– Пленные нам ни к чему. – Шарп вытер пот со лба и снова надел кивер. Кивер разваливался на части, но с этим он ничего поделать не мог. – Найди Танга и пусть выяснит, что они тут натворили. Если просто выпили приходское вино, то выгоните отсюда, снимите с них все ценное и отправьте туда, откуда они пришли. Но если снасильничали… – Я знаю, что делать, – хмуро ответил Харпер. – Ну так делай. Кивнув сержанту, Шарп прошел мимо церкви к месту впадения речушки в Дору. Местность была открытая, спрятаться негде, и, если бы пришлось отступать из деревни, этой дорогой он бы воспользоваться не решился. Нет, надо поторопиться, и, может быть, им еще удастся переправиться. Пожалуй, надо поискать где-нибудь весла. Или веревку. Снять веревки с колокольни, протянуть через реку и перетягивать лодку как паром. Так ведь наверняка получится быстрее, чем грести. Шарп еще раздумывал, хватит ли церковных веревок, чтобы соединить два берега, когда из дома вышел Харрис и сообщил, что пленного лейтенанта зовут Оливье, что он из 18-го драгунского полка и, по его утверждениям, никого не насиловал – хотя и попался со спущенными штанами. – Говорит, французские офицеры так себя не ведут, хотя лейтенант Виченте вроде бы верит девчонке. – Так что, было или не было? – нетерпеливо спросил Шарп. – Конечно было, сэр. Сам признался после того, как я врезал ему пару раз. – Харпер улыбнулся. – Но все равно твердит, что это она его хотела. Говорит, ее сержант обидел, а он только утешал. – Утешал? Вот, значит, как? – рассвирепел Шарп. – То есть он оказался вторым? – Точнее, пятым, сэр. По крайней мере, девчонка так говорит. – Чтоб его! – выругался лейтенант. – Повесить урода, да и дело с концом. Он решительно направился к дому, где с десяток местных жителей с криками наступали на француза, взиравшего на них с пренебрежением, достойным восхищения на поле боя. Защищал француза лейтенант Виченте, который, увидев Шарпа, воззвал к нему за помощью: – Его нужно доставить в безопасное место и, как полагается, предать суду. – Я только что рассмотрел дело, – сказал Шарп, – и признал этого Оливье виновным. Вот дам ему по роже и повешу. Виченте заметно занервничал, однако уступать не собирался: – Мы не можем так поступать. Нельзя опускаться до уровня варваров. – Я ее не насиловал, так что меня не вините. – Мы сражаемся за то, чтобы мир стал лучше, – упрямился португальский офицер. Несколько секунд Шарп лишь удивленно взирал на Виченте. Неужели он серьезно? Неужели кто-то еще может верить в такую чушь? – А что случится, если мы оставим его здесь, а? – Его нельзя оставлять! – запротестовал Виченте, прекрасно понимая, что селяне обойдутся с пленным французом еще хуже, чем Шарп. – А мне пленные не нужны! – Мы не можем просто взять и убить его! – Молодой португалец даже покраснел от возмущения и тем не менее не сдавался. – И оставить здесь тоже не можем – это все равно что убить. – А, делайте что хотите! – Шарп раздраженно махнул рукой. Лейтенант Оливье по-английски не говорил, но, похоже, понимал, о чем спор, и наблюдал за словесной перепалкой между союзниками, переводя взгляд с португальца на англичанина со вниманием и настороженностью сидящего на ветке ястреба. – И кто, черт возьми, будет судьей? А присяжными кого назначите? Ответить Виченте не успел, потому что с западного конца деревни долетел звук выстрела, сразу за ним второй, а потом мушкеты и винтовки затрещали наперебой. Французы вернулись. * * * Подполковнику Джеймсу Кристоферу нравилась гусарская форма. И она идеально ему шла, в чем он снова и снова убеждался, стоя перед большим зеркалом в спальне, поворачиваясь туда-сюда и не находя в отражении ни малейшего изъяна. Чудесно! Восхитительно! Прекрасно! Что бы там ни говорили, а вместе с формой приходит ощущение власти. Должно быть, дело в высоких, с кисточками сапогах и высоком, жестком воротнике, заставляющем держаться прямо, расправив плечи и слегка подняв подбородок. К тому же мундир был пошит так, что подполковнику волей-неволей пришлось втянуть живот, чтобы скосить глаза вниз, застегивая крючки. Форма служила панцирем власти, тогда как элегантности добавляли свисавший с левого плеча ментик с меховой опушкой и сабля на серебряной цепи, которая весело позвякивала, когда подполковник спускался