– Моя мать поступила бы так же. – Лукас отпил чаю из бокала, который стоял на самом краю бассейна. – Она всегда задавалась вопросом, почему никто из вас не пришел. Думаю, это стало величайшим разочарованием в ее жизни. Она построила для семьи мир, но никто не захотел в нем жить. – Я выросла, веря, что она отвернулась от нас. Забрала деньги и власть, подтолкнула нас к падению. – Я так понимаю, вы все еще живете в той же квартире. – Там все разваливается, лифты остановились еще до моего рождения, а электричества чаще нет, чем есть. Сантехника хорошая. – Когда нам исполнялось двенадцать, мать выводила каждого на поверхность в период темной Земли. Показывала нам континенты, испещренные линиями огней и покрытые световой паутиной, узлы света там, где большие города, и говорила: «Этот свет зажигаем мы». – Кое-кто зарабатывает больше денег, торгуя энергией, а не используя ее, – заметила Алексия. – А вот «Корта Агуа» поставляет надежную и чистую воду двадцати тысячам жителей района Барра-да-Тижука. Лукас Корта улыбнулся. Улыбка была тяжелая – она дорого обошлась его телу и оттого сделалась еще более ценной. – Хотелось бы это увидеть. Хотелось бы увидеть место, где выросла моя мать. Я не хочу знакомиться с твоей семьей… это было бы небезопасно. Но я хочу увидеть Барру и пляж, где лунный свет прочертил дорогу на морской глади. Устрой это для меня. * * * Взятый напрокат минивэн походил на стеклянный пузырь, сплошь двери и окна, и от этого Алексии было не по себе. Как будто машинка Папы Римского, из которой он машет и благословляет. Не пригнешься, не спрячешься, защитят лишь вера и закаленное стекло. Она ерзала на сиденье лицом к Лукасу Корте, пока машина неспешно ехала по авениде Лусио Коста. Доктор Воликова была непреклонна, не разрешая Лукасу Корте покинуть отель, пока между ними не случилась короткая ссора, полная отточенных доводов, которая потрясла Алексию своей страстью и неистовством. Пациент и доктор препирались, как любовники. Доктор Воликова ехала следом, в пикапе, нагруженном ботами экстренной медпомощи. – Это мой дом, – сказала Алексия. В сиреневой прохладе, пока с восточного океана подкрадывался индиго и огни зажигались улица за улицей, этаж за этажом, Барра демонстрировала остатки былого блеска. Надо было лишь не обращать внимания на выбоины, отсутствующие плитки на переходных дорожках, зияющие, словно выбитые зубы, мусор в канавах, паразитические сети кабелей и вышек сотовой связи, белые пластиковые водопроводные трубы, что карабкались по всякой вертикали, словно фикусы-душители. – Покажи мне, – сказал Лукас. Нортон приказал минивэну остановиться у полуразрушенного бордюра. Алексия и не собиралась позволять своему бойфренду вести машину, но передавать команды автопилоту – это давало ему достаточное ощущение цели и контроля. – Я бы хотел выйти, – сказал Лукас Корта. Нортон театрально просканировал улицу. Он мог вести себя с очаровательной крутостью. Алексия открыла дверь и развернула подъемник. Лукас Корта одолел путь в несколько сантиметров и приземлился на планете Барра. – Я бы хотел пройтись пешком. – Вы уверены? – спросила Алексия. Доктор Воликова оказалась рядом еще до того, как открылась дверь машины. – Разумеется, нет, – ответил Лукас. – Но я так хочу. Две женщины помогли ему подняться с инвалидного кресла и передали трость. Лукас Корта, цокая, двинулся вперед по тротуару. Алексия каждую секунду боялась шатающейся плитки, случайно брошенной пивной банки, пацана на байке, предательского порыва ветра с песком – всего, что могло заставить его споткнуться и рухнуть на землю. – Какая квартира? – Та, где ветряной указатель-ауриверде[22]. Лукас Корта долго стоял, опираясь на трость и глядя на огни в окнах квартиры. – Мы перепланировали ее со времен вашей матери, – сказала Алексия. – Мне сказали, это был богатый район. Вот почему мы близко к вершине. Чем ты богаче, тем выше живешь. Теперь это просто