Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 68 из 73 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мора откинулась на кровать. Она лежала по диагонали, поэтому ей пришлось согнуть колени, чтобы поставить ступни на матрас, а Блу – подтянуть ноги, чтобы мать не улеглась на них. – Артемус. – Неудивительно, что ты предпочла Орешка. Прежде чем Мора успела что-либо сказать, Блу добавила: – Подожди… кажется, Артемус – это латинское имя? – Да. И, по-моему, не такое уж плохое. Я не так тебя воспитывала, чтоб ты осуждала других. – Да ладно. Она задумалась, можно ли назвать простым совпадением то, что в ее жизни в последнее время такую большую роль играла латынь. Ганси явственно начинал влиять на нее: совпадения больше не казались такими уж случайными. – Возможно, – согласилась Мора. – Слушай. Вот что я знаю. Я думаю, твой отец имеет какое-то отношение к Кабесуотеру или силовой линии. Когда-то, до твоего рождения, мы с Каллой и Персефоной баловались вещами, которыми не нужно было баловаться… – Наркотики? – Ритуалы. А что, ты балуешься наркотиками? – Нет. Скорее, ритуалами. – Лучше уж наркотики. – Меня они не интересуют. Эффект известен… в чем прикол? Рассказывай дальше. Мора, глядя вверх, выбивала пальцами какой-то ритм у себя на животе. Блу написала стихи на потолке прямо над кроватью, и мать, видимо, пыталась их прочесть. – Он появился после ритуала. Я так понимаю, он застрял в Кабесуотере, и мы освободили его. – Ты даже не спросила? – Мы… были не в тех отношениях. – Честно говоря, я даже не хочу знать, в каких именно, если при этом не предполагался разговор. – Отчего же. Мы поговорили. Он оказался весьма приличным человеком, – сказала Мора. – Очень добрым. Люди ему докучали. Он полагал, что мы должны внимательнее относиться к миру вокруг и к тому, как наши действия влияют на события многолетней давности. Мне это понравилось. Он не читал мораль; просто он был таким. – Зачем ты мне это говоришь? – поинтересовалась Блу, которая слегка встревожилась, увидев неуверенно сжатые губы Моры. – Ты сказала, что хочешь знать про своего отца. Я рассказываю тебе о нем, потому что ты очень на него похожа. Ему бы понравилась твоя комната, со всем этим барахлом, которое ты понаклеила. – Ай, спасибо, – ответила Блу. – Ну, так почему он ушел? И тут же подумала, что, возможно, это прозвучало слишком грубо. – Он не уходил, – сказала Мора. – Он исчез. Сразу после твоего рождения. – Это называется ушел. – Я не думаю, что он сделал это намеренно. Ну, сначала я, конечно, решила, что он сбежал. Но потом я размышляла об этом и узнавала Генриетту всё лучше и лучше. И мне кажется… ты очень странный ребенок. Я никогда не встречала людей, которые помогают экстрасенсам видеть и слышать яснее. Я не вполне уверена, не совершили ли мы случайно еще какой-нибудь ритуал, когда ты родилась. Ритуал, в котором финальной точкой было твое рождение. Возможно, в результате он снова там застрял… Блу спросила: – Ты считаешь, что это я виновата? – Не говори глупостей, – произнесла Мора, садясь. Волосы у нее сбились от лежания. – В чем мог быть виноват младенец? Просто я подумала – а вдруг произошло именно это. Вот почему я предложила Нив поискать его. Мне хотелось, чтобы ты поняла, зачем я ее вызвала. – Ты вообще хорошо знаешь Нив? Мора покачала головой. – Ну… мы мало общались в молодости, но несколько раз виделись там и сям, проводили вместе день-другой. Мы никогда не были подругами, уж тем более настоящими сестрами. Но ее репутация… Я и не думала, что будет так стремно. В коридоре послышались тихие шаги, и в дверях появилась Персефона. Мора вздохнула и опустила глаза, словно ожидала этого. – Я не хочу мешать, – сказала Персефона, – но либо через три минуты, либо через семь приятели Блу подъедут к дому и будут сидеть в машине, пытаясь придумать, как убедить ее улизнуть с ними. Мора потерла лоб между бровями. – Знаю. У Блу заколотилось сердце. – Это как-то слишком конкретно. Персефона и Мора быстро переглянулись. – Есть еще одна вещь, в которой я была не вполне откровенна с тобой, – объявила Мора. – Иногда мы с Персефоной и Каллой отлично предсказываем подробности. – Но только иногда, – подхватила Персефона. И с легкой грустью добавила: – В последнее время, кажется, всё чаще. – Времена меняются, – заметила Мора. В дверях появился еще один силуэт. Калла сказала: – А Нив еще не вернулась. И испортила нашу машину. Она не заводится. За окном раздалось шуршание колес. Чей-то автомобиль остановился перед домом. Блу умоляюще взглянула на мать. Вместо ответа та посмотрела на Каллу и Персефону. – Скажите, что мы ошибаемся. Персефона мягко произнесла: – Ты же знаешь, что я не могу тебе этого сказать, Мора. Та встала. – Поезжай с ними. Мы разберемся с Нив. Надеюсь, ты понимаешь, насколько это серьезно. – Да уж есть у меня такое предчувствие, – ответила Блу. 44 Бывают просто деревья – а бывают деревья ночью. В темноте они становятся живыми существами без цвета и размера. Когда Адам добрался до Кабесуотера, это место казалось одушевленным. Ветер в листве напоминал тяжелые выдохи, а шум дождя среди ветвей – вдохи. Пахло сырой землей. Адам осветил границу зарослей фонариком. Свет почти не проникал вглубь – его поглощал прерывистый весенний дождик, от которого уже начинали намокать волосы. «Жаль, что я не могу сделать этого днем», – подумал Адам. Он не боялся темноты. Этот страх иррационален, а Адам подозревал, что в Кабесуотере после захода солнца действительно появлялось множество пугающих вещей. «По крайней мере, – рассуждал он, – если бы Пуп был здесь и светил фонариком, я бы его увидел». Утешение было слабое, но Адам слишком далеко зашел, чтобы вернуться. Он снова бросил взгляд вокруг – в лесу всегда кажется, что за тобой наблюдают, – а затем перешагнул через незримо журчащий крохотный ручеек и вошел в лес. И стало светло. Опустив голову и зажмурившись, Адам заслонил лицо собственным фонариком. Веки у него словно раскалились докрасна от резкого перепада. Он медленно открыл глаза. Лес вокруг сиял вечерним светом. Пыльные золотые лучи пронзали полог листвы и испещряли бликами поверхность еле заметного ручейка. В этом косом свете листья казались желтыми, коричневыми, красными, а мохнатый лишайник на стволах – грязно-оранжевым. Рука, которую Адам выставил перед собой, сделалась розовой и смуглой. Воздух медленно двигался вокруг – осязаемый, полный золотых чешуек. Каждая пылинка, висевшая в нем, превращалась в фонарь. Никаких признаков ночи. Никаких следов чьего-либо присутствия в лесу. Над головой у Адама запела птица – первая, которую он здесь слышал. Это был долгий призывный звук, всего четыре-пять нот. Примерно так звучали охотничьи рога осенью. «Прочь, прочь, прочь». Печальная красота Кабесуотера одновременно восхищала и угнетала Адама. «Так не бывает», – подумал он. И тут же взял свои слова обратно.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!