«Когда в нашей школе нужно было найти нового директора, то преподаватель английского сказала мне, что на собеседование пригласили троих “девчонок” и одного мужчину, – рассказала Грейси. – Угадайте, кто получил должность – девушка или мужчина?» Мужчины в нашей стране до сих пор занимают руководящие должности. Женщины в Америке не могут получить доступ к власти, соперничать с кем-то и при этом вызывать симпатию окружающих, потому что они никогда не застрахованы от комментариев по поводу своей внешности или манеры одеваться. В 2018 году Всемирная организация здравоохранения и Школа общественного здравоохранения им. Джона Хопкинса-Блумберга провела исследование в пятнадцати странах (включая Соединенные Штаты, Бельгию, Кению, Китай и Индию), в ходе которого был определен общий стереотип: девушки слабые, а парни сильные. Выяснилось, что девочки усваивают это убеждение в десятилетнем возрасте. Им это внушают родители, сверстники и учителя. В силу этого глубоко укоренившегося убеждения мужчинам предоставлено больше свободы, а женщины склонны подчиняться в большей степени. В целом девочкам внушают, что они хрупкие и уязвимые и что они должны защищать свое тело. Девочек учат опасаться мальчиков, а тех воспитывают как агрессоров. И эти убеждения потом начинают сами собой воплощаться в жизнь. Но не все новости такие плохие. В 1950-е годы женщины стали ходить на работу, а не сидеть дома, но выбор такой работы для них был ограниченным. В 1994-м у многих женщин появились профессии, но мужчины по-прежнему были на руководящих должностях. Сегодня гораздо больше женщин, а не мужчин занимают высокие должности в разных профессиональных сферах, например в области юриспруденции, в образовании и медицине, и мы до некоторой степени достигли равенства в области профессий. Но женщинам до сих пор не выплачивают равной с мужчинами заработной платы за одну и ту же работу, и существует тенденция оставлять женщин на уровне среднего менеджмента. Мужчины главенствуют в политике и других профессиональных областях, требующих высокого уровня образованности, в академической и деловой сферах американской жизни. На протяжении предыдущего столетия сам феминизм стал утрачивать значимость и популярность. В 1959 году феминистками считались женщины, которые жили давно, например такие суфражистки, как Элизабет Кеди Стентон. Но в конце 1960-х годов современный феминизм стал говорить устами таких женщин, как Глория Стейнем, Глория Уоткинс, известная под псевдонимом Белл Хукс, и Сьюзен Гриффин. К 1978 году в Университете Небраски читали курсы по феминизму, женской психологии и гендерным ролям мужчин и женщин. В 1994-м называть себя феминисткой стало непрестижно. С легкой руки телеведущего Раша Лимбо и его команды 1990-е стали именовать эпохой так называемых «феминацисток». В нашей культуре десятилетиями феминисток представляли как мужененавистниц, уродливых и агрессивных женщин. Кому же захочется принадлежать к группе людей, которых считают такими? В наши дни, как сообщается в результатах исследования «Генфорвард», 22 % девушек-подростков считают себя феминистками и практически все девушки заявляют, что они отчасти феминистки[13]. Женские марши, которые последовали за инаугурацией Дональда Трампа, возродили чувство солидарности с другими женщинами. Большинство девушек решительно говорят «нет» сексуальным домогательствам и жестко закрепленным в культуре гендерным ролям. Кампания #MeToo вдохновила женщин и девушек на защиту собственных прав и всех, кто подвергся домогательствам или стал жертвой сексуальных преступлений. Многие родители поддерживают девушек в стремлении быть сильными и решительными. Они понимают, с какими трудностями сталкиваются сегодня их дети, и у них больше возможности оказать на них влияние по сравнению с тем, что было в 1944 году. Многие семьи в полном составе принимали участие в «Маршах женщин» во время инаугурации Трампа. Независимо от расовой принадлежности, места проживания или социального и экономического статуса матери и отцы хотели помочь своим дочерям понять, кто они такие на самом деле, и гордо нести это понимание по жизни. Глава 3. Размышления о развитии Шарлотта, 15 лет Дождь стучал по стеклу у меня в кабинете и скатывался по оконным рамам, а Роб и Сью рассказывали о дочери, и вид у них был измученный. Шарлотте было пятнадцать, но выглядела она гораздо старше из-за густого слоя косметики и платья в обтяжку. На лице у нее застыло жесткое выражение, которое мне всегда кажется таким отталкивающим, особенно если появляется в столь юном возрасте. Сью связывает проблемы Шарлотты со своим разводом, который случился, когда дочери было три года. Шарлотта не скучала по отцу, который был запойным алкоголиком, но она скучала по маме, потому что сразу же после развода Сью устроилась на полный рабочий день в мини-маркет. Сью уставилась на свои пальцы, желтые от никотина, и сказала: «После развода мне стало не хватать всего: времени, денег, терпения. Я думаю, это плохо отразилось на Шарлотте». Пока Сью говорила, Шарлотта сидела, сжав губы, так что ее рот напоминал четкую тонкую линию. Роб сменил тему: «Мы со Сью познакомились в группе для одиноких и встречались десять месяцев. Мы поженились, когда Шарлотте было восемь. Она была как цветочек, такая милая». «С Шарлоттой было все в порядке, пока она не перешла в старшие классы, и тут все стремительно пошло наперекосяк, – продолжала Сью. – Она стала такая вредная. Стала курить и одеваться, как шлюха. Убегала из дома и напивалась с друзьями». «Не только у нее проблемы, – сказал Роб. – У трех ее подруг уже родились дети. У нас в городке тысяча жителей и три алкомаркета. Детям нечем заняться, кроме как безобразничать». Сью добавила: «Мы не держали ее в строгости. Роб постоянно ездит в другой город, где работает менеджером в магазине, а я управляю мини-маркетом шесть дней в неделю». Шарлотта безобразничала всеми способами, доступными пятнадцатилетней девушке. Она завалила экзамены за девятый класс. Она курила, пила виски и пробовала травку. У нее был парень старше ее. Она почти не разговаривала с родителями и впадала в ярость, когда они хотели как-то оградить ее от неприятностей. Месяц назад, когда они стали настойчиво требовать, чтобы она проверилась на алкоголь и наркотики, Шарлотта сбежала из дома. Три недели подряд Роб и Сью волновались, думая, что ее похитили или убили. Сью сказала: «Вы и представить не можете, какой это ужас, когда твоя дочь колесит автостопом по стране». Потом Шарлотта позвонила из Сиэтла и сказала, что хочет вернуться домой. У нее был испуганный голос, и она обещала, что выполнит все, что ей скажут родители. И тогда они записались на прием к психотерапевту. Я спросила у Шарлотты, согласна ли она немного поработать со мной. Она с преувеличенной злобой вздрогнула всем телом. Но в течение следующих нескольких месяцев мы с ней смогли добиться некоторых результатов. Когда она училась в начальной школе, с ней все было в порядке. Она играла в бейсбол каждое лето, пока не закончилось финансирование детской городской команды и ее не закрыли. Шарлотте нравилось приходить в мини-маркет, пить диетическое корневое пиво и читать журналы. Она была счастлива, когда Роб стал ее отцом. Он брал девочку в походы и купил ей новый велосипед. С ним мама стала смеяться. Но в подростковом возрасте все изменилось. Сначала все было так, как обычно это бывает: ссоры с девочками, издевательства мальчишек. У нее рано сформировалась грудь, и мальчишки вечно пытались к ней прижаться, хватали ее сзади и обзывали. Она весила больше, чем одноклассницы, и волновалась из-за этого. Она купила таблетки для похудания и стала быстро терять вес. Шарлотте нравилось ощущение легкости и полета, которое она испытывала, принимая эти таблетки. Она украла пачку сигарет «Вирджиния Слимс» из мини-маркета. Робу