Соня так и не смогла избавиться от школьной привычки делать далеко не краткие пометки и записи на полях своих книг. – Многое узнал о тебе. – Что ты имеешь в виду? – Соню немного задело, что Джеймс изучал метки, которые она оставила в книге. Чувствовался в этом какой-то нездоровый интерес. – Почему ты не прочел всю книгу целиком? – Потому что хотел прочесть только те кусочки, которые ты выделила. Подумал, так будет быстрее. Голос Джеймса зазвучал воинственно, и Соня поняла, что дело идет к ссоре. Полдюжины бокалов вина, которые он употребил в тот вечер, послужили дополнением к выпитому за обедом, и Соня почувствовала, что перепалки не избежать. Ее сердце тяжело забилось. Губы Джеймса казались синюшными от выпитого кларета, и она впервые заметила, насколько темными были его зубы, словно он ел ежевику. – У меня и мыслишка соответствующая мелькнула: а не закрутила ли и ты роман на стороне? Уж больно тебя занимало, как та женщина, Сара Майлз, проворачивала свои дела. – Джеймс! Что за возмутительные обвинения! И ты делаешь их из-за нескольких подчеркнутых в какой-то книге абзацев? – Да, это бы объяснило, почему ты украдкой сбегаешь на свои так называемые уроки танцев и где ты провела прошлую неделю! – Мы с Мэгги ездили в Испанию – на ее тридцатипятилетие! – запротестовала Соня. – Да знаю я про вашу солнечную Испанию, – желчно заметил он. – Тебе пришла открытка от какого-то грязного даго[26]. Тут Джеймс поднялся на ноги, пошатываясь, направился к кухонному буфету, на который они всегда складывали свежую почту, и взял открытку. На ней была изображена Альгамбра. – «Дорогая Соня, – прочел он вслух. – С вами было приятно беседовать. Если вы когда-нибудь снова окажетесь в Гранаде, – заглядывайте в гости. Мигель». Весточка была отправлена на адрес гостиницы, а оттуда уже переслана Соне. Милый знак внимания со стороны старика. Интересно, откуда он узнал, как ее зовут. Джеймс протянул открытку Соне так, словно она жгла ему пальцы. – Полагаю, она от официанта, с которым я несколько раз побеседовала, – пояснила она, забирая почтовую карточку. – Видимо, его зовут Мигель. – Да уж надо думать, – с издевкой фыркнул Джеймс. – Я каждое утро заходила в его кафе. Он рассказал мне кое-что об истории Гранады, – оправдывалась Соня. – Понятно, – проговорил Джеймс, откидываясь на спинку стула и выливая остатки вина из бутылки себе в бокал, а потом уничижительно добавил: – Официант, значит. – Но тебя-то это никаким боком не должно задевать. Да он самый настоящий старик, Джеймс! – И ты надеешься, что я в это поверю? Вправду надеешься? Ради всего святого, Соня, я же не идиот. Он наклонился к ней и выкрикнул последние слова прямо в лицо. Она почувствовала, как капля его красной от выпитого вина слюны попала ей на губы, и ее захлестнуло отвращение. Соня не желала ввязываться в этот спор, но последнее слово должно было остаться за ней. – А я вот в этом не уверена, – сказала она и, развернувшись на каблуках, вышла из комнаты. Их недоеденный ужин так и остался на столе. Ту ночь, как и все последующие, Соня провела в гостевой комнате. Джеймс по-прежнему чуть свет уходил на работу, а возвращался, когда она уже легла спать. «Даже странно, – подумалось Соне, – как, оказывается, легко жить с кем-то в одном доме и никогда с ним не пересекаться. Интересно, сколько еще это может продолжаться?» Даже если выяснения отношений между ними было не избежать, она бы никогда не подумала, что к нему подтолкнет прихрамывающий пожилой мужчина, живущий от них за тысячу миль. Это-то и стало для нее сюрпризом. Глава 9 В следующий вторник Соня снова отправилась в Клэпем на урок танцев. После возвращения они с Мэгги пару раз разговаривали, и она рассчитывала, что увидится там со своей подругой. После впечатляющей танцевальной школы в Гранаде с полудюжиной классов и вестибюлем, украшенным памятной символикой, студия в Южном Лондоне выглядела серенько. Однако имелось у этих двух заведений и нечто общее: сильный запах сырости, затхлый воздух, но и, несмотря на них, некая искрящаяся энергетика, под очарование которой попадало большинство тех, кто перешагивал их порог. У руководителей обеих школ были заботы поважнее, чем покраска стен и ремонт светильников. Все их мысли занимал прежде всего танец. Соня слегка удивилась, когда подруга не пришла, но урок быстро захватил все ее внимание. После минувшей насыщенной танцами недели получаться у нее стало заметно лучше, и в конце занятия Хуан Карлос сказал ей, что она слишком далеко продвинулась, чтобы обучаться с новичками. Не хотелось бы Соне перейти в следующий по уровню класс? – С удовольствием. А когда он проходит? – По пятницам, в восемь, – ответил он. Она чувствовала себя воодушевленной и польщенной, но вместе с тем сознавала, что такой поворот может стать для Джеймса последней каплей. Тяжело сглотнув, утвердительно кивнула. – Тогда до пятницы, – улыбнулся ей учитель. Соня с Джеймсом вот уже несколько дней не разговаривали. Она не