама, прислоняясь к плечу отца. – Могло быть гораздо хуже. Я видела и чувствовала, как он размяк. Когда мы наблюдали за животными в природе, мама всегда старалась обратить мое внимание на важные детали в их поведении: едва заметное движение тела, смещение плеч, которое показывает, что невидимая стена страха пала. – Серьезно? – тихо спросил отец. – В каком смысле? Мать улыбнулась ему в ответ и пояснила: – Ты мог получить затрещину от меня. Уже десять минут я сижу на столе в смотровой и наблюдаю за брачными играми двух особей: потрепанного, насквозь проспиртованного Самца средних лет и грациозной гиперсексуальной Самки в самом соку. Вот мои ученые записки. Самец весь в напряжении, будто его загнали в угол. Он сидит и нервно постукивает носком ботинка по полу, потом встает и начинает расхаживать по комнате. Сегодня, в предвкушении встречи с Самкой, он постарался привести себя в надлежащий вид. Наконец она заходит, одетая в белый лабораторный халат и густо накрашенная. От нее пахнет, как от пробника с духами, вклеенного в страницу модного журнала; амбре просто валит с ног, и вам хочется зашвырнуть «глянец» в другой конец комнаты, даже если в этом случае вы не узнаете «Десять вещей, которых парни хотят в постели» или «Что сводит с ума Дженнифер Лоуренс». Самка – крашеная блондинка с черными у корней волосами, и кто-то просто обязан намекнуть ей, что ее задница в юбке-карандаше не становится более привлекательной. Самец делает первый шаг. Он улыбается, используя в качестве оружия ямочки на щеках, и говорит: – Ах, Лулу, как давно мы не виделись! Но Самка тут же осаживает его: – И кто в этом виноват, Виктор? – Знаю-знаю. Можешь хорошенько наподдать мне, если хочешь. Атмосфера слегка разряжается. – Это приглашение? – Самка улыбается и показывает зубы: ну и оскал! – Осторожнее, ты играешь с огнем, – говорит Самец. – Насколько мне помнится, ты способен легко потушить пожар. Разве нет? Сидя на своем наблюдательном пункте, я закатываю глаза. Если отношения мужчин и женщин строятся на одних лишь грязных намеках, то сама я как-нибудь обойдусь без этого. Да еще вдобавок придется все время думать о контрацепции. Нет уж, благодарю покорно: пожалуй, лучше вплоть до наступления менопаузы вообще избегать свиданий. У особей женского пола интуиция развита лучше, и Самка, в отличие от Самца, даже с другого конца комнаты своими внутренними радарами улавливает мое скептическое настроение. – Не знала, Виктор, что у тебя есть дети. – Дети? – Верджил смотрит на меня так, будто я – раздавленный жук на подошве ботинка. – А, нет, это не моя дочь. Хотя, вообще-то, я ради нее сюда и пришел. Надо же было такое ляпнуть! Даже мне ясно: этого лучше было не говорить. Самка поджимает накрашенные губы. – Тогда не отвлекайся на меня. Верджил усмехается, бросает на Самку зазывный взгляд, и я вижу, как она – в буквальном смысле слова – начинает истекать слюной. – Ну почему, Талула, – говорит он, – мне бы как раз и хотелось заняться именно этим. Но ты же понимаешь, клиент прежде всего. Тут у Самки звонит мобильник, она смотрит на высветившийся на экране номер и вздыхает: – Господи, как не вовремя! Я сейчас вернусь. Лаборантка выходит из смотровой, хлопнув дверью. Верджил заскакивает на металлический стол рядом со мной и проводит рукой по лицу: – Видишь, на какие жертвы приходится идти ради дела? Я в полном недоумении. – Хотите сказать, что на самом деле она вам не нравится? – Талула? Боже, нет, конечно! Она раньше была моим дантистом, а потом сменила работу и стала делать анализы ДНК. Видя ее, каждый раз вспоминаю, как она соскребала камни с моих зубов. Уж лучше встречаться с морским огурцом. – Эти иглокожие выпускают наружу желудок, когда едят, – замечаю я. Верджил задумывается. – Однажды я сдуру пригласил Талулу на ужин. Повторюсь, уж лучше было позвать на свидание морской огурец. – Тогда почему вы ведете себя так, будто хотите, чтобы она вам дала? Глаза у него лезут на лоб. – Ты не должна так говорить. Это очень грубо. – Поскакала на надувном пони. – Я ухмыляюсь. – Впустила вас в свою пещерку… – Что, черт подери, творится с нынешними детьми?! – бормочет Верджил. – Ах, всему виной мое воспитание. Мне так не хватало родительской опеки. – Ты считаешь меня отвратительным, потому что я то и дело прикладываюсь к бутылке? – Во-первых, если быть точным, вы не прикладываетесь к бутылке, а вообще от нее не отрываетесь. А во-вторых, мне противно, что вы морочите голову Талуле, которая явно рассчитывает на продолжение. – Но это же в интересах расследования, – оправдывается Верджил. – Ты хочешь узнать, действительно ли рыжий волос, обнаруженный на теле Невви Руэль, принадлежал твоей матери, так? Тогда у нас есть два варианта. Мы можем либо попробовать убедить кого-нибудь из полицейского управления провести экспертизу в государственной лаборатории, да только нам все равно откажут, потому что дело давно закрыто, а у них там и так очередь на год вперед… либо попытаться сделать анализ в частной лаборатории. – Он выразительно смотрит на меня. – Бесплатно. – Ах вот оно что! Ну, если в интересах расследования, тогда другое дело. – Я театрально округляю глаза, изображая из себя девочку-ромашечку. – Можете записать презервативы на мой счет. А то вдруг потом выяснится, что ваша подружка беременна. У меня, знаете ли, и без того проблем хватает. Верджил хмурит брови: – Я не собираюсь спать с Талулой или даже приглашать ее на ужин. Просто сделаю так, чтобы она подумала, будто все это входит в мои намерения. Тогда Лулу возьмет мазок у тебя изо рта и сделает анализ быстро и бесплатно. Я таращусь на него, пораженная столь смелым планом. Может, в конце концов Верджил окажется неплохим сыщиком, раз способен на такие уловки? И советую: – Скажите Лулу, когда она появится: «Моя благодарность не будет иметь границ, в разумных пределах». Это можно трактовать как угодно. Верджил усмехается: – Спасибо, я как-нибудь и сам справлюсь.