Блу спросила: – Ты веришь в предсказания? – Ну, я ведь ходил к экстрасенсу, не так ли? – Это ничего не значит. Куча народу ходит к экстрасенсам просто по приколу. – Я пошел, потому что верю. Ну, верю тем, которые действительно что-то умеют. Просто есть много ерунды, которую нужно разгрести, прежде чем до них добраться. А что? Блу сердито потыкала палкой в землю. – Мать твердила мне с самого моего рождения, что если я поцелую человека, которого люблю, он умрет. Ганси рассмеялся. – Не смейся, ты… – Блу хотела сказать «сукин сын», но это выражение показалось слишком крепким, и она струсила. – По-моему, твоя мама просто решила подстраховаться. Не ходи на свидания, иначе ослепнешь. Поцелуй парня, и он откусит тебе язык. – Это говорила не только мама! – запротестовала Блу. – Буквально все медиумы и экстрасенсы, с которыми я встречалась, твердили то же самое. И потом, моя мама не из тех. Она не станет шутить с такими вещами. Это не понарошку! – Извини, – сказал Ганси, поняв, что Блу искренне сердится. – Я снова веду себя как полный придурок. А ты знаешь, какая смерть грозит тому несчастному? Блу пожала плечами. – То есть на всякий случай ты просто ни с кем не целуешься? Она кивнула. – Жесть. Я серьезно. Блу вновь пожала плечами. – Обычно я об этом никому не говорю. Сама не знаю, почему сказала тебе. Не передавай Адаму. Брови Ганси взмыли к линии волос. – Даже так? Блу почувствовала, что ей мгновенно стало жарко. – Нет. В смысле… Нет. Нет. Ничего такого. Потому что я не знаю… лучше не рисковать. Она представила, что время вернулось вспять – вот они вылезают из машины, и она беседует с Ганси о погоде и о том, какие предметы он изучает в школе… Казалось, лицо у нее никогда не перестанет гореть. Ганси отозвался – и его голос звучал грубовато: – Что ж, если ты убьешь Адама, я огорчусь. – Изо всех сил постараюсь этого не делать. Несколько секунд висела неопределенная и неуютная тишина, а затем Ганси произнес обычным тоном: – Спасибо, что сказала. В смысле, доверила мне такую тайну. Блу с облегчением ответила: – Ну а ты признался, как чувствуешь себя оттого, что Ронан и Адам… оторопели. Но все-таки я хочу знать… зачем ты ищешь Глендауэра? Он грустно улыбнулся, и на мгновение Блу испугалась, что сейчас он включит режим легкомысленного, блестящего Ганси. Но он просто сказал: – Трудно объяснить в двух словах. – Ты без пяти минут студент Лиги Плюща. Попытайся. – Ладно. С чего начать? Может быть… Ну, ты видела мой шприц. Это от пчелиных укусов. У меня сильная аллергия. Очень сильная. Блу испуганно остановилась. Здесь гнездились осы и шершни, тихие местечки у корней представляли для них сущий рай. – Ганси! Мы за городом. Именно тут пчелы и живут! Он небрежно отмахнулся, словно желая сменить эту конкретную тему. – Продолжай тыкать палочкой, и всё будет нормально. – «Палочкой»! Мы целую неделю шляемся по лесам. С ума сойти, до чего это… – …легкомысленно? – подсказал Ганси. – По правде говоря, в автоинъекторе даже нет особого смысла. В последний раз врачи сказали мне, что он пригодится, только если меня ужалят один раз, и то они не ручаются. Мне было четыре года, когда я впервые попал в больницу после укуса, и после этого реакция с каждым разом становилась всё сильнее. Вот и всё. Или так – или жить под колпаком. Блу подумала про карту Смерти, про то, что Мора отказалась истолковать ее для Ганси. Она подумала: вполне возможно, что карта означала вовсе не предвестие гибели, а всю его жизнь – необходимость каждый день идти бок о бок со смертью. Блу хлестнула палкой по траве впереди себя. – Ладно, пошли. Ганси втянул губы и выпустил их. – Семь лет назад я был вместе с родителями на одном званом ужине. Не помню, в честь чего. Кажется, один из отцовских друзей стал кандидатом от партии. – В… Конгресс? Земля под ногами и воздух вокруг дрожали от далекого грома. – Наверно. Не помню. Знаешь, иногда бывает – ничего как следует не помнишь. Ронан говорит, что воспоминания похожи на сны. Невозможно припомнить, каким образом ты оказался голым перед всем классом. Короче говоря, на вечеринке я соскучился… мне было лет девять-десять. Вокруг – сплошь вечерние платья, галстуки и всевозможная еда, в состав которой обязательно входят креветки. Мы, дети, начали играть в прятки. Я думал, что уже слишком большой для этой игры, но заняться было больше нечем. Ганси и Блу вошли в небольшую рощицу, довольно редкую: между деревьями росла трава, а не ежевика. Этот Ганси – Ганси, рассказывающий истории, – был совсем другим, не похожим на все те версии, с которыми она уже встречалась. Блу не могла не слушать. – Было адски жарко. Весна вдруг решила, что она – лето. Вирджинская весна… сама знаешь, что это такое. Тяжело. Никакой тени во дворе. Зато прямо за забором начинался огромный лес. Темный, зеленый, синий. Я вошел в заросли, и это было потрясающе. Всё равно что нырнуть в озеро. Пять минут – и дома не видно. Блу перестала тыкать палкой в траву. – Ты заблудился? Ганси покачал головой. – Я наступил на осиное гнездо. Он прищурился, как делают люди, когда очень хотят казаться беспечными, но было очевидно, что эта история для него, мягко говоря, не ординарна. – Осы, да. Гнездо на земле. Ты всё сама прекрасно знаешь. Но я тогда не знал. Первое, что я почувствовал, – легкий укол через носок. Сначала я решил, что наступил на колючку – их там было полно, зеленых, в форме хлыста, – а потом почувствовал другой укол. Просто легкая боль, понимаешь? Блу ощутила дурноту. Он продолжал: – Потом в кисть… я отскочил – и тут же увидел их. Они облепили мне руки. Каким-то образом он сумел перенести ее туда, в момент этого открытия. Сердце Блу ушло в пятки, отравленное ядом. – И что ты сделал? – спросила она. – Я понял, что я труп. Я знал, что умер, еще до того, как почувствовал, что сердце перестает работать. Потому что я попал в больницу даже от одного укуса, а теперь их были десятки. Осы набились мне в волосы. Даже в уши, Блу. Она прошептала: – Ты испугался? Ганси промолчал. Блу увидела ответ в темных провалах глаз. – Что произошло? – Я умер, – повторил он. – Я почувствовал, что мое сердце остановилось. А осам было всё равно. Они продолжали жалить меня, хотя я уже умер. Ганси замолчал. А потом добавил: – Что было дальше, трудно объяснить… – Вот и хорошо.