Виктория и Сергей Журавлевы Глава I Глава II Глава III Глава IV Глава V Глава VI Глава VII Глава VIII Глава IX Глава X Глава XI Глава XII Глава XIII Глава XIV Глава XV Глава XVI Глава XVII Глава XVIII Глава XIX Глава XX Глава XXI Глава XXII Глава XXIII Послесловие * * * Виктория и Сергей Журавлевы Воролов А которые воры чинят в людех смуту, и затевают на многих людей своим воровским умышлением затейные дела, и таких воров за такое их воровство казнити смертию. А будет кто умысля воровски придет в чей дом и похочет того дому над госпожею какое дурно учинити, или ея ис того дому похочет куды увести, а люди ее от такова вора не оборонят, и учнут помочь чинити тем людем, кто по нее приедет, а после того про такое их дело сыщется, и тех воров, кто таким умыслом в чюжой дом приедет, и которыя люди им на такое воровство учинят помочь, всех казнити смертию. Соборное уложение 1649 года. Гл. XXII. Ст. 13, 16 Глава I Утро 2 октября 1891 года начиналось для Петра Александровича Азаревича чрезвычайно скверно. Отодвинув тяжелую бархатную гардину, он мрачно смотрел в клубящийся за окном промозглый московский осенний туман. Свет, с трудом пробивавшийся сквозь бесцветную облачную пелену и капли на стекле, обволакивал его бледное строгое лицо. Азаревичу нечасто приходилось видеть город со столь высокого четвертого этажа. Отсюда, из окон изысканной квартиры доходного дома Синицына, были, как на ладони, видны еще спящие под утренним дождем улицы и бульвары со стройными рядами деревьев, фонарей и электрических столбов, золоченые купола и кресты соборов, тонкие шпили пожарных каланчей и стальные крылья мостов, под которыми по излучине реки сонно проплывали груженые баржи. Над серо-рыжими гребнями мокрых жестяных крыш с пеньками дымоходов и скворечниками слуховых окон то тут, то там в бледное рассветное небо вонзались кирпичные фабричные трубы, а вдали, в туманной вышине над городом темнели кремлевские двуглавые орлы. Внизу, у подъезда дома, уже чернела цепь фигур в полицейской форме, готовых гнать прочь еще не появившихся тут случайных прохожих и неслучайных репортеров. Не пройдет и часа, как здесь появятся и те, и другие… На подоконнике рядом с потухшей закоптелой керосиновой лампой лежала свернутая театральная программка. «Спящая красавица» Петра Чайковского – кто не слыхал о главной премьере этого сезона! На сложенном вдвое листе бумаги была изображена спящая барышня в длинной «шопеновской» пачке. Азаревич обернулся. За ним на украшенной резьбой кровати в точно таком же одеянии лежала мертвая девушка. Черты ее лица были явно переняты художником, рисовавшим программку. Вокруг тела деловито сновали полицейские, а в дверях то и дело появлялись и исчезали любопытные лица обитателей доходного дома. В воздухе стоял сильный запах лекарств. В комнату вошел высокий подтянутый мужчина лет сорока пяти с небольшой аккуратной бородкой, тонкими чертами лица и властным тяжелым взглядом. Это был прокурор Московской судебной палаты Алексей Васильевич Мышецкий. Азаревич, заприметив знакомую худощавую фигуру в черном прокурорском кителе с двумя рядами блестящих пуговиц, пригладил широкой ладонью свои чуть тронутые сединой волосы, подкрутил пышный ус, привычно вытянулся и по-военному поправил на себе синий потертый сюртук. – Здравствуйте, Петр Александрович, – приветствовал старого соратника Мышецкий. – Я очень рад, что застал вас в городе. Опасался, как бы вы снова не исчезли на наших необъятных просторах! – Здравия желаю, ваше превосходительство. Напрасно опасались: я уже год не покидаю Москвы, – отозвался Азаревич, но удивления в глазах Мышецкого не заметил. – Вы ведь осведомлены о том, что я решил оставить службу? – Осведомлен, равно как и о вашем добровольном затворничестве. И, тем не менее, я сразу вызвал вас сюда, пусть вы и не из числа тех, кто должен прибыть на место преступления первым. – Зато часто бывал тем, кто заканчивает все дело… – Именно! И потому, Петр Александрович, полюбуйтесь, пожалуйста, на это! Прокурор указал на комнату, будто на сцену с расставленными там декорациями: