Думать не о чем. Цифры все решили. «Лукасинью?» – Запускай скафандр. * * * Окошко внутреннего шлюза безупречно обрамляет Луну. Она машет. Лукасинью поднимает титановую руку. Он монстр, он тот, кто бросает. Он вор. Он заполнил скафандр воздухом Луны, ее водой и ее электричеством. Что, если он потерпит неудачу? А если он не вернется? Он представляет себе, как Луна дрожит на стальной сетке, мерзнет, страдает от жажды, надеется, что он вернется, надеется, что электричество восстановится. Он не может об этом думать. Он не может думать ни о чем, кроме того, что должен сделать, думать ясно и четко. – Ладно, Цзиньцзи, я готов выйти. Лукасинью касается иконы Леди Луны у наружной шлюзовой двери. Удача и дерзость. Он однажды обставил Леди Луну, будучи голым. Но все знают, что Дона не прощает промашек. Шипение разгерметизации затихает. Наружная шлюзовая дверь открывается. Лукасинью выходит на реголит. Цзиньцзи направляет его к отпечаткам колес ровера Маккензи. Оттуда он легко идет по следу на север. Он не знает, как далеко и как долго, но знает, куда идет. Мышечная память никогда не подводит, и Лукасинью впадает в ритм ходьбы в жестком скафандре. Лишние движения легки. Тактильные датчики чувствительны, даже в этой старой и дешевой модели производства ВТО. Пусть скафандр сам делает свою работу. Вскоре все прочие следы уходят в сторону, и только двойные отпечатки шин ровера Маккензи ведут Лукасинью за собой. Солнце стоит высоко, поверхность Луны яркая, Земля – осколок тусклой синевы. Лукасинью тихонько поет, чтобы не уснуть на ходу. Скафандр оборудован играми, музыкой, сезонами старых теленовелл, но развлекательные системы тратят энергию. Ритм его песен постепенно подстраивается под ритм шагов, они бренчат и бренчат в его голове, словно галлюцинации. Он вдруг понимает, что поет под музыку стихи собственного сочинения. «Лукасинью, пора позвонить», – говорит Цзиньцзи. – Ола, Луна! Связь – только аудио, чтобы сэкономить заряд батарей. – Ола, Лука! Голос Луны, оторванный от ее тела, ее присутствия, ее образа, звучит странно. Лукасинью как будто слушает не человеческое существо, но нечто более возвышенное, редкое, первозданное и мудрое. Анжинью, так он ее называет – ласковым словом, издавна принятым в семье. Маленький ангел. Такой она и кажется, когда звучит ее голос. – Как ты? Водичку попила? – Лукасинью проинструктировал Луну пить глоток воды каждые двадцать минут. Это должно отвлечь ее от мыслей о том, что с завтрака в квартире она ничего не ела. – Пила. Когда ты вернешься? Мне скучно. – Как только смогу, анжинью. Знаю, ты скучаешь, но ничего не трогай. – Я не дурочка, – говорит Луна. – Знаю, знаю. Я позвоню еще раз через час. Лукасинью тащится через пустошь Тарунция. В голове у него застряла единственная походная мелодия, и теперь она сводит его с ума. Он мог бы спросить Цзиньцзи, сколько прошел и сколько ему еще идти, но ответ может привести в уныние. Следы ведут все дальше и дальше. Лукасинью топает в своем красно-золотом панцире. Что такое? Единственное преимущество скучной лунной прогулки Лукасинью в том, что он сделался чувствительным к ландшафту Тарунция и любым вариациям в его однообразии. – Цзиньцзи, увеличь. Визор демонстрирует ему вид сверху и мачты ровера, выглядывающие из-за близкого горизонта. Через несколько минут появляется сам ровер, и вот Лукасинью оказывается рядом с ним. Фигура в пов-скафе, которую он видел на записи камеры на станции, все еще сидит на своем месте. На миг его охватывает страх: а вдруг этот человек сейчас кинется и разобьет ему забрало шлема камнем? Невозможно. Никто не в силах прожить так долго в пов-скафе. И уж точно не в таком пов-скафе, который видит он, обойдя машину по кругу, – в нем двадцатисантиметровая дыра от правового соска к бедру. Это проблема. Еще одна проблема. Он с нею разберется позже. – Где транспортировочный узел? – спрашивает Лукасинью. Цзиньцзи подсвечивает порт, и Лукасинью, размотав сетевой кабель, подключается. Как он и думал, ровер в той же степени мертв, что и его пассажир. Он стискивает зубы, протягивая кабель от своего скафандра до ровера, чувствуя, как заряд переходит из его батарей в батареи машины, как будто его покидает сверхъестественная исцеляющая сила. Ему нужно, чтобы ИИ ровера проснулся, пусть он и не может