Глава 4 КРАСОТА И ВОЛШЕБСТВО Белоника плыла по улице павою — яркий платок, сверкающие бисером сапожки, на плечах лисья шубка, через мех которой все равно заметно, что стан у девки тонкий, грудь высокая, а бедра крутые. Ими-то она и покачивала так, как может только красавица, крепко уверенная в своей красоте. Толстенные светлые косы двигались как два маятника где-то на уровне ягодиц. Алые ленты на концах — завершающий штрих для тех, кто до сих пор так и не понял, куда надо смотреть. Парни да мужики сворачивали шеи вслед такой лебеди и абсолютно не замечали плетущихся за ней цыплят — меня и Нину. — Эй, красавица, щечки твои словно наливные яблочки. Где взяла такие? — Милая, а пойдем со мной на санках кататься! Нынче парни с девками за заставой собираются костер жечь, хороводы водить! — Ишь выступает! Небось приворот на себя наложила, чтоб мужики слюни пускали, а сама горбунья страшенная. Ты, Аникеевна, сынка-то своего уведи. — Эй, ласточка, а зайди к нам и подружек своих пригласи — я вас медом да пряниками угощу! — Пряниками он угостит! Во двор пошел! Дров в доме нет! Усы едва отросли, а туда же, женихаться! — Ну мам! — Не мамкай мне тут. Так мы продвигались улица за улицей. Белоника была абсолютно невозмутима, только изредка изгибались широкие брови да в усмешке подрагивали уголки алых губ. — Как ты это терпишь? — не выдержала я, когда очередной галантный кавалер пригласил волшебницу «на крылечко вечерять», что бы это ни означало. — Так ты, значит, нездешняя? — Красавица бросила на меня цепкий взгляд, и я с досады прикусила губу. — Это они мне не в обиду, а в уважение. Где же видано, чтобы красивая девка в полной тишине прошла по улице? Тут у нас каждый двор соревнуется, кто кого перекричит. А если не окликают со двора — значит, дом пустой, обиженный, раз ни одного сына в семье. Я без всякого сожаления подумала, что помимо весьма неопределенного приглашения на пряники ни мне, ни Нине никто доброго слова не сказал. — А если ты вот возьмешь и согласишься «вечерять» или на санках кататься? — полюбопытствовала я. Белоника засмеялась — видно, такой вариант в голову девушке не приходил. — Наверное, парни сильно удивятся. Так просто соглашаться не принято. Да и предложения делаются не для того, чтобы я согласилась, а ради самого предложения. — И жены их, наверно, будут против, — буркнула я. — Нет, женатые так себя не ведут. Будь муж хоть юнцом зеленым, а все же глава семьи, несолидно. — Солидно не солидно, а сластолюбцев на пяток дворов по одному, — отрезала я и снова удостоилась пристального взгляда. Да, наверно, странно было слышать такое из уст голенастой девчонки. Надо срочно исправлять положение. — Зачем тебе Нина? Вопрос был вполне естественным, если вспомнить, что нам понадобилось не меньше четверти часа, чтобы выманить дикарку из леса. Теперь она плелась следом с неприкаянным видом, заглядывая в глаза всем встречным лошадям, собакам и кошкам, чем привлекала не меньше внимания, нежели Белоника. — Силантий Фомич жаждет украшений для своего дома. Дом я могу изменить, а вот придумать сами изменения — увы! — Красавица развела руками. — А Нина, значит, может? — Ей и придумывать не надо, она просто видит красоту там, где не видят другие. «Как и все художники», — подумала я, но вслух высказываться не стала, и так уже непонятно, что обо мне думает Белоника. — А когда ты меня расколдовывать будешь? — Отчего-то представлялся страшный обряд с кровью и перьями. — А я не буду. — Почему? — неподдельно возмутилась я. — Ну, потому что не смогу. Это задание совсем не для моего волшебства. Олег, конечно, знал об этом, когда его давал. Так что даже не буду пытаться. — Ты сдаешься, даже не попробовав? — Не люблю зря тратить силы, — легко ответила Белоника. — А кто тогда сможет? — полюбопытствовала я, намереваясь держаться от этих волшебников на достаточном удалении. — Весень или Лель. Это и понятно: они давно здесь, им пора уходить. Может быть, смогли бы Надира и Морошка — лет через пять, правда. — Я не хочу так ходить пять лет! — Тише… — Белоника нежно погладила меня по голове. — Уверена, если мы не справимся за пару недель, Олег сам снимет с тебя чары. Было так непривычно ощущать чью-то руку у себя на макушке — будто я снова стала маленькой и беззащитной. В только что отстроенном доме купца чудесно пахло деревом и известкой. И хотя ни в самом доме, ни в саду не было ни души, за забором