До чего же кайфово не ехать в автобусе! Таксист довез нас за двадцать минут, я расплатился сотенными, и только когда машина покатила прочь, Наташка перевела дыхание и спросила, наклоняя голову: — Посмотри, я не поседела? Я развел свои волосы в стороны. — Нет, а я? Мы двинулись к подъезду, поднялись по лестнице, вошли в квартиру, и только там Наташка спросила: — Сколько же мы заработали? — Чистыми сто тридцать семь. Наташка открыла рот и оцепенела, не веря своим ушам. Икнула, но отмерла, только когда я протянул ей четыре тысячи. — Вот твоя зарплата. Еще остались две пачки кофе, продашь — купишь себе ботинки или что ты хотела. Но дешевле двенадцати не толкай, не сбивай мне цену. Сестра уставилась на зарплату, поджала губы и… ушла в спальню, чтобы я не видел ее слез. Расчувствовалась. Но через пять минут она уже скакала козой и строила далеко идущие планы. Я глянул на часы: было без пяти пять, и вместо того, чтобы поесть, завалился спать, поставив будильник на полседьмого. Полтора часа вожделенного отдыха, а завтра — снова бешеный забег. Чуть свет нужно к бабушке — скакать по дереву с сачком, срывать им абрикосы, потому что первыми созревают те, что высоко, а их иначе не достать. Потом — снова двое суток в поезде, и выходной не взять, потому что все быстро завертелось, и со дня на день могут понадобиться деньги. Перед тем, как вырубиться, я подозвал Наташку и попросил: — Ната, поклянись, что ни одной живой душе ты не расскажешь, сколько мы заработали и еще заработаем. Наверное, ты уже поняла почему. Веди себя скромно. Если кто-то спросит, откуда та или другая вещь, говори, что дед или бабушка купили. — Но это ж мамины деньги… Мы не можем их тратить. — Такими темпами мы все проблемы решим за месяц, а потом… Она вздохнула. Как же ей хотелось наконец похвастаться хоть чем-то! Показать, что она круче Лялиной, которую одаривает отец. А нельзя. — Ладно, — кивнула Наташа. — Клянись. — Клянусь. Если спросят — богатый московский дед подарил. Поняла. Хорошо. Теперь можно вздремнуть, хоть час сна урвать. Но в голове вертелась мысль, что нужно и Бориса убедить не трепаться. Вот только как, когда дети — находка для шпиона? Хочешь узнать, чем живет семья — сходи в школу и поговори с детьми. В этот раз просыпаться было проще. Десять часов прошло с момента, как я приехал, а кажется — два дня. Я переоделся в спортивный костюм, проверил боксерские перчатки, которые принес отец — как раз на наш возраст. Вспомнилось, что Рамиль Меликов грушу обещал. Следом вспомнился Паруйр-панда. Смог бы я ему навалять, если бы возникла необходимость? Возможно, я-то помнил, что надо делать, вот только тело не имеет мышечной памяти. Пора его учить. — А где Боря? — спросил я у Наташки, входя на кухню. — Мишка за ним зашел. Гуляют где-то. По-быстрому я сделал бутерброд с колбасой, съел, запивая компотом. Зачерпнул черешню и только на улице вспомнил о подарках. Пришлось возвращаться. Сунувшись под ванную, я распотрошил схрон, набрал жвачек, побросал в рюкзак сникерсы. Встречай, детвора, дед Мороз пришел! Наташка не шла — летела низко над землей, окрыленная то ли зарплатой, то ли перспективами. А я все не мог поверить, что жизнь налаживается. Маму прооперируют, вот тогда и выдохну. Лягу на берегу и буду сутки пускать пузыри. Энергия в Наташке так и бурлила, она убегала вперед, не замечая того, дожидалась меня, мы некоторое время шли вместе, потом она снова убегала. На базу мы с Наташей пришли без пяти семь. Все уже собрались, даже Борис появился — думал, он прогуляет. Не было только Алисы. Наташа ошиблась насчет ее любви ко мне, я не сработал магнитом. Друзья бросились пожимать мне руку, даже свой парень Гаечка. Сжав ее ладонь, я спросил: — Ты не знаешь, почему нет Алисы? Девушка вырвала руку, словно я сказал что-то оскорбительное, и