Сердце буквально выскакивает из груди. Тяжело сглатываю. И молчу. – Спрашиваю последний раз. – Он сверлит меня взглядом. – Ты позабыла, что я – твой хозяин? – Д-да, сэр. У него загораются глаза. – Мне напомнить тебе, Джульетта? Напомнить, кому ты обязана жизнью? И кому обязана преданно служить? – Да, сэр, – отвечаю, задыхаясь. От страха меня мутит. Лихорадит. От жара покалывает кожу. Из внутреннего кармана пиджака Андерсон извлекает нож. Осторожно его раскрывает, в неоновом свете поблескивает металл. Он вкладывает рукоять в мою правую кисть. Потом берет мою левую и изучает ее, держа обеими руками, прочерчивая линии на моей ладони, обводит контур моих пальцев, гладит шрамы на костяшках. Ощущения, прекрасные и ужасные одновременно, пронизывают меня насквозь. Он мягко нажимает на указательный палец. И смотрит мне прямо в глаза. – Этот, – говорит он. – Отдай его мне. Сердце выпрыгивает из груди. Потом убегает в пятки. Колотится где-то внутри. – Отрежь. Положи мне на ладонь. И будешь прощена. – Да, сэр, – шепчу. Трясущимися руками я прижимаю лезвие к нежной коже у основания пальца. Нож такой острый, что мгновенно разрезает плоть, и с приглушенным криком боли я вдавливаю его сильнее, запнувшись, лишь когда чувствую сопротивление. Нож доходит до кости. Тело взрывается слепящей болью. Я падаю на одно колено. Повсюду кровь. Задыхаюсь, испытываю рвотные позывы, отчаянно сдерживаю подступившую к горлу – то ли от боли, то ли от страха – тошноту. Так плотно стискиваю зубы, что болевые разряды бьют прямо в мозг, этот отвлекающий маневр очень кстати. Чтобы зафиксировать окровавленную руку, мне приходится прижать ее к грязному полу, и с отчаянным криком я прорезаю кость. Нож, выпав из дрожащей руки, падает на пол. Указательный палец еще болтается на ладони, висит на полосочке плоти, и быстрым, резким движением я его отрываю. Меня так адски трясет, что я едва стою на ногах, тем не менее умудряюсь переложить палец на протянутую ладонь Андерсона и лишь потом валюсь на землю. – Хорошая девочка, – спокойно произносит он. – Хорошая девочка. Это все, что я слышу, а затем теряю сознание. Кенджи Мы оба еще с минуту не можем оторвать глаз от кровавой картины, потом Уорнер внезапно расправляет плечи и выходит. Я засовываю пистолет за пояс и мчусь за Уорнером, не забыв закрыть дверь. Не хочу выпускать скорпионов. – Эй, – кричу я ему вдогонку, – ты куда собрался? – Ищу Касла. – Отлично. Дело хорошее. Только, может, в следующий раз, вместо того чтобы молча уходить, ты бы сообщал что, черт возьми, происходит? Мне за тобой бегать не нравится. Унизительно как-то. – Твоя личная проблема. – Ну да, ну да… Хотя вроде бы личные проблемы у нас по твоей части, – парирую я. – У тебя же, если мне не изменяет память, таких проблем наберется примерно пара тысяч? Или миллионов? Уорнер бросает на меня мрачный взгляд. – Тебе бы со своими психическими закидонами разобраться, прежде чем мои критиковать. – Эй, и как это понимать? – Даже бешеный пес может учуять твое безнадежное, разбитое состояние. Ты не в том положении, чтобы судить меня. – Прости, что? – Кишимото, ты врешь самому себе. За напускным безразличием скрываешь истинные чувства, паясничаешь, а тем временем копишь эмоциональный мусор, который не желаешь анализировать. Я, по крайней мере, не прячусь сам от себя. Я знаю, в чем мои просчеты, и я их принимаю. А тебе… – продолжает