была настолько наивной, чтобы ожидать от него извинений, в особенности если он все еще считал, что она завела курортный роман с отправителем открытки, но все-таки отчаянно надеялась на потепление в их отношениях. В его твердой уверенности в собственной правоте и нежелании принимать любую отличную от своей точку зрения не было ничего нового, однако в прошлом она всегда сама делала первый шаг к примирению. Она знала, что брак – это поиски компромиссов, но неверие Джеймса ее злило, и это внутреннее чувство придавало ей сил впервые задуматься о возможной жизни без этого мужчины, без того, кто подавлял ее на протяжении последних семи лет. Соня понимала, что ее хождение на уроки танцев по пятницам вряд ли посодействует их примирению. Вся их светская жизнь строилась вокруг этого дня: на следующее утро Джеймсу не надо было вставать ни свет ни заря, да и на выходные народ еще не успел разъехаться. Именно в пятницу вечером устраивались званые ужины, хотя в тот момент с трудом можно было представить, как они будут дальше изображать счастливую супружескую пару, есть в чужих домах с лучших сервизов и судачить о ценах на недвижимость на юго-западе Лондона. Удобного случая переговорить с Джеймсом так и не представилось. Когда он наконец заявился домой, она уже видела десятый сон. На следующий день Соня позвонила Мэгги и призвала подругу к ответу: – Тебя почему вчера на уроке не было? – Давай не сейчас, расскажу, когда встретимся за бокальчиком, – загадочно ответила та. – В половине девятого в «Грейпс»? В тот вечер Мэгги интересовала всего одна тема для обсуждения, и стоило подруге появиться в дверях, Соня тотчас поняла какая. Мэгги прямо-таки светилась довольством. Когда она видела подругу в последний раз, в ее глазах стояли слезы. Сегодня они сияли от радости. – Ну так что там у тебя стряслось? – выжидающе спросила Соня. Она уже купила бутылку вина и теперь налила бокал Мэгги, та тут же подняла его и чокнулась с Соней. – Ну… В субботу звонил Пако. Вроде как у него в тот вечер сломалась машина, и он не смог добраться до клуба… И мобильный у него не ловил. Он так каялся, так извинялся. Сильно-сильно. – Ну и хорошо. И правильно, учитывая, как ты тогда из-за него расстроилась. – Только это еще не все. Он хочет, чтобы я снова приехала – и на этот раз остановилась у него. Соня помедлила. Хоть она и знала, что Мэгги при принятии решений здравый смысл в расчет никогда не брала, все-таки чувствовала, что порою к нему воззвать не помешает, осмотрительность проявить опять же, и эта задача выпадала именно ей, Соне. – Ты и в самом деле думаешь, что это хорошая мысль? Мэгги посмотрела на подругу с некоторым недоумением. – Ни одного веского довода, почему не стоит ехать, мне в голову не приходит, – сказала она. – Вообще-то говоря, я подумываю над тем, чтобы все бросить и перебраться туда насовсем. Давненько уже подумываю. – А как же Кэнди? – Кэнди хочет съехаться с приятелями из художественного училища, так что сильно по мне скучать не будет. – А что с работой? – Я – свободный художник. Могу хоть завтра все свернуть. Да и жизнь в Испании удивительно дешевая. А у меня и кое-какие накопления имеются. – По мне, слишком быстро все происходит. – Да, но, Соня, давай уж начистоту. Что я теряю? Мэгги была права. Жизнь ее не имела четких границ. В то время как Соня была связана по рукам и ногам, Мэгги здесь почти ничего не держало. Финансовых обязательств она не имела, да и дочь ее уже была вполне самостоятельной. – Даже если с Пако не сложится, – размышляла она, покручивая бокал с вином, – я хотя бы буду жить в стране, которую люблю. С точки зрения Сони, причин отговорить Мэгги от поездки было всего две: во-первых, она будет скучать по подруге, а во-вторых, она сомневалась в искренности испанца. Соня умолчала об обеих. К концу вечера выяснилось, что Мэгги уже забронировала билет на самолет. Это лишний раз подтвердило смутные подозрения Сони: ее мнение ровным счетом никого не интересовало. Мэгги была настолько увлечена своими радужными планами, что Соне только к концу вечера удалось рассказать ей о своих неприятностях с Джеймсом. – Значит, вы поругались почти сразу, как ты вернулась домой? Из-за пометок в книжке? И он решил, что ты закрутила интрижку с каким-то официантом? – Если в двух словах, – смущенно подтвердила Соня. – Цирк, да и только. Ну идиот же, в самом деле, не в обиду тебе будет сказано. – Да я и не обижаюсь. Не то чтобы ты раньше скрывала, какого о нем мнения, – засмеялась Соня. – Ну и что ты решила с занятиями по пятницам? – допытывалась Мэгги, словно только это ее и интересовало. – С ужасом представляю, как скажу ему об этом. Но я просто не могу на них не пойти. Не отказываться же мне вообще от танцев, правда? – Нет, конечно. Я позвоню тебе на следующей неделе и рассчитываю услышать, что ты приняла верное решение. Подруги прикончили бутылку вина и доели скромную порцию отличных оливок, которые заказали в память о своей поездке в Испанию.