– Вы двое, что ли, друг друга знаете? – как-то слишком резко поинтересовался Дэйви. – Встречались раньше. – Айвен не сводил с меня глаз. Я не ответил ни слова. Я был слишком занят: совал в Шум картинки. Картинки Фарбранча. Хильди, Тэма и Франции. Картинки резни, которую они там учинили. Резни, в которой он не пострадал. Он досадливо поморщился. – Просто идешь за победителем, – сказал. – Именно так люди и остаются в живых. Я выставил картинку горящего города – его города – и мужчин, женщин, детей, горящих вместе с ним. Он еще сильнее нахмурился. – Мои люди останутся здесь в качестве охраны. Вы отправите спаклов расчищать поля и обеспечите им корм и воду. Дэйви закатил глаза. – Мы в курсе… Но Айвен уже развернулся на каблуках и зашагал обратно к воротам, оставив нам десятерых мужчин с ружьями. Одни распределились по постам, залезши на стену, другие принялись разматывать и укреплять вдоль кромки мотки колючей проволоки. – Десятеро с ружьями и нас двое против всех этих спаклов, – пробормотал я себе под нос, зато во всеуслышанье через Шум. – Да ну, все будет в порядке. – Дэйви прицелился пистолетом в ближайшего спакла… наверное, женщину, так как на руках у нее был спачий ребенок – она быстро развернулась, защищая младенца своим телом. – Нету в них духа битвы. Ни на грош. Я посмотрел на ее лицо. Они побеждены, подумал. Все они. И сами это знают. А я знаю, каково это. – Эй, свиная ссанина, слушать меня! – Дэйви поднял руки; все взгляды обратились на него. – Жители Нового Прентисстауна! – заорал он, размахивая ими во все стороны. – Я пришел сообщить вам ваш приговооооор! И засмеялся. И смеялся смеялся смеялся… Дэйви взял на себя надзор за тем, как спаклы расчищают поля от кустарника – разумеется, лишь затем, штобы мне пришлось грести из амбара фураж им на прокорм и потом таскать воду в корыта, штобы они могли напиться. Нормальная фермерская работа, вообще-то. К какой я привык. Бен и Киллиан меня таким каждый день нагружали. А я еще, помнится, ныл. Я вытер глаза и принялся за дело. Спаклы изо всех сил держались от меня на расстоянии. Мне только того и было надо. Потомуш в глаза я им все равно смотреть не мог, никак. Так што я повесил голову пониже и знай себе махал лопатой. Дэйви сообщил, што в Убежище спаклы работали слугами или поварами, но новый мэр первым же приказом велел запереть всех под замок, пока армия их не заберет, – што она и сделала, вчера ночью, пока я спал. – Они у людей в садах жили, которые за домом, – поделился Дэйви, любуясь, как я орудую лопатой (утро уже стало днем) и пожирая в одно рыло то, што предназначалось нам обоим на обед. – Можешь себе такое представить? Будто они, еть, члены семьи какие! – Может, они ими и были, – буркнул я. – Ну так уже больше нет. – Он встал, вынул ствол и ухмыльнулся мне. – Живо, давай работай. Я уже опустошил почти весь амбар, но еды все равно решительно не хватало. К тому же три из пяти водяных насосов не работали, а к закату я успел починить от силы один. – Пора валить, – сообщил Дэйви. – Я еще не закончил. – Ну и отлично, торчи тут, сколько влезет, сам по себе. – Он зашагал к воротам. Я оглянулся на спаклов. Теперь, когда дневная работа кончилась, они постарались отодвинуться от солдат и ворот как можно дальше. И от меня с Дэйви, понятное дело, тоже. Я посмотрел на них, Дэйви в спину, снова на них. Еды было мало, они остались голодными. Воды тоже. Им было некуда сходить в туалет. Нигде никакого укрытия. Я протянул было к ним пустые руки, но это ничего толком не объяснило – што это могло объяснить? што это могло изменить? как помочь? Они просто стояли и смотрели на меня. Я уронил руки и побрел следом за Дэйви к воротам. – Ну что, как у нас с храбростью, свиная ссанина? – Дэйви отвязал коня. Сам он звал его Бурелом, но отзывался тот все равно только на Желудя. Я его проигнорировал. Я думал про спаклов. Про то, как хорошо я буду с ними обращаться. Я ведь точно буду! Я сделаю так, штобы у них было довольно воды и еды, и постараюсь всеми силами их защитить. Да, так и будет. Я пообещал это себе. Потомуш этого хотела бы она. – О, я могу тебе сказать, чего она на самом деле хочет, – вставил Дэйви. И мы подрались еще раз. Когда я вернулся, в башне действительно была постелена новая постель. Матрасы с простынями: один по одну сторону – для меня, другой по другую – для мэра Леджера. Который уже восседал на своем, поедая што-то тушеное из миски и громыхая Шумом. Скверный запах, кстати, тоже исчез. – Ага, – кивнул мэр Леджер. – И угадай, кому пришлось все это чистить. Кажется, его заставили работать уборщиком. – Честный труд, – пожал плечами он, но в его сероватом Шуме были и другие звуки… вовсе он не думал, што труд такой уж честный. – Я бы даже сказал, символичный. Переместился с вершины муравейника в самый низ. Ежели б не так очевидно, получилось бы даже поэтично. Меня у кровати тоже ждала миска тушенины, и мы с ней устроились у окна, штобы глазеть сверху на город. Который уже начинал отчетливо жужжать. Лекарство явно покидало системы жителей города: это было прямо слышно – неслось из домов, из зданий, из переулков, из-за деревьев даже… В Новый Прентисстаун возвращался Шум. Мне в свое время даже ходить пешком через старый Прентисстаун – и то тяжело было, а ведь в нем насчитывалось всего-то сто сорок шесть человек. В Новом-то поди раз в десять народу больше будет. И мальчиков тоже. Понятия не имею, как я смогу все это выносить. – Привыкнешь. – Мэр Леджер доел рагу. – Ты не забывай, я двадцать лет тут жил, еще до всякого лекарства. Я закрыл глаза… но видел все равно только стадо спаклов, которое таращилось на меня. Судило меня. Осуждало. Оценивало. Мэр Леджер постучал меня по плечу и ткнул пальцем в миску. – Доедать будешь? Ночью мне снилось… Снилась она. Прямо ей в спину светило солнце, так што я не видел лица. Мы были на холме, она што-то говорила, но за нами так ревел водопад, што я ничего не слышал. – Што? – переспросил я и протянул руку, но не смог до нее дотронуться, зато обратно моя рука вернулась вся в крови…