Нурия от удивления приподнимает брови. – Мы? – Мы идем спасать Джей, – объясняю я. – В Океанию. Нам все Джеймс рассказал. Да, кстати, переговорите с ним. У него есть новости об Адаме, и вам они не понравятся. А я не собираюсь пересказывать. – Кент всех предал, чтобы спасти свою шкуру. – Чтобы спасти Джеймса, – уточняю я, бросая на Уорнера неодобрительный взгляд. – И, чувак, я же только что сказал, что не хочу об этом распространяться. – Пытаюсь разложить все по полочкам. Касл выглядит ошарашенным. Молчит. – Пообщайтесь с Джеймсом, – прошу я. – Он объяснит, что происходит. А нам с Уорнером надо успеть на самолет. – Успеть угнать самолет. – Точно, угнать самолет, до заката. Знаете… слетаем, заберем Джей и обратно, бум-трах-тарарах, и на месте. Нурия и Сэм смотрят на меня как на идиота. – Бум-трах-тарарах? – переспрашивает Уорнер. – Да. Ну ты что? – Я хлопаю в ладоши. – Бум. Готово. Все просто. Уорнер со вздохом от меня отворачивается. – Стойте… Вы намерены провернуть такое вдвоем? – Сэм хмурится. – Если честно, чем меньше, тем лучше, – отвечает за меня Нурия. – Меньше людей скрывать, меньше движений согласовывать. Я бы предложила пойти с вами, но у нас еще много раненых, нужно о них позаботиться. К тому же после смерти Амелии явно придется разбираться с новыми эмоциональными всплесками. У Касла загораются глаза. – Пока они выручают Эллу, – обращается он к Нурии и Сэм, – а вы хозяйничаете здесь, я, пожалуй, свяжусь с друзьями по своей сети. Расскажу, что происходит, поясню, что грядут перемены. Помогу скоординировать наши действия по всему земному шару. – Отличная мысль, – замечает Сэм. – Может, нам уда… – Плевать, – громко выдает Уорнер и поворачивается к двери. – Я ухожу прямо сейчас. Кишимото, если идешь, не отставай. – Точно! – Пытаюсь говорить типа круто. – Все. Досвидос. – Салютую двумя пальцами, бегу прямо в дверь и… впечатываюсь в Назиру. Назира. Мать честная! Она очнулась. Совершенна, как ангел. И зла, как черт. – Вы двое без меня никуда не пойдете, – заявляет она. Элла Джульетта Я воровка. Я украла тетрадь и ручку у одного из докторов – вытащила из белого халата, когда он не видел, и засунула себе за пояс брюк. Незадолго до того, как доктор приказал тем людям меня забрать. Тем, в странных костюмах с толстыми перчатками и в противогазах с мутными пластиковыми оконцами, скрывающими глаза. Помню, как подумала, что это пришельцы. Помню, как подумала, что они должны быть пришельцами, потому что людьми они быть не могут; не могут быть людьми те, кто скрутил мне за спиной руки и сковал их наручниками, те, кто привязал меня к стулу. Они тыкали в меня электрошокерами, вновь и вновь, чтобы заставить меня кричать. Нет, я не кричала. Стонала, но не произнесла ни слова. Слезы текли по моему лицу, но я не рыдала. Думаю, это их разозлило. Они хлестали меня по щекам, приводя в сознание, хотя мои глаза были открыты. Кто-то отвязал меня, оставив наручники, ударил по коленям, а потом велел встать. И я пыталась. Пыталась и не смогла. В конце концов три пары рук выпихнули меня за дверь, и какое-то время я лежала на бетонном полу окровавленным лицом вниз. Если честно, то момент, когда меня втащили внутрь, я не помню. Мне все время было холодно. Я чувствую пустоту, будто во мне ничего не осталось, кроме разбитого сердца – единственного выжившего в этом аду органа. Чувствую, как внутри раздается его биение, чувствую, как его стук отражается в каждой косточке. Наука говорит, что у меня есть сердце, общество говорит, что я чудовище. И я это знаю, конечно, знаю. Я знаю, что натворила. И не прошу сочувствия. Только порой я задумываюсь – размышляю, – если бы я была чудовищем, я бы, конечно, уже поняла это? Я бы чувствовала гнев, злость, месть? Я бы знала, что такое слепая ярость, жажда крови, потребность отмщения? Вместо этого во мне бездна, такая глубокая, такая темная, что ничего не разглядеть. Я не вижу, что там. Я не знаю, ни кто я, ни что со мной будет. Я не знаю, что могу натворить снова. Из дневников Джульетты в психиатрической лечебнице Кенджи Я застываю на месте. Не могу прийти в себя. Когда же до меня, наконец-то, доходит, что Назира и правда рядом, что она очнулась, что она в порядке, я заключаю ее в объятия. От ее защитной позы ничего не остается, она вдруг вся такая девочка-девочка – моя девочка, – и все внутри меня взрывается счастьем. Назвать Назиру невысокой язык не повернется, однако в моих руках она кажется маленькой. Совсем кроха. Словно так и задумано, чтобы ей было удобно у меня на груди. Я в раю. Когда мы прекращаем обниматься, улыбаюсь, как идиот. И мне по барабану, что все на нас пялятся. – Привет. Я так рад, что ты в порядке. Она резко и глубоко вздыхает, а потом… на ее губах расцветает улыбка, которая полностью меняет выражение ее лица. Назира уже не похожа на наемницу, намного больше – на восемнадцатилетнюю девчонку. Впрочем, если честно, мне по душе обе ипостаси. – Я так счастлива, что ты тоже в порядке, – тихо говорит она. Мы не можем наглядеться друг на друга… Потом рядом раздается чье-то театральное покашливание. Не успеваю и обернуться, как уже догадываюсь – это Нурия: руки скрещены на груди, глаза – щелочки. Сэм же, наоборот, ситуация вроде забавляет. Зато Касл, кажется, счастлив. Удивлен, но счастлив. Улыбаюсь ему. Нурия еще больше хмурится. – Вы понимаете, что Уорнер ушел? Ее слова стирают с моего лица довольную ухмылку. Круто разворачиваюсь, однако Уорнера и след простыл. Поворачиваюсь обратно, тихо ругаясь себе под нос. Назира выразительно на меня смотрит. – Да знаю я, знаю, – качаю я головой. – Он собирается уехать без нас. – Однозначно, – почти смеется она. Нурия вскакивает на ноги. – Стойте, – говорит она. – Нет времени. – Я уже на полпути к двери. – Уорнер нас кинет, а я… – Он идет в душ, – прерывает меня Сэм. Резко торможу, едва не споткнувшись. Удивленно приподнимаю брови. – Он что? – Он идет в душ, – повторяет Сэм. Я смотрю на нее, медленно-медленно моргаю, как полный идиот, которым, положа руку на сердце, себя и чувствую. – То есть ты типа видишь, как он собирается принимать душ?