и Сью было противно, что она курит, но ведь и они курили, поэтому читать ей нотации по этому поводу было невозможно. Сью и Робу не нравились ее друзья, постоянные попытки сидеть на диете, ее музыка, школьные оценки, которые становились все хуже, и ее склонность дерзить. Разговоры с ней стали напряженными и злыми. Шарлотта сидела у себя в комнате или уходила из дома при первой возможности. Летом после восьмого класса она стала «ходить на вечеринки» – так она называла пьянки с друзьями. Она встречалась с ними у реки на окраине города, они пили пиво и дешевое вино у костра до полуночи. Она призналась мне: «Это безобразие сгубило мне жизнь». Однажды там появился Роб, который искал ее, но Шарлотта спряталась за тополем, а друзья стали врать, что не знают, где она. Несколько раз Сью и Роб искали ее с полицией. Шарлотте запретили выходить из дома без разрешения, но она вылезла в окно. Наконец, Роб и Сью «раскисли», как это назвала Шарлотта, махнули рукой, и она стала вытворять все, что ей заблагорассудится. Так было, пока она не стала встречаться с Мэлом. Ему было двадцать два, у него была работа, так что ему было на что купить пива и лотерейные билеты. Он был красивый, но порочный, и Роб со Сью были убеждены, что их дочери встречаться с ним не стоит. К несчастью, Шарлотта их не послушалась. Она стала наряжаться в соблазнительные платья, покрасилась в платиновую блондинку и всячески угождала Мэлу. С парнями она была тихой и кроткой, всегда на все готовой – именно такая подружка и была нужна Мэлу. Чем яростнее спорили с Шарлоттой Роб и Сью, тем слаще казался запретный плод, и в конце концов эта битва была тоже проиграна. Когда Шарлотта рассказывала про Мэла, она была поразительно реалистична на его счет. Она понимала, что он неудачник, и не одобряла его алкоголизм и пристрастие к азартным играм. Шарлотта даже признавала, что иногда ей с ним бывало скучно. Они только и делали, что смотрели фильмы в прокате и пили у него дома. Иногда они ходили на рыбалку и ловили сомов и карпов, но, по словам Шарлотты, «это был всего лишь один из поводов уйти из дома и напиться». Мэлу даже не нравилось часто заниматься сексом. Но Шарлотта проявляла по отношению к нему невероятную преданность. Мэл был первым из парней, с кем она встречалась, потому что сама этого захотела. Она сказала: «С ним это не было “трах-бам, спасибо, мадам!”». Мэл делился с ней проблемами в своей семье. Его отец был алкоголиком и жил в другом штате. Однажды Мэл пришел домой из школы и увидел, что отец пропил всю мебель. Он помнил, как на Рождество не было подарков, как его одноклассники приносили из церкви благотворительные корзины с едой, а хорошим детям не разрешали с ним играть. У Шарлотты слезы навернулись на глаза, когда она рассказывала про Мэла. Она считала своим долгом спасти его и дать ему то счастье, которого он раньше не знал. Правда, она призналась, что пока никакого особенного счастья она у него не наблюдает, но думала, что со временем это обязательно произойдет. Мэл был единственным, кому она доверяла: Шарлотта ненавидела парней из школы, которым «только одно и надо». Большинство девчонок из школы были задаваками. Те подружки, которые уже родили, были еще ничего, но теперь у них было полно своих забот и им было не до нее. А Роб и Сью постоянно ругались и не были такими «уси-пуси», как во время приема. Она особенно ненавидела школу и учителей. Она считала, что учитель математики нарочно унижает ее. При первой возможности учитель испанского таращился на ее грудь. Никто из ее одноклассников ничего не смыслил в жизни. Подлизам учителя ставили самые высокие оценки. На обед кормили гадостью. Когда я спросила, а что ей все-таки в школе нравится, Шарлотта подумала и ответила: «Мне бы нравилась биология, если бы биологичка не была такой стервой». Однажды Шарлотта заговорила о сексе: «До Мэла мне приходилось напиваться, чтобы заняться