выделить достаточно энергии, чтобы приехать на нем обратно на станцию. Данные начинают поступать на линзу, и он ныряет туда в поисках нужного. Тормоза отключить. Руль разблокировать. Выпустить буксирный трос. Лукасинью разматывает его, набрасывает на плечи и цепляет к скафандру. – Луна? Я возвращаюсь. Лукасинью наклоняется, ремни натягиваются. Минуту-другую ровер ему сопротивляется, а потом система тактильных датчиков включает моторы и преодолевает инерцию. Лукасинью тащит ровер обратно по следам его собственных шин. Следы на Луне остаются навсегда. Ее поверхность – палимпсест путешествий. Возвращение всегда быстрее, чем уход. Лукасинью останавливает ровер. Цзиньцзи показывает ему зарядный порт станции. Подзарядка аккумуляторов ровера почти полностью опустошит резервы станции, но Лукасинью решил идти до конца в тот самый момент, когда ступил из шлюза на поверхность. Происходит соединение, ровер просыпается – загорается десяток миниатюрных рабочих огоньков и индикаторов. Теперь пов-скаф. Вот как о нем надо думать: как об устройстве, предназначенном для спасения жизни, которое нуждается в некоторой доработке, чтобы стать пригодным. Не надо думать о мертвой женщине внутри. Лукасинью пытается придумать наилучший способ, чтобы отцепить тело от сиденья. Оно замерзло и сделалось словно камень. Он отстегивает с мертвой ранец и открывает наружную шлюзовую дверь. – Я кое-что тебе передам, – говорит он Луне. – Я знаю, как открыть шлюз, – отвечает девочка. – И я пила водичку. Лукасинью осторожно переворачивает труп на спину и поднимает; ее ноги согнуты в коленях, одна рука прижата к боку, другая – к контрольной панели. Он несет ее в шлюз. Они должны пройти цикл вместе. Он не может просить Луну, чтобы она вытащила замороженный труп из шлюза. Он будет обжигающе холодным и слишком тяжелым. И останется трупом. Лукасинью пятится в шлюз, пока зад его скафандра не ударяется о внутреннюю дверь. Он затаскивает замерзший труп в шлюз, от досады со свистом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, пытаясь пристроить его рядом с собой, совместить свою голову и торс с геометрией конечностей и торса мертвой женщины. Вот Лукасинью на спине, труп сверху, колени у него на плечах, шлем – у него между ног, голова – поверх пластины скафандра, прикрывающей его пах. Французская любовь с ледяным трупом. От такой мысли Лукасинью издает мрачный, испуганный, сокровенный смешок, похожий на лай. Никто и не поймет, в чем смысл этой шутки. – Луна, я иду. Держись подальше шлюза. Делай, что я скажу. Цзиньцзи запускает цикл шлюза. Лукасинью слышит, как свист воздуха становится все громче, и это самая сладкая музыка, какую он когда-либо слышал. Он выталкивает себя из шлюза, остается на спине, обвивая руками труп. Тащит его к пустой капсуле БАЛТРАНа и закрывает в ней. Он не хочет думать о бардаке, который получится после оттаивания тела – главное, чтобы Луна его не видела, и вообще, здесь есть другие капсулы на тот случай, когда – если! – подача электроэнергии возобновится. Он выкарабкивается из жесткого скафандра. Все силы его покинули. Он никогда в жизни так не уставал: ум, мышцы, кости, сердце. Ничего еще не закончилось. Оно даже не началось по-настоящему. Столько всего надо сделать, и только он может это сделать, а ему хочется улечься лицом к стене, повернувшись спиной ко всему, что надо сделать, и вымолить у них немного времени на сон. – Луна, можно мне немного твоей водички? Он не видит, откуда появляется девочка, но она дает ему свою фляжку, и он пытается не выпить все одним глотком, чтобы вымыть вкус скафандра из своего рта. У переработанной в скафандре воды всегда есть привкус мочи. – Луна, можно я лягу рядышком? Она кивает и пристраивается рядом с ним. На ней остатки его одежды – этакая беспризорница 80-х в мешковатом наряде. Лукасинью обнимает ее и пытается поудобнее устроиться на стальной сетке. Он боится, что слишком устал для сна. Он дрожит. Холод забрался глубоко. Надо столько всего сделать, безумное количество дел, и тысяча вещей могут тебя убить, но начало положено. – Цзиньцзи, не позволяй мне спать слишком долго, – шепчет он. – Разбуди, когда она оттает. – Что? – бормочет Луна. Она маленький сгусток тепла, свернувшийся возле его живота. – Ничего, – говорит Лукасинью. – Ничегошеньки. * * * Лукасинью