Она стояла одной ногой в доме, другой на крыльце. – Лучше береги свое сердце. Не забывай, что ему суждено умереть. 20 В то самое время, когда его букет везли на Фокс-Вэй, Адам на своем довольно убогом велосипеде приехал на Монмутскую фабрику. Ронан и Ной были там, на заросшей парковке. Они строили деревянную рампу для какой-то неблаговидной цели. Проржавевшая подножка не желала удерживать велосипед, поэтому Адам просто положил его набок. Сорняки просунулись сквозь спицы. Адам спросил: – Когда Ганси приедет? Ронан ответил не сразу. Он лежал под «БМВ», забравшись туда почти целиком, и измерял ширину покрышек желтой рулеткой. – Десять дюймов, Ной. Ной, стоявший рядом с кучей фанеры, уточнил: – И всё? Что-то маловато. – Я что, тебе врать буду? Десять. Дюймов. Ронан выполз из-под машины и посмотрел снизу вверх на Адама. Его утренняя щетина уже превратилась в многодневную, возможно назло Ганси, совершенно не способному отрастить волосы на лице. Теперь Ронан выглядел как человек, от которого женщины прячут сумочки и детей. – Кто его знает. А что он сказал? – В три. Ронан поднялся на ноги, и оба повернулись, чтоб посмотреть на Ноя, который мастерил рампу из фанеры. «Мастерил» в его случае означало «смотрел». Разведя пальцы на десять дюймов, Ной недоуменно глядел на фанеру в пространство между ними. Никаких инструментов поблизости не было. – Что вы вообще хотите сделать? – поинтересовался Адам. Ронан улыбнулся своей змеиной улыбкой. – Рампу. Машину. Луну, блин. Это было совершенно в духе Ронана. Его комната на Монмутской фабрике была набита дорогими игрушками, но он, как избалованный ребенок, в конце концов всегда принимался играть палочками на улице. – Такая траектория не предполагает луну, – заметил Адам. – Она предполагает смерть подвески. – Не нуждаюсь в твоих репликах, док. Видимо, так оно и было. Ронан плевать хотел на физику. Он мог заставить даже кусок фанеры делать то, что ему хотелось. Сидя на корточках у велосипеда, Адам снова стал возиться с подножкой, в попытках понять, удастся ли выдвинуть ее, не отломав окончательно. – Что у тебя за трудности? – спросил Ронан. – Я пытаюсь понять, когда позвонить Блу. Адам словно напрашивался на насмешку от Ронана, но это был факт, который надлежало признать. Ной сказал: – Он послал ей цветы. – Откуда ты знаешь? – спросил Адам. Ему было скорее стыдно, чем интересно. Ной отстраненно улыбнулся и с торжествующим видом скинул ногой одну из досок с верху кучи. – Послал гадалке цветы? Да ты знаешь, что это было за место? – спросил Ронан. – Храм кастрации. Если хочешь встречаться с той девушкой, пошли ей свои яйца вместо цветов. – Ты неандерталец. – Иногда ты говоришь прямо как Ганси, – заметил Ронан. – А ты иногда нет. Ной засмеялся своим хрипловатым, почти беззвучным смехом. Ронан сплюнул на землю рядом с машиной. – Я и не думал, что эта карлица во вкусе Адама Пэрриша, – сказал он. Он дурачился, но Адама внезапно утомил этот человек, с его никчемностью. Со дня драки в «Нино» Ронан уже обнаружил несколько предупреждений в своем ящике в Агленби: администрация предупреждала, что его постигнут суровые кары, если он не начнет исправлять отметки. Если не начнет их хотя бы получать. А Ронан торчал тут и строил рампу. Некоторые завидовали деньгам Ронана. А Адам завидовал тому, сколько у него было времени. Богатство Ронана означало, что он мог ходить в школу и не делать больше ничего, располагать роскошью свободы, чтобы заниматься, писать контрольные и спать. Адам никому бы не признался, особенно Ганси, но он страшно устал. Устал втискивать уроки в промежутки между подработками, урывать время для сна, для охоты за Глендауэром. Работа казалась попусту потраченным временем; через пять лет никого не будет волновать, работал ли Адам на фабрике трейлеров. Спрашивать будут лишь о том, закончил ли он Агленби с отличными отметками, нашел ли Глендауэра. Остался ли жив. А Ронану обо всем этом не приходилось волноваться. Два года назад Адам принял решение поступить в Агленби. В его представлении, отчасти это произошло из-за Ронана. Мать отправила его в магазин со своей кредиткой – на ленте лежали только тюбик зубной пасты и четыре банки консервированных равиоли, – и кассир сказал, что на карте недостаточно средств, чтобы расплатиться за покупку. Хотя Адам был ни в чем не виноват, он чувствовал себя униженным до глубины души, когда, ссутулившись во главе очереди, выворачивал карманы и притворялся, что у него, возможно, где-то завалялись наличные. Пока он так возился, какой-то бритоголовый парень в соседней очереди быстро добрался до кассы, протянул кредитку и забрал свои покупки – всё это за пять секунд. Адам вспомнил: его поразило даже то, как тот парень двигался. Уверенно и беззаботно, расправив плечи, вздернув подбородок. Ну просто отпрыск императора. Когда кассир вновь провел карточкой Адама по терминалу – оба притворялись, что компьютер просто ошибся и неверно прочел данные на магнитной полоске – Адам заметил, что бритоголового ждала на улице черная блестящая машина. Когда он открыл дверцу, стало видно, что внутри сидят еще двое парней, с галстуками и в свитерах с вороном на груди. Отвратительно беззаботные, они стали делить между собой купленные напитки. Ему пришлось оставить банки и зубную пасту на кассе, и его глаза горели от слез стыда, которые так и не пролились. Никогда в жизни Адам так отчаянно не мечтал стать кем-то другим. В его представлении, тем парнем был Ронан, хотя если задуматься, то, конечно, нет. Два года назад Ронан еще не получил бы водительские права. Просто в магазин зашел какой-то другой ученик Агленби с активной кредиткой и дорогой машиной. Да и тот день был не единственной причиной, по которой Адам решил бороться, чтобы попасть в число Воронят. Но случившееся послужило катализатором – воображаемое воспоминание о Ронане, таком беспечном и пошлом, но с нетронутой гордостью, и о самом себе, согнутом и униженном, заставляющем ждать целую вереницу старушек. Адам еще не стал таким, как тот парень у кассы. Но он сделался на шаг ближе. Он посмотрел на свои потрепанные старые часы, чтобы понять, на сколько опаздывает Ганси. А потом сказал Ронану: – Дай телефон. Подняв бровь, Ронан взял мобильник с крыши «БМВ» и протянул ему. Адам набрал номер ясновидящей. Раздались два гудка – и негромкий голос спросил: – Адам? Испугавшись при звуках собственного имени, тот ответил: – Блу? – Нет, – сказали ему. – Персефона. И голос в трубке обратился к кому-то незримому: – С тебя десять долларов, Орла. Всё честно. Нет, определитель номера ничего не говорит. Видишь? И снова Адаму: – Извини. Я дико азартная. Ты тот парень с кока-колой, так? Адам не сразу сообразил, что она имеет в виду футболку, в которой он пришел на сеанс. – Э… ну да. – Чудесно. Сейчас позову Блу. Настала короткая и неловкая пауза, в течение которой на заднем плане бормотали голоса. Адам отмахивался от мошки; парковку снова надо было стричь. В некоторых местах трава уже закрыла асфальт. – Я не думала, что ты позвонишь, – сказала Блу. Адам, видимо, не ожидал, что ее действительно позовут к телефону: от удивления, которое он испытал, услышав ее голос, у него сразу сделалось пусто в животе. Ронан ухмылялся так, что Адаму захотелось ему врезать. – Я же сказал, что позвоню. – Спасибо за цветы. Очень красивые. И Блу прошипела: – Орла, вали отсюда!