– Мне идет, правда? Закнафейн фыркнул, вздохнул и со скептическим видом покачал головой, но затем снизошел: – Все лучше, чем эти дурацкие волосы. Усевшись за столик, он спросил с таким лицом, словно эта мысль только что пришла ему в голову: – Можно? – Я приберег этот самый стул для тебя, – гостеприимно ответил Джарлакс и ослепительно улыбнулся. Закнафейн снова вздохнул. – Хотя я не был уверен, что ты вернешься сюда, – продолжал Джарлакс. – Ты проводил своих хафлингов? – Да, я привел их в один из верхних туннелей, в конце которого виднелся солнечный свет. Джарлакс с удивлением посмотрел на друга и лукаво улыбнулся. – Но почему ты вернулся? Вопрос, судя по всему, застиг Закнафейна врасплох, и он, немного запинаясь, пробормотал: – А куда мне еще было идти? Джарлакс лишь кивнул и оставил этот вопрос без ответа. Он рад был снова видеть мастера оружия. И в то же время он был немного разочарован. * * * Вопрос Джарлакса вертелся в голове у Закнафейна, пока он шел в Дом До’Урден, и еще много дней после возвращения. Он увидел лучи солнца, которое освещало Верхний Мир, и, хотя свет этот был неприятен для его глаз, знакомых лишь с тусклым свечением лишайников и полумраком Подземья, чужой мир манил его к себе. Да, ему приходила в голову мысль добраться до конца туннеля, выйти на поверхность, оставить Мензоберранзан далеко позади – навсегда. Но как бы приняли его там, где обитали многочисленные эльфы, где ни одна раса не питала любви к дроу? И еще он знал, что Мэлис пришла бы за ним при поддержке Правящего Совета, потому что такую ересь – отступничество – не стали бы терпеть в обществе фанатиков Ллос. Закнафейн вернулся в Мензоберранзан, не будучи уверенным в правильности своего выбора. И еще он знал: это путешествие было его последним шансом покинуть мир дроу. Он боялся, что будет сожалеть о принятом решении всю оставшуюся жизнь. Этот страх имел под собой реальные основания. Часть 4 Самоотверженность? Где заканчивается отдельная личность и начинается нечто иное – сообщество? На первый взгляд может показаться, что это простой вопрос, ответ на который очевиден, но со временем я понял, что это одна из самых сложных проблем. И самая неотложная – я должен решить ее немедленно, если хочу найти истинный смысл собственной жизни. Кроме того, если взглянуть шире, этот вопрос определяет сущность, характер общества, а возможно, и саму длительность его существования – так или иначе. Если бы я шел по дороге и увидел тонущего в пруду эльфа, человека, дворфа, дроу и у меня с собой имелась бы веревка, разумеется, я бросил бы ее несчастному и вытащил бы его на берег. Но это не самоотверженный поступок. Возможно, меня назвали бы героем за спасение утопающего. Но это не героический поступок. Нет, это просто поступок, которого ожидаешь от существа, достойного жить в цивилизованном обществе. Любой, кто не остановится, чтобы помочь утопающему в подобной ситуации, заслуживает по меньшей мере осуждения и изгнания из этого общества. Если бы я шел по дороге и увидел существо, тонущее в пруду, но при себе у меня не было бы веревки, я прыгнул бы в воду, поплыл и попытался бы спасти утопающего. Это поступок более самоотверженный, он подразумевают некоторую, хотя и небольшую, опасность для спасателя. Сделался бы я героем в таком случае или нет? Некоторые назвали бы меня героем, но для меня это слово не имело бы никакого значения. Потому что я сделал бы в этом случае только то, чего ожидаю от своего ближнего – если окажусь на месте утопающего. Вот что делает общество сильнее индивидуума. Предположим, человек, дроу, дворф или хафлинг тонет в озере, в котором, как всем известно, водятся хищные панцирные рыбы. Предположим, на него даже напало такое существо. Предположим, что озеро кишит ими, что голодные зубастые твари плавают вокруг. В какой момент моя попытка спасти утопающего становится героической? В какой момент мои действия дают мне полное право называться героем? И в какой момент я запрещу своим ближним прыгать в смертоносное озеро, кишащее хищными рыбами, чтобы попытаться меня спасти? А я уверен в том, что такой момент наступит. Есть точка, в которой ответственность перед собой перевешивает, и должна перевесить, ответственность перед обществом. Но где она находится? Думаю, немногие специально задумывались над этой дилеммой, но с подобным вопросом каждому из нас приходится сталкиваться в жизни постоянно, каждый день. Где заканчивается ответственность перед самим собой и начинается более широкая, глобальная ответственность перед обществом? Допустим, я – ловкий охотник, мне сопутствует удача, и я наполнил кладовые запасами на зиму. Правильно ли, справедливо ли будет, если я позволю своим соседям голодать? Поделившись с соседями, я получу лишь скудное питание, проведу зиму, полную лишений, но благополучно доживу до весны. Разумеется, мой долг – спасти от голодной смерти неудачливого охотника! Меня удивляет, сколько людей и других разумных