сексом. А то мне вспоминалось всякое, что было со мной раньше. А когда я напивалась, то было уже все равно». «Тебя когда-то изнасиловали?» – тихо спросила я. Шарлотта убрала с лица прядь платиновых волос и сказала безразличным голосом: «Со мной такое было, что вы и представить себе не можете». Она выглядела более юной и незащищенной, пока мы сидели молча, переваривая то, что она сказала. Я не пыталась у нее что-то выведать. Я знала, что в этом случае она скажет лишнее, а девочка не была к этому готова. Шарлотта столкнулась с теми же проблемами, что и многие девушки в 1990-е. У нее был запойный алкоголик-отец, с которым мама развелась, когда дочь была маленькой. Семья годами голодала и бедствовала. А подростком Шарлотта много раз попадала в разные переделки. Она много раз принимала решения, которые заставили ее пожертвовать собственным «Я» и перестать быть самой собой. Принятые ею решения отражались на ее лице. Безжизненная манера держаться объяснялась тем, что она слишком много рассказала о себе. Шарлотта была примером утраченного детства. А вместо него появилось то, что не золото, хоть и блестит. Я надеялась, что психотерапия поможет ей обрести себя и пережить духовное обновление. Лори, 12 лет Лори, с которой я знакома с рождения, пошла в среднюю школу, знаменитую соревновательным духом, который царил среди учеников из обеспеченных семей. Я зашла к ней в гости, чтобы узнать, как она привыкает к новой обстановке. Мы встретились у нее в комнате, где недавно сделали ремонт. Там был белый письменный стол, на котором аккуратно были разложены бумага, карандаши и словарь; там были розовые сиденья-мешки и большой стеклянный вольер для ее хомяка Моласса, которого она звала просто Мо. Меня поразил ее сияющий и жизнерадостный вид. На Лори были зеленые капри, а короткие русые волосы завивались вокруг сережек-звездочек. Она прыгала по комнате, показывая мне свою любимую книгу, награды, которые получила в команде по плаванию, и Мо, который выделывал забавные коленца. Лори заставила меня перенестись в другие времена, в 1950-е годы, когда в домах было много денег, родители счастливо жили в браке, а дети ничего не боялись и ни о чем не волновались. И тут мне в голову закралась циничная мысль: «А где же скелет в шкафу?» Если бы я не знала эту семью вот уже много лет, то у меня возникло бы еще больше подозрений. Лори нравилось учиться в средних классах. Ей и в начальной школе нравилось, но она сказала, что под конец учебы чувствовала себя выросшей из всего этого. В средней школе было так здорово: в коридорах много детей, у нее было девять разных учителей, во время обеда за столом собирались несколько друзей, а еще в школе был бассейн. У нее было много дел в школе и за ее пределами. Она занималась плаванием и танцами несколько раз в неделю, пела и принимала участие в театральных постановках. В этом году она брала уроки вокала в университете. Мама была домохозяйкой и возила ее на все эти уроки, репетиции и тренировки. Отец был адвокатом и мог оплачивать эти увлечения, приходил на все собрания и спектакли. Ее младшая сестра Лиза тоже занималась плаванием и танцами. Лори была общительная, а Лиза более тихая и погруженная в себя. Когда Лиза сворачивалась клубочком с книгой или играла на фортепиано в гостиной, Лори часами болтала по телефону. У нее осталось немало друзей с младших классов, а теперь появились новые – из средней школы. Она сказала: «Я достаточно популярна. А чтобы быть суперпопулярной, нужно выглядеть как модель и дорого одеваться». Лори сказала, что ее считают независимой и забавной. Она говорила так: «Я знаю, какая я, и я не всегда думаю так, как другие люди». Она была необычной, потому что не придавала особого значения своей внешности. В отличие от друзей, которые вставали раньше, чтобы собраться в школу, Лори вставала за десять минут до выхода, быстро надевая что под руку попалось. Она ела все, что