он, – тебе, наверное, следует обратиться за помощью. У меня глаза лезут на лоб, аж больно. – Шутишь? Это ты-то советуешь мне просить о помощи? Что происходит? – Я смотрю в небо. – Я уже помер? Попал в ад? – Я хочу знать, что творится у вас с Каслом. От удивления я застываю. – Что? – Я пытаюсь собраться с мыслями. – О чем ты? У нас все нормально. – За последние пару недель ты сквернословил чаще, чем за все время, что я тебя знаю. Что-то не так. – Нервничаю, – оправдываюсь я. Ситуация начинает меня напрягать. – А когда нервничаю, я могу и ругнуться. Уорнер качает головой. – Это совсем другое. Ты испытываешь сильнейший стресс. – Ого! – От удивления я приподнимаю брови. – Очень надеюсь, что тебе не пришлось воспользоваться своей (открываю кавычки) суперсилой считывать эмоции (закрываю кавычки), чтобы это выяснить. Ясен пень, я сейчас весь на нервах. Мир летит к чертям собачьим. Список того, что меня бесит, просто огромен, я даже со счета сбился. Мы по уши в дерьме. Джей исчезла. Адам переметнулся на сторону противника. Назиру подстрелили… Уорнер пытается что-то сказать, я ему не даю. – …и буквально пять минут назад девушка из Прибежища – ха, смешно, жуткое названьице – пыталась тебя прикончить, а я прикончил ее. Пять минут назад. Поэтому да, точно, я испытываю сильнейший стресс, гений ты наш. Уорнер пренебрежительно мотает головой. – Ты намного чаще используешь нецензурную брань, когда тебя раздражает Касл. Похоже, выбор слов напрямую зависит от ваших взаимоотношений. Почему? С трудом удерживаюсь, чтобы не закатить глаза. – Не то чтобы эта информация относится к делу, но мы с Каслом пару лет назад заключили своего рода сделку. Он считал, что моя типа чрезмерная зависимость от ненормативной лексики угнетает способность конструктивно выражать эмоции. – И ты пообещал попридержать язык. – Ага. – Ясно. Похоже, ты отказался выполнять условия соглашения. – Тебе-то что? Зачем мы вообще об этом говорим? На нас только что напал кто-то из Прибежища. Нужно найти Сэм и Нурию, разузнать, кто эта девушка, ведь она явно из лагеря, а они-то точно в кур… – Можешь сообщить Сэм и Нурии все, что душе угодно, – вставляет Уорнер. – Мне надо пообщаться с Каслом. Что-то в его тоне меня пугает. – Зачем? – уточняю я. – Что происходит? Почему ты на нем зациклился? Уорнер в конце концов останавливается. – Потому что, – снисходит он до объяснения, – Касл со всем этим как-то связан. – Что? Исключено. Не может быть. Уорнер молчит. – Да ладно, чувак, не сходи с ума. Касл, конечно, не идеален, но он бы никогда… – Эй! Что случилось, черт возьми? – К нам бежит запыхавшийся Уинстон. – Я услышал выстрел из вашей палатки, пришел проверить и увидел… увидел… Что стряслось? – Голос Уинстона срывается на крик. Он напуган. К нам подбегают еще люди. Уинстон принимается им что-то объяснять, я его не поправляю, голова пухнет от мыслей. К чему, черт побери, клонит Уорнер? Я слишком хорошо его знаю и не могу отрицать – он очень умен. Поэтому тревожусь. Сердце подсказывает, что Касл никогда бы нас не предал, а разум твердит, что Уорнер обычно прав. Замечаю вдалеке Нурию, ее темная кожа блестит в ярких лучах солнца, и у меня гора падает с плеч. Наконец-то. Нурия разузнает о девушке со скорпионами, и ее сведения наверняка оправдают любую причастность Касла к этой заварухе. Покончив с недоразумением, мы с Уорнером начнем искать Джей.