означает, что тебе надо одолеть больше лестничных ступеней. Те, у кого есть выбор, предпочитают жить как можно ниже. Я читала, на Луне то же самое. – Радиация, – согласился Лукас Корта. – Все стремятся уйти от поверхности настолько далеко, насколько это им по средствам. Я родился в Жуан-ди-Деусе и жил там, пока моя мать не построила Боа-Виста. Это была лавовая трубка, два километра в длину. Она ее запечатала, придала ей форму, заполнила водой и растениями. Мы жили в комнатах, устроенных внутри гигантских лиц ориша. Боа-Виста был одним из чудес Луны. Наши города – огромные каньоны, заполненные светом, воздухом и движением. А когда идет дождь… Это красивее, чем можно себе представить. Ты говоришь, Рио красив, что он Чудесный Город. По сравнению с великими городами Луны, он – фавела. – Он отвернулся от башни. – Хочу пойти на пляж. С наступлением темноты пляж превращался в охотничьи угодья банд и подростков, которые занимались любовью или парили наркотические смеси. Нортон стиснул зубы от неудовольствия, но помог Лукасу спуститься на пляж по ступенькам. Трость Лукаса утонула в песке. Он в ужасе отпрянул, попытался ее высвободить. – Осторожнее, осторожнее, – увещевала доктор Воликова. – Он в моих туфлях, – со страхом проговорил Лукас. – Я чувствую, как он заполняет мои туфли. Это ужасно. Вытащите меня отсюда. Алексия и Нортон вынесли Лукаса на тротуар. – Уберите его из моей обуви. Алексия и Нортон держали Лукаса, а доктор Воликова сняла с него туфли и высыпала потоки мелкого песка. – Простите, – сказал Лукас. – Я не ожидал, что так отреагирую. Я почувствовал это и подумал – пыль. Пыль – наш враг. Я не контролирую эти чувства. Это первое, что мы узнаем. – Луна взошла, – прошептал Нортон. Ущербный месяц стоял над восточным горизонтом. Огни лунных городов сверкали, как алмазная пыль. «Океаны пыли», – подумала Алексия, и это взволновало и ужаснуло ее одновременно. Этот мужчина, этот хрупкий мужчина, умирающий от гравитации на каждом шагу и при каждом движении, пришел оттуда. Корта: ее кровный родственник, и совершенно, непримиримо чуждый человек. Алексия задрожала, крошечная и немая в свете далекой Луны. – Моя мать рассказывала, что на Новый год вся семья приходила сюда и пускала бумажные фонарики по воде, – проговорил Лукас. – Океан каким-то образом уносил их прочь, пока они не терялись из виду. – Мы по-прежнему это делаем, – сказала Алексия. – Это называется Ревейлон. Все одеваются в белое и голубое, любимые цвета Йеманжи. – Йеманжа – ориша моей матери. Адриана не верила в ориша, но сама идея ей нравилась. – Мысль о религиях на Луне кажется мне странной, – заметила Алексия. – Почему? Мы иррациональный вид и преуспели в экспорте нашей иррациональности. Моя мать жертвовала средства Сестринству Владык Сего Часа. Они верят, что Луна – это лаборатория для социальных экспериментов. Новые политические системы, новые социальные системы, новые системы семьи и товарищества. Их конечная цель – создание человеческого общества, которое продержится десять тысяч лет; как они считают, именно столько времени нам потребуется, чтобы стать межзвездным видом. Мне проще было бы поверить в ориша. – Мне кажется, это оптимистично, – сказала Алексия. – Значит, мы не взорвем себя и не умрем от изменения климата. Мы доберемся до звезд. – Мы-то, может, и доберемся. Сестринство ничего не говорит о вас, оставшихся на Земле. – Лукас Корта снова взглянул на потемневший океан. Луна нарисовала на черной воде трепещущую серебристую рябь. – Мы там, наверху, сражаемся и умираем; мы строим и уничтожаем, мы любим и ненавидим, и страсти в нашей жизни превосходят ваше понимание, да вам всем на них и наплевать. Мне пора. Море меня тревожит. Я могу терпеть его при свете дня, но во тьме оно безгранично. Мне это совсем не нравится. Нортон и Алексия погрузили Лукаса в минивэн. Двери машины закрылись, и Алексия увидела на лице Лукаса облегчение. Нортон приказал