резко ответила: — Мы не особо дружим. Ходила, перестала… бывает. Сломалась, тяжело ведь. — Мне она показалась заинтересованной, — разделил мои опасения Илья. — Не подумал бы, что она бросит тренировки. — Маньяк, — вспомнила враз побледневшая Наташка и передернула плечами. — Ну что сразу маньяк, — сказал Илья. — Вдруг она просто заболела? Наташка задумалась, вперившись в пустоту, обхватила себя руками и пробормотала: — Давайте к ней сходим, узнаем? — Она обратилась к Гаечке: — Саш, ты знаешь, где она живет? — Тут в общаге. У нее на двери нет номера. Да болеет она просто, ничего страшного! Я решил разрядить напряжение, расстегнул рюкзак, сперва выложил две пары боксерских перчаток — парни сразу забыли про маньяка, принялись их примерять. Затем я каждому, включая Наташку и Бориса, выдал по «Сникерсу». Остался только тот, что был для Алисы. Когда волна восторга схлынула, все получили по «Терминатору» и забыли про Алису, но я напомнил: — Давайте сейчас позанимаемся, а потом зайдем к Алисе? В море окунемся — и к ней? Все равно почти по пути. Глава 24 Непутевая мать Помнится, кто-то из знакомых, обчитавшийся в девяностые «Спид-Инфо», говорил, что вода забирает негатив. Типа разозлился — помойся. Расстроился — помойся. Вот если устал — помойся, согласен. Вот так нырнул в море после тяжелого рабочего дня — и чистый кайф! Кажется, что жизнь наладилась. Нырнуть. Еще раз нырнуть, кувыркнуться под водой, плеснуть ногой и смотреть, как, золотые в свете заката, вверх всплывают пузыри. И нет круговерти перед глазами — сумок, людей, купюр, красно-белых пачек кофе. И не болеет мама опасным недугом. И не пропала соседская девочка. И не надо мне все это разруливать. В этот самый момент — не надо, а потому хочется его длить, длить и длить. Взрослый — это не про тело, а про состояние души и умение брать ответственность. Последний нырок — и на берег, сохнуть. Лечь на камни, которые еще хранят тепло уходящего дня, и наслаждаться минутами ничегонеделанья. Ха! Когда только попал сюда, в прошлое, думал вкусить беззаботной жизни. Но взрослость не дала. Рядом опустился на корточки Илья, и я заметил чуть в стороне стопы Гаечки. — Кто пойдет к Алисе? — спросил друг. — Я бы сходил. — И я, — вызвалась Наташка и обратилась к Гаечке: — Саша, ты с нами? Это же ты ее привела. — Пойду конечно, — согласилась Гаечка. — Может, вы поссорились, и она теперь боится? — предположила Наташка. Я перевернулся на спину, чтобы видеть лица. Гаечка выглядела виноватой. Похоже — да, таки они с Алисой поссорились. А мы сразу — маньяк. — Ну, такое. Она ко мне в гости пришла, и у мамы сережки пропали… Я и подумала на нее, все ж знают, что она воровала. Но матери я ничего не сказала, сама попыталась разобраться. — Ты ее побила? — скорее констатировал, чем спросил Чабанов, перебирающий гальку. — Нет. Ничего ж не доказано. Но хотелось, да. А оказалось, мать сама их заныкала, а потом нашла. Но я извинилась! И Лиса вроде простила. Это три дня назад было. — Ты ее видела после этого? — уточнил я, Гаечка помотала головой. — Ну вот пойдем и все выясним. — У нее мать такая дура, — поморщилась Гайка и поделилась тем, о чем я молчал: — Прикиньте, она хахалей водит и пока то-самое, — она потерла ладонями и покраснела. — Ну, вы поняли… Боря захихикал и получил затрещину от Наташки. Гаечка продолжила: — Короче, мать ее из дома выгоняет. Я потому Лису и привела, что жалко девку. — Ты правильно все сделала, Саша. — Я встал. — Ну что, переодеваемся и — к Алисе? К ней мы выдвинулись всей толпой. Она жила в той самой страшной общаге, возле которой на пустыре я разобрался с Русей. Впереди всех шел Рамиль, обернулся и сказал: — Мы ж команда, да? А давайте, там, цепи возьмем, биту, да? Чтоб боялись. — Не, Рам, мы ж не гопота и не бандиты, — осадил его Илья.