существ, встреченных мною, ответили бы «нет» на этот вопрос. Они сказали бы, что не стоит терпеть резь в животе ради спасения жизни соседа, они оправдали бы себя за такое решение, обвинив неловкого охотника в его неудачах. Я снова привожу крайность в качестве примера, но этот пример все же близок к повседневной жизни, к ежедневному выбору, с которым мы сталкиваемся в реальности, к выбору, который является ничуть не менее важным. В чем заключается твоя ответственность, помимо ответственности за собственную жизнь? Перед спутником жизни, перед детьми, братьями, родителями, более дальними родственниками, соседями, незнакомцами? Мне кажется, ответы на эти вопросы определяют тебя как личность больше, чем какие-либо другие твои поступки. Законы королевства или другого государства пытаются очертить четкие рамки ответственности в повседневной жизни своих граждан. Например, в поселении Одинокий Лес, входящем в союз Десяти Городов, удачливый охотник обязан делиться со всеми согражданами пищей один раз в день, а избыток также делится поровну между всеми жителями Одинокого Леса. Но в Дуган Холе, тоже одном из Десяти Городов Долины Ледяного Ветра, те, кому не удалось запасти провизию на зиму, обречены голодать. А те, кто сумел настрелять достаточно дичи и наловить рыбы, будут защищать свою добычу ценой собственной жизни, даже если запасы их слишком велики и большая часть продуктов испортится к тому моменту, когда в тундру придет весна. Никто из жителей Дуган Хола не пытается изменить эти обычаи, не пытается преобразовать жестокие нравы людей, оправдывающих первобытный «закон джунглей». Разумеется, есть люди в Брин-Шандере, главном из Десяти Городов, которые приветствовали бы перемены, поскольку голодающие обитатели селений, расположенных по берегам озера Красные Воды, неизбежно ищут помощи у ворот столицы. Я предпочитаю Одинокий Лес, как и мои друзья, потому что теперь помощь ближнему приносит мне больше всего удовлетворения, а значит, это почти эгоизм! В Брин-Шандере живет одна старая женщина, которая подбирает бездомных кошек и собак и приводит к себе домой. Она посвящает им свои дни, кормит, стрижет, ласкает, дрессирует своих зверей и неустанно пытается найти им новых хозяев среди жителей города. Она настолько предана своему делу, что ест очень мало и почти не спит. Однажды я спросил ее, неужели она готова пожертвовать лишним часом сна для того, чтобы отправиться искать пропавшего кота. – За каждый час, который я отдаю отдыху, может умереть беззащитное, ни в чем не повинное маленькое существо, – сказала она мне. Люди Брин-Шандера считают ее сумасшедшей; честно говоря, сначала я сам сомневался в том, что она адекватно воспринимает реальность и правильно расставляет приоритеты. До того дня, пока не поговорил с ней; но теперь я считаю ее одним из самых разумных, добрых и самоотверженных людей, с которыми я имел удовольствие познакомиться. Тепло ее сердца тронуло меня, и я понял, что она улыбается искренне. Для нее, слабой, больной, бедной старой женщины, забота о бездомных животных – призвание, цель жизни, способ сделать этот мир лучше. Никогда я не встречал аристократов, которые улыбались бы так искренне, как она. И теперь я вижу себя в некотором роде похожим на ту старую женщину, особенно после обучения в монастыре. Самыми серьезными уроками, полученными в общине монахов, было, во-первых, осознание того, как мало мне в действительности нужно, и, во-вторых, новый образ мыслей, который позволяет избежать ловушек алчности, склонности к приобретению и накоплению богатств. Богач думает, что владеет своими богатствами, в то время как сам принадлежит им. Богатая женщина может вызвать у кого-то зависть, но, в то время как зависть окружающих приносит ей удовлетворение, эта демонстрация богатства вызывает ожесточение близких. Некоторые люди измеряют богатство в золоте. Другие измеряют его в слезах родных и близких, пролитых на похоронах. Я отлично понимаю и с презрением осознаю, что мои взгляды разделяют не все мои знакомые – о, это далеко не так. Дуган Хол – весьма популярное место. Дома, опустевшие в результате бегства от суровых законов, вскоре снова заполнятся людьми, которые будут ворчать из-за высоких налогов и десятины, людьми, готовыми начать войну с любым, кто потребует у них хотя бы одну медную монету. «Если ты не можешь раздобыть себе пропитание, значит, ты не имеешь права жить», – таково всеобщее кредо. Так говорят жители этого города, да и всех поселений вокруг озера Красные Воды. Таков «этический спектр» разумных существ – от полного эгоизма до полной самоотверженности. Мой друг Бренор – один из богатейших королей этой области. Родственные общины дворфов, от Долины Ледяного Ветра до Серебристых Болот и Гаунтлгрима в холмах Крагс, после окончания войн оказались обладателями несметных сокровищ и огромной власти. Сокровищнице самого Бренора могут позавидовать самые высокопоставленные лорды Глубоководья.