хотела, не беспокоясь о своем весе. Лори говорила: «Большинство моих друзей хотели бы не придавать значения внешности так же, как и я». Я стала расспрашивать об алкоголе и наркотиках. «Я думаю, это глупость. Мне такое никогда в голову не придет». «А если бы тебя стали провоцировать на это во время вечеринки?» «Я бы ответила: вы как хотите, а я буду делать то, что мне нравится, – и рассмеялась. – А потом я оттуда уйду». Она знала некоторых ребят, которые выпивали, но никто из ее близких друзей этого не делал. Я спросила о сексуальных домогательствах. Лори почесала затылок: «К некоторым моим подругам приставали, но не ко мне. Я знаю, от кого нужно держаться подальше. Есть один такой коридор, где ходить не надо». Мы поговорили о свиданиях. Лори не хотела ходить на свидания, пока не будет учиться в старших классах, да и тогда желала не придавать этому слишком большое значение. Она считала, что секс – только после свадьбы. Я поинтересовалась, что она думает по поводу музыки или телепередач, где показывают, как подростки занимаются сексом с кем попало. «Я такое выключаю. Да у меня и нет времени телевизор смотреть, – сказала Лори. – Когда я слушаю песни, то на текст не особенно обращаю внимание». Я заметила: «Похоже, ты отгораживаешься от всего, что тебя расстраивает». Лори согласилась: «Не от всего, а лишь от того, что я не могу изменить». Лори оживилась, когда мы заговорили о танцах. Она гордилась тем, что преподаватель по танцам перевел ее в группу продвинутого уровня. А еще ей нравилось плавание, и она была убеждена, что оно помогает ей справляться со стрессом. Хотя она признавала, что иногда с родителями на людях ей бывало неловко, она любила их. Лори считала, что папа у нее слишком костлявый, а мама чрезмерно дружелюбная. Она сказала, что последнее время мама выводит ее из себя. Лори хотелось больше самостоятельности, чем это было раньше. Но она до сих пор любила воскресенья, когда они все вместе пили кока-колу, ели яблоки и попкорн, играли в карты или смотрели кино. Я спросила, кем она собирается быть. Ей нравилось танцевать, но она предполагала, что это несерьезная работа. Лори гордилась тем, как она пишет сочинения, и считала, что ей понравилась бы журналистика. Уже вышла ее статья в школьной газете, и она брала интервью у журналиста для учебного проекта, который они делали в классе. Когда мы закончили разговор, Лори проводила меня до двери – и ее сережки ярко блестели. Лиза играла на новом рояле, когда я уходила. Мама сидела рядом, перелистывая страницы сонатины Клементи, а папа читал газету. Я думала о Лори по дороге домой. Похоже, что ей прекрасно удавалось оставаться собой. Она была общительна, но не зацикливалась на стремлении быть популярной. Предпочитала общаться с друзьями, а не со взрослыми, но по-прежнему оставалась круглой отличницей. У нее сохранялись подростковые интересы: пение, танцы, плавание и участие в театральных постановках. Хотя она и немного стеснялась родителей, но любила их, ей нравилось проводить время с ними. Лори была независимой и забавной. У нее было здравое отношение к сексу, наркотикам и алкоголю. В сущности, она всегда делала правильный выбор. Поступала по-своему, когда нужно было получить совет или ответить на какой-то вопрос. Лори уже по опыту знала, что может контролировать, а что нет, и научилась отгораживаться от всего, что не в состоянии изменить. Она понимала, кем хочет быть в будущем. Хотя и могла передумать насчет журналистики, сам факт, что у нее уже есть цель в жизни, означал, что она жила не только настоящим моментом. Лори была вся такая правильная и гармоничная, что мне было трудно понять ее. В конце концов я решила, что ей просто очень повезло. Она была от рождения жизнерадостная, энергичная, хорошенькая, смышленая, музыкальная и спортивная. Родители любили дочь и защищали, но не слишком над ней тряслись и не были излишне требовательны. Она жила в