– А что с этой не так? – спросил Ганси. – На ней энергия Блу, – сказала Мора. – Она не твоя. Тебе придется вытащить карту самому. Персефона подвигала губами, но ничего не сказала. Блу вернула карту на место и перетасовала колоду – не так эффектно, как в первый раз. Когда она протянула Ганси карты, он отвернулся, как будто собирался тащить лотерейный билет, задумчиво провел пальцами по краям карт, выбрал одну, перевернул и показал остальным. Паж кубков. Ганси посмотрел на изображение, затем на лицо Блу, и она поняла, что он заметил сходство. Мора подалась вперед и выхватила у него карту. – Выбери другую. – А теперь-то почему? – поинтересовался Ганси. – Что не так с этой картой? Что она означает? – С ней всё нормально, – ответила Мора. – Просто она не твоя. Впервые Блу увидела в лице Ганси проблеск подлинного раздражения, и от этого он стал ей чуть симпатичней. Значит, под внешностью Вороненка что-то такое крылось. Ганси быстро выхватил другую карту, явно утомленный этой процедурой. Размашистым жестом он перевернул ее и бросил на стол. Блу сглотнула. Мора сказала: – Это твоя карта. Там был нарисован черный рыцарь верхом на белой лошади. Забрало шлема было поднято, и из-под него виднелся череп с пустыми глазницами. За спиной у рыцаря заходило солнце, под копытами коня лежал труп. В ветвях за окнами звучно зашелестел ветер. – Смерть, – прочел Ганси подпись внизу. Он, казалось, не был встревожен и удивлен. Он прочитал это слово так, как прочитал бы надпись «яйца» или «Цинциннати». – Прекрасно, Мора, просто прекрасно, – сказала Калла, плотно переплетя руки на груди. – Ну, теперь ты ее истолкуешь? – Может, просто вернем деньги? – предложила Персефона, хотя Ганси еще не расплатился. – А я думал, что экстрасенсы не предсказывают смерть, – негромко произнес Адам. – Я читал, что Смерть – чисто символическая карта. Мора, Калла и Персефона разом издали какие-то странные звуки. Блу, которая прекрасно знала истинную судьбу Ганси, почувствовала дурноту. Неважно, что он учился в Агленби; Ганси был ее ровесником, имел друзей, которые его любили, жил своей жизнью, в которую входила и ярко-оранжевая машина… было ужасно знать, что он умрет в пределах двенадцати месяцев. – Вообще-то, – сказал Ганси, – меня это не пугает. Все глаза в комнате устремились на него, когда он поставил карту стоймя, чтобы получше рассмотреть. – Карты, конечно, очень интересные, – продолжал он таким тоном, каким другой человек отозвался бы о странном пироге, который не хочется доедать. – И я вовсе не пытаюсь обесценить то, что вы делаете. Но вообще-то я пришел сюда не за тем, чтобы узнать свою судьбу. Ее я вполне готов выяснить и сам. При этих словах он бросил быстрый взгляд на Каллу, очевидно, поняв, что переступает тонкую грань между «вежливостью» и «Ронаном». – Вообще-то я пришел, потому что надеялся кое-что узнать про энергию, – сказал Ганси. – Если не ошибаюсь, вы имеете дело с энергетикой, а я ищу силовую линию, которая, как мне кажется, проходит вблизи Генриетты. Вы что-нибудь об этом знаете? «Тетрадь!» – Силовая линия? – повторила Мора. – Может быть. Не факт, что я употребляю тот же термин. Что это вообще такое? Блу испытала легкий шок. Она всегда думала, что ее мать правдивейший человек на свете. – Это прямые линии, которые пересекают земной шар, – пояснил Ганси. – Они соединяют между собой основные точки паранормальной активности. Адам подумал, что вы, возможно, знаете про них, потому что работаете с энергетикой. Несомненно, он имел в виду дорогу мертвых, но Мора ничего не сказала. Она сжала губы и посмотрела на Персефону и Каллу. – Вам это о чем-нибудь говорит? Персефона воздела в воздух палец и произнесла: – Я забыла про пирог. И вышла. Калла сказала: – Мне нужно подумать. У меня бывают проблемы с конкретикой. На лице Ганси появилась тонкая довольная улыбка: он понял, что они врут. Это было до странности мудрое выражение, и вновь Блу показалось, что Ганси старше, чем его приятели. – Я попробую в этом разобраться, – сказала Мора. – Оставьте телефон, я позвоню, если что-нибудь узнаю. Ганси ответил с холодной учтивостью: – Да нет, всё нормально. Сколько я должен за сеанс? Встав, Мора ответила: – Двадцать долларов. Блу подумала, что это преступление. У него одни шнурки стоили дороже. Ганси хмуро взглянул на Мору поверх открытого бумажника. В нем лежало много банкнот. Могли быть и однодолларовые, хотя Блу в этом сомневалась. Сквозь окно она видела его водительские права за стеклом машины – не настолько ясно, чтобы разобрать детали, но Блу заметила, что указанное в них имя было гораздо длиннее, чем просто Ганси. – Двадцать? – Каждой, – добавила Блу. Калла кашлянула в кулак. Лицо Ганси прояснело, и он протянул Море шестьдесят долларов. Очевидно, это было больше, чем он рассчитывал отдать, и всё в мире вновь встало на свои места. Затем Блу обратила внимание на Адама. Он смотрел на нее очень внимательно, и она почувствовала себя насквозь понятной и виноватой. Не только из-за того, что потребовала слишком много, но и из-за того, что Мора солгала. Блу видела, как дух Ганси прошел по дороге мертвых, и узнала его имя, прежде чем он успел войти в церковь. Как и мать, она ничего не сказала. Значит, она была сообщницей. – Я вас провожу, – сказала Мора. Очевидно, ей не терпелось выдворить гостей за дверь. Ганси, казалось, был того же мнения – но вдруг он остановился. С преувеличенным тщанием застегнул бумажник и сунул его в карман, а затем посмотрел на Мору и решительно поджал губы. – Слушайте, мы все взрослые люди, – начал он. Судя по выражению лица, Калла с этим не согласилась. Ганси расправил плечи и продолжал: – Я думаю, мы имеем право знать правду. Если вы что-то знаете, но не хотите помогать мне, так и скажите. Не надо лгать. Это было смело или нагло, а может быть, между тем и другим лежала не такая уж большая разница. Все взгляды обратились на Мору. Она сказала: – Я что-то знаю, но не хочу тебе помогать. Во второй раз за день на лице Каллы появился восторг. Блу открыла рот. И закрыла. Ганси, впрочем, просто кивнул, встревоженный ничуть не более, чем в тот день, когда Блу дала ему отпор в ресторане. – Ну ладно. Нет, нет, сидите. Мы сами выйдем. И они ушли, причем Адам напоследок бросил на Блу взгляд, который она не смогла расшифровать. Через несколько секунд взревел мотор «Камаро». Завизжали колеса, выражая подлинные чувства Ганси. Затем в доме настала тишина – какая-то пустая, словно Воронята забрали с собой все звуки по соседству. Блу резко повернулась к Море. – Мама… Она хотела сказать что-то еще, но смогла лишь повторить, немного громче: – Мама! – Мора, – сказала Калла, – это было очень грубо. И добавила: – Но мне понравилось.