по ступенькам к террасе, где намеревался ждать гостя. Глядя на далекие дымки, поднимавшиеся над захваченным городом, он по привычке энергично жевал зубочистку. С десяток беженцев остановились у ворот в надежде получить немного съестного. Поговорив с ними, Луиш рассказал подполковнику, что на переправе погибли десятки, если не сотни горожан. Беженцы утверждали, что понтонный мост рухнул под огнем французов. Сообщая об этом, Луиш, чью ненависть к французам еще больше распалили эти ложные слухи, смотрел на хозяина так, что тот в конце концов потерял терпение. – Это же только форма, а не символ измены! – Французская форма, – проворчал Луиш. – Ты хочешь, чтобы Португалия освободилась от французов? – резко бросил Кристофер. – Если да, то веди себя почтительно и не обращай внимания на форму. И вот теперь подполковник расхаживал взад-вперед по террасе, перебрасывая зубочистку из одного уголка рта в другой и поминутно поглядывая на уходящую к холму дорогу. Часы в гостиной пробили три, и звук последнего удара еще висел в воздухе, когда на дальней вершине появилась большая кавалерийская колонна. Задача драгун заключалась в том, чтобы ни беженцы, ни партизаны не потревожили человека, ехавшего на встречу с Кристофером. Приблизившись к ферме, драгуны – все они были из 18-го полка – свернули к ручью, чтобы напоить коней и стряхнуть с себя дорожную пыль. Некоторые, увидев на Кристофере форму французского гусара, торопливо отсалютовали ему, но большинство сделали вид, что ничего не замечают, и проехали мимо. Между тем англичанин поспешно вышел к гостю. Звали его Аржентон, он носил звание капитана и служил адъютантом командира 18-го драгунского полка. Судя по улыбке, с которой француз повернулся к Кристоферу, эти двое были хорошо знакомы. – А вам идет форма, – заметил капитан. – Нашел ее в Порто. Принадлежала какому-то бедняге, который попал в плен да и умер от лихорадки. Портной лишь немного ее подогнал. – И прекрасно справился с работой, – восхищенно подхватил Аржентон. – Теперь вам недостает толькоcadenettes. – Сadenettes? – Косички, – объяснил капитан, дотрагиваясь до висков, где французские гусары отпускали длинные волосы – в знак принадлежности к элите кавалерии. – Некоторые, у кого свои уже не растут, заказывают постижерам ложныеcadenettes, которые пришивают к киверам. – Не уверен, что мне так уж хочется отпускать косички, – усмехнулся подполковник, – но, возможно, смогу найти девушку с черными волосами и срезать пару прядей. А вы как думаете? – Отличная идея. Удостоверившись, что посты расставлены и его вмешательство не требуется, Аржентон благодарно улыбнулся угрюмому Луишу, который подал двум офицерам по бокалуvinho verde, золотисто-белого вина, популярного в долине Дору. Сделав пробный глоточек, капитан, не ожидавший от местного угощения ничего хорошего, удивленно поднял бровь. Был он невысок, строен, с честным лицом и рыжеватыми волосами, слегка влажными от пота. Улыбка у него получилась открытая, словно в ней отразилась вся его натура – искренняя, доверчивая. Кристофер относился к французу с некоторым презрением, но считал его полезным для достижения своих целей. Аржентон допил вино. – Слышали, что случилось на переправе у Порто? – Слуги говорят, что вы разрушили мост. – Да уж, они скажут. – Капитан с сожалением покачал головой. – Мост сломался сам, не выдержал нагрузки. Несчастный случай, не более того. Прискорбный инцидент, что и говорить, но если бы все эти остались дома и оказали нашим людям достойный прием, ничего подобного никогда не произошло бы и никто бы не пострадал. А теперь что получается? Все обвиняют нас, хотя мы здесь совершенно ни при чем. Мост оказался ненадежный, а кто его строил? Сами же португальцы. – Инцидент и впрямь достойный сожаления, и все-таки позвольте поздравить: город вы взяли быстро. Прекрасная демонстрация военного искусства. – Демонстрация получилась бы еще более убедительная, если бы нам противостоял достойный противник. – Потери, надеюсь, не слишком большие? – Совершенно незначительные, причем половину мы понесли, когда попали в засаду у реки. В засаду, – капитан укоризненно посмотрел на собеседника, – устроенную, между прочим, британскими стрелками. А ведь мы предполагали, что никаких британских частей в городе нет