просыпается, пытается пошевелиться. Боль пронзает его ребра, его спину, его плечо и шею. Металлическая сетка отпечаталась на щеке. Голова тяжелая и тупая; рука, на которой заснула Луна, онемела и не слушается. Он вытаскивает руку из-под девочки, не разбудив ее. Луна спит как камень. Лукасинью надо отлить. По пути в уборную ему приходит в голову мудрая идея. – Что ты делаешь? – Луна проснулась и смотрит, как он опустошает скудное содержимое мочевого пузыря в аварийный скафандр. – Скафандр все переработает. Тебе понадобится вода. – Моча Лукасинью темная и мутная. Моча не должна быть такой. – Ну ладно… – У нас есть что поесть? – Какие-то батончики. – Съешь все, – приказывает Лукасинью. – А как же ты? – Мне и так хорошо, – врет Лукасинью, хотя в животе у него бездонная пропасть. Он никогда не знал голода. Вот, значит, что чувствуют бедняки. Голод, жажда, поверхностное дыхание. До последнего еще очередь не дошла. – Я приготовлю другой костюм, а потом мы отсюда уедем. – В капсуле мертвая женщина? – Да. Ты заглядывала? – Ага. Он страшится следующей части своего плана. Приступы паники от того, что ему придется сделать, чтобы заполучить пов-скаф, раз за разом поднимали Лукасинью из глубин усталого сна. Надо действовать быстро и умно, не давая себе времени на раздумья. Он открывает дверь капсулы БАЛТРАНа, хватает мертвую женщину в пов-скафе за руку и выволакивает на пол. Она движется неуклюже, конечности у нее окоченелые. Лукасинью чувствует через пов-скаф, что она еще не до конца оттаяла. Он переворачивает ее лицом вниз. Сперва надо отцепить шлем. От вони его едва не настигает приступ рвоты. Все воняют в пов-скафах, но такого смрада ему еще не доводилось ощущать. Он снова и снова подавляет тошноту. С камнем в желудке Лукасинью откладывает шлем в сторону и расстегивает ремни. Дрожащими руками открывает герметичный шов. Новая волна зловония, и он понимает: это запах смерти. Лукасинью видел смерть, но ни разу не нюхал ее. Заббалины забирают мертвецов на своих драндулетах с мягкими шинами и не оставляют ни беспорядка, ни грязи, ни запаха. Лукасинью, затаив дыхание, снимает костюм с мертвого тела. Ее кожа такая белая. Он почти ее касается, но замирает, чувствуя идущий изнутри холод. Теперь сложная часть. Надо вытащить руку через рукав. Со второй будет проще, после того, как он освободит первую. Перчатка присосалась к пальцам, и локоть ему сопротивляется. Выругавшись, он садится на пол, поворачивает мертвую лицом от себя и, упершись одной ногой в ее плечо, стягивает упрямый рукав с трупа. Быстрее высвобождает второй. Теперь ему приходится перевернуть тело, чтобы спустить пов-скаф с торса и освободить ноги одну за другой. Он встает над мертвой женщиной и стаскивает костюм. Тело дергается. Он стягивает костюм с ее груди и живота, размазывая кровь от ужасной ножевой раны по небольшой выпуклости ее желудка. Спешит стянуть его с ягодиц. На левой у нее тату – цветочек. Лукасинью сжимается в всхлипывающий, воющий комок. Этот цветочек его добил. – Прости, прости меня, пожалуйста… – шепчет он. Потом берется за ступню обеими руками. Высвобождает левую ногу, потом правую. Пов-скаф остается у него в руках, словно содранная кожа. Вымазанная в крови женщина лежит на спине, слепо уставившись в лампы на потолке. Теперь пов-скаф надо надеть. Лукасинью сдирает скаф-трико аварийного скафандра. В депринтер его. Ноги в штанины, быстро и с умом, чуть поерзать – и вот пов-скаф достиг груди. Не надо думать о влаге на коже. Руки – одна, вторая. Лукасинью тянется к стропу, герметизирующему скафандр. Закрепляет стяжные ремни. Пов-скаф для него слишком короткий. Это напряжение в плечах и пальцах ног и рук превратится в ноющую боль. Трубки предназначены для женщины. Это он тоже перетерпит. К тому моменту, когда он тянется за шлемом, принтер выдает новое скаф-трико: свежее, розовое, размера Луны. Непростая задача при ограниченных ресурсах, но Луне нужно трико, чтобы взаимодействовать с аварийным скафандром. – Анжинью, тут мне понадобится твоя помощь. Луна берет рулон изоленты из шлюза, запечатывает прореху в пов-скафе и трижды обходит вокруг Лукасинью, обклеивая его лентой. – Не используй слишком много, она может нам пригодиться, – упрекает Лукасинью. – Теперь надевай трико, а я заряжу наши костюмы.