безопасной и благополучной обстановке, в окружении семей, где все было хорошо, и, к счастью, не стала жертвой насилия и не пережила психотравму. Возможно, Лори придется пережить более трудные времена в ближайшие несколько лет. В старших классах все может усложниться, ее могут захватить противоречивые чувства, а со временем она может решить, что вечера в кругу семьи – это идиотизм. Она делала лишь первые шаги в мир настоящих трудностей, с которыми сталкиваются девушки-подростки. Но ей, скорее всего, больше, чем другим, удастся остаться собой. Она очень цельная личность. Хотелось бы мне накинуть на нее волшебную мантию, которая обеспечила бы ей безопасность. Мне на ум пришли строки из стихотворения Нетты Джиллеспи, которое она посвятила своему ребенку: «Заброшу во вселенную тебя, и за тебя молюсь». От знакомого садовода я узнала, что самая богатая и разнообразная растительная жизнь возникает на границе разных зон, где деревья встречаются с полями, пустыня – с горами или реки пересекают прерии. Юность – это граница между детством и взрослой жизнью, а потому это самая богатая и разнообразная пора жизни. Просто невозможно представить, насколько сложны и многогранны девушки-подростки. Я вспоминаю одну двенадцатилетнюю девочку, которая пришла ко мне на прием. Она мечтала стать или топ-моделью, или юристом в сфере бизнеса – работать там, где можно получать больше денег. А другая, вьетнамская девочка, смущенно объяснила, что хотела бы поступить в медицинское училище. Помню, как Сара распевала песни из мюзикла «Парни и куколки», когда я подвозила ее в школу. Вспоминаю неуклюжую девочку, смотревшую себе под ноги, которая работала в магазине деликатесов у своих родителей, или самоуверенную девочку, жившую по соседству, которая спускалась с холма, сыграв всухую матч в бейсбол. Подростки – это путешественники вдали от родной земли. Это не дети, не взрослые. Они как ядра, выпущенные в воздух на большой скорости, летящие из одной страны в другую с невероятной скоростью. Иногда они похожи на четырехлетних детей, а час спустя им словно исполнилось двадцать пять. Они никуда по-настоящему не могут вписаться. Они страстно стремятся к покою, хотят почувствовать твердую почву под ногами. Юность – время пристального внимания к себе, когда личность растет и развивается день за днем. Все кажется новым. Помню, как мне вдруг захотелось ударить маму, когда она разбудила меня утром перед школой. И хотя я разозлилась, мне стало противно, что я испытала это чувство. Помню, как у меня коленки подгибались, когда какие-то мальчишки проходили мимо в школьном коридоре. В такие минуты у меня перехватывало дыхание – и я не понимала, в кого превращаюсь. Меня поражали мои собственные реакции, я сама себя не узнавала. Саре в двенадцатилетнем возрасте нужно было напоминать, чтобы она почистила зубы, но при этом она хотела брать из видеопроката фильмы «до семнадцати к просмотру запрещено» и стремилась устроиться на работу. То она спорила с нами о политике, то ныла, чтобы ей купили мягкую игрушку. Она терпеть не могла появляться со мной на людях, но огорчалась, если я не приходила к ней на школьные мероприятия. Нам больше не позволялось обнимать и целовать ее. Однажды ночью (в то время, когда она постоянно заявляла о своей независимости) Сара разбудила меня и попросила, чтобы я сделала ей влажный компресс и посидела рядом. Мне было так приятно, что она временно отменила запрет на прикосновения. В юношеском возрасте происходят всякого рода изменения: физиологические, эмоциональные, интеллектуальные, учебные, социальные и духовные, и возникают они не одновременно. Высокие, физически развитые девушки эмоционально могут находиться на детском уровне развития. У абстрактно мыслящих подростков социальные навыки могут соответствовать уровню первоклассников. К какой части личности девушки должны обращаться родители – к пятнадцатилетней или четырехлетней?