толпились любопытные горожане, а те, кто посмелее, так и вовсе висели на калитке. Когда за нами закрылась дверь, я вздохнула с облегчением, потому что в толпе внезапно начались обсуждения, не новая ли волшебница появилась в доме на Калиновой улице, да как бы испытать, на что эта чародейка способна. Сейчас только таких вот народных испытальщиков не хватало в компанию к пробующим на мне свои чары волшебникам-недоучкам. Белоника тем временем обходила комнаты, расположенные в тщательно продуманном порядке. Девушка трогала руками стены, полы и окна, прижималась щекой к широким перилам, будто вслушиваясь во что-то внутри самого строения. Нина же, как мы вошли, сразу уселась на пол в первой же комнате, да так и не двигалась с места, будто погруженная в транс. У меня возникал только один вопрос. Что здесь делаю я? Если Белоника не собиралась надо мной колдовать, то зачем потащила меня к этому купцу? Подышать свежим воздухом? Или слоняться вместе с ней по пустым комнатам? Странная девушка, себе на уме. Могла ли она выносить волшебные предметы из хранилища? Тут возникало еще два дополнительных вопроса: как и зачем? На этот предмет следовало попытать всех воспитанников Вольги поочередно. Вопрос «как?» в отношении Белоники следовало пока отложить: я еще не видела ее волшебства, но ждать теперь недолго. Оставался вопрос «зачем?». Очень маловероятно, что на продажу. Еще в первый день я обратила внимание, что красавица одета богаче всех волшебников, включая самого Вольгу. А сейчас, вспоминая толстенный кошель, который купец предлагал за работу, могу быть вполне уверена, что деньги на свои наряды она заработала честным путем. Красть магические предметы ради их магии? Тоже сомнительно — слишком уж трезво она рассуждала о собственных способностях. А вот отказ Белки пробовать свои силы, чтобы расколдовать меня, — это уже интересно. Успешное выполнение задания Вольги влекло за собой выпуск из этой своеобразной школы и соответственно потерю доступа к хранилищу. Не поэтому ли волшебница даже не пыталась помочь мне? Может, ей нужно было оставаться в доме на Калиновой улице? Должна ли я теперь подозревать всех, кто откажется пробовать свое волшебство на мне? Я посмотрела на Нину, которая все еще неподвижно сидела посреди комнаты, — вот эта девочка точно откажется. Что ей до каких-то там заданий? И представить, что она обворовывает хранилище, я тоже пока не могла. Хотя жизнь неизменно доказывает, что люди вовсе не такие, какими кажутся на первый взгляд. Волшебники тоже люди. Или нет? — Лана! — Голос Белоники заставил моего внутреннего сыщика умолкнуть. — Подойди сюда, будь добра. Я осторожно вошла в пустое, немного вытянутое помещение, которое впоследствии должно было превратиться в столовую, или трапезную, как здесь иногда говорили. — Можно я на тебе попрактикуюсь? — несколько бесцеремонно спросила красавица. — То есть рисковать Ниной ты не хочешь? — уточнила я, шутя лишь наполовину. Белка рассмеялась, показывая жемчужные зубки. — А наивной тебя не назовешь! Могу поспорить, потом окажется, что ты гораздо старше нас. — К счастью, она не ждала от меня ответа. — Домом не хочу рисковать. Вряд ли ты придумаешь что-то опаснее, чем это могла бы сделать Нина. — В каком смысле? — Иди сюда и дай мне руку. Я послушалась, раз уж моей безопасности ничто не угрожало. — А теперь вспомни какую-нибудь красивую комнату, украшенную рисунком или орнаментом. Пусть она стоит перед твоим мысленным взором, — попросила Белоника. Я почему-то представила охотничий зал в своем фамильном замке: на потолке сложный узор из переплетающихся копий, стрел и лент, канделябры щеголяют клыками, а все балки и стенные выступы стоят будто бы на когтистых лапах. Зал возник передо мной настолько явно, что, увлекшись воспоминаниями, я не сразу обратила внимание на происходящее вокруг. А происходило странное, стены будто колебались, шли зыбкой рябью. И постепенно пространство вокруг стало меняться: появились неглубокие ниши, очень похожие на те, в которых в моем замке вешали рога убитых на охоте животных. На потолке же, наоборот, сформировался выступ, рельеф которого долго перестраивался, пока не начал превращаться в рисунок копий и стрел, будто подсмотренный из моей памяти. Хотя почему — будто? Уверена, что именно этим и занималась Белоника — создавала подобие убранства зала из моих воспоминаний. Пусть это и не была точная копия, но любой, кто видел оба помещения, сказал бы, что над ними поработал один мастер. Когда над окнами проросли клыкастые пасти, а у всех столбов появились когти, волшебница сочла свою работу законченной и отпустила мою руку. — Лель удавится, если ты окажешься не принцессой, а дочкой людоеда, — оценила она результат. И надо сказать, обстоятельства для такого иронического замечания были самыми подходящими. То, что казалось вполне уместным в охотничьем зале замка, в столовой купеческого дома выглядело так, будто здесь действительно трапезничала семья людоедов. И почему мне не пришло в голову представить летнюю веранду в королевском дворце? Гроздья винограда и стилизованные кувшины возбуждали бы аппетит гораздо сильнее. — Это теперь так и останется? — осторожно спросила я, предвидя бурный восторг купца-заказчика. — Нет, развеется, если не закреплять форму. И действительно, стены вновь пошли рябью, а спустя пять минут приняли свой прежний вид. — Ты отдохни теперь, мы быстро справимся, — обратилась ко мне Белоника и, выглянув из столовой, позвала: — Нина, давай поработаем! Потом я схожу с тобой на базар за салом, семечками и солью для твоих зверушек. Я все же осталась неподалеку от Белоники, чтобы посмотреть, как выглядит ее волшебство со стороны. Но когда юные волшебницы взялись за руки, это было совсем не похоже на то, что случилось со мной. Воздух наэлектризовался, словно перед грозой. Я смотрела на две абсолютно неподвижные фигуры и не понимала, отчего у меня по коже бегают мурашки и встают дыбом волосы на затылке. Наконец стены заколебались, но вместо привычных орнаментов или рисунков на них стали проступать натуральные очертания листьев, ветвей деревьев, по столбам начали карабкаться вьюнки. Я развернулась, пытаясь успеть за разбегающимися по всем поверхностям контурами растений. Вот над входом появился дуб, каждый листик виден отчетливо и так реально, как не сделает ни один мастер; в кроне примостились две пичуги и белка — точно изваянная по подобию Нининой рыжей подружки. Из столовой в коридор тянутся травы, среди них есть знакомые — осока, крапива, лебеда. По стенам ползет хмель с пузатыми наливными шишечками, завивается, образуя причудливые узоры. Я вышла из столовой и как зачарованная взбежала по лестнице, перила которой уже увивал дикий виноград. На втором этаже в маленькой уютной комнате по стенам тянулись розы, в них можно было заметить тончайшие силуэты бабочек и стрекоз — здесь поселилось лето. В соседней спальне качались березы; их изящные сережки ласково свисали над нишей, где когда-нибудь хозяин поставит свою кровать. Охваченная каким-то странным ликованием, я носилась по второму этажу, распахивая двери в комнаты: вот тут кленовые листья, здесь почти голые стены сверху, но от пола до уровня пояса стоят выпуклые колосья пшеницы; а здесь плетется малина или ежевика. Вспомнив, что осмотрела не все помещения на первом этаже, я снова спустилась вниз. И в этот момент дом заскрипел, протяжно и как-то зловеще. Любому ребенку с детства известно, что, если в сказке творится какое-то доброе волшебство, никаких зловещих скрипов быть не должно. Максимум — щебетание восторженных птичек. Послышался еще один скрип и как бы приглушенный стон, шедший глубоко из-под земли. Понимая, что творится нечто непредусмотренное, я со всех ног влетела обратно в столовую. Мои девочки все так же стояли, взявшись за руки, только вот лицо Белоники было белее снега, а на высоком лбу и вокруг губ выступили бисеринки пота. Рука, за которую ее держала Нина, была напряжена, будто от огромных усилий, прилагаемых, чтобы вырваться из хватки маленьких пальцев. Но эта сцена заняла меня лишь на секунду, потому что со стенами происходило жуткое. Деревья, которые раньше проступали лишь изящным рельефом, вдруг стали выпуклыми и буквально сдавили небольшую столовую. Их корни и вовсе утратили художественную нереальность, они выпирали из стен, впивались в доски пола и уходили куда-то вглубь. Дом трещал, стонал и рос. Дикий виноград, что лишь минуту назад был только резьбой на перилах лестницы, вдруг приобрел объем, переполз по ступеням и гибкими плетями потянулся по полу к моим ногам. Я в ужасе отпрыгнула и тут же попала в цепкие объятия хмеля, который уже отделился от стены и стал настолько реальным, насколько это было вообще возможно. Неожиданно Белоника дернулась и каким-то сдавленным голосом позвала: — Олег!