автопилоту выехать на трассу. Мимо дважды проехали какие-то ребята на байках, и он занервничал. Алексия бросила взгляд через плечо, чтобы убедиться, что они не встроились между минивэном и медицинским пикапом доктора Воликовой. – Сеньора Корта, – сказал Лукас. – Я бы хотел сделать вам предложение. Он коснулся стеклянной стены и отключил внутренние микрофоны машины. Нортон в передней части салона оглох. – Вы талантливая, амбициозная, безжалостная молодая женщина, которой хватит ума не упустить свой шанс. Вы построили империю, но можете добиться куда большего. Этот мир ничего не может вам предложить. А вот я обращаюсь с тем же предложением, которое моя мать сделала вашим предшественникам. Отправляйтесь со мной на Луну. Помогите мне забрать то, что украли Маккензи и Суни, и я вознагражу вас так, что ваша семья больше никогда не будет бедствовать. Вот он, тот самый момент. Ради него она давала взятки, шантажировала и лгала, пробираясь в спальню Лукаса Корты. Она приоткрыла дверь к богатству и могуществу «Корта Элиу». За дверью была Луна. – Мне надо подумать. – Ну конечно. Только дурак отправился бы на Луну очертя голову. У вас есть ваша водяная империя; потому-то я и не прошу на меня работать. Я предлагаю отправиться на Луну со мной. Я хочу, чтобы вы заплатили свою цену. У вас два дня на раздумья. Мое время на Земле истекает. Осталось три, может, четыре недели до того, как перелет с поверхности на орбиту меня прикончит. Пока что все идет к тому, что мое здоровье будет необратимо испорчено. Приходите в отель, когда примете решение. Больше никакой лжи и маскарада. 7: Весы – Скорпион 2105 У Орла Луны подают отличные «мартини», но Ариэль оставляет свой бокал нетронутым на столе из полированного камня, у самого края пропасти. – Я думал, в какой-то квадре всегда наступает час «мартини», – замечает Орел. – Сегодня утром мне не хочется пить. Они сидят лицом друг к другу за каменным столиком, под скульптурным навесом Оранжевого павильона, на самом краю громадного склепа – хаба Антареса. По́зднее движение гудит по мостам и пешеходным переходам, кабины канатных дорожек ездят вверх и вниз, подрагивая. Солнечная линия темнеет: наступает вечер, и по мере того как дневной свет уходит к дальним краям проспектов квадры, загораются уличные огни. Когда Ариэль в последний раз сидела в этом бельведере, любуясь грандиозным видом, было утро. Когда она в последний раз сидела в этом Гнезде, Орел Луны приказал устроить династический брак. Корта и Маккензи. Лукасинью и Денни. С бергамотов на декоративных деревьях не до конца стерлась серебряная краска, которой их покрыли, украшая для свадьбы. – Я требую объяснений, Джонатон. – Совет намеревался выдвинуть вотум недоверия. Я их опередил. – Ты взял их в заложники. – Арестовал. – Наша правовая система не знает процедуры ареста. Ты их похитил и удерживаешь в заложниках. Где они? – Под охраной в собственных квартирах. Я предусмотрительно уменьшил им дыхательный рефлекс. Эта мера чудесным образом обеспечивает покорность. – В уставе КРЛ нет ничего, разрешающего тебе похищать и удерживать членов совета Корпорации по развитию Луны. – Это Луна, Ариэль. Мы делаем то, что хотим. – Хочешь, чтобы я уволилась, Джонатон? Я так и сделаю, если ты и дальше будешь обращаться со мной, как с дерьмом. Там, снаружи, восемь тысяч жалоб, и только я стою между ними и тобой. – Мне намекнули, что совет попытается снять меня с должности на том собрании. – Видья Рао. – Э предсказалэ попытку выдвинуть вотум недоверия. Советом руководили с Земли. Земные государства играют против меня. – Почему ты заключил со мной сделку, Джонатон? – Машины Видья Рао делают предположения, опираясь на закономерности, часто неразличимые для людей. Э отследилэ финансовые потоки до самого начала через сбивающую с толку громаду компаний-пустышек и государственных инвестиционных фондов. В центре всего находится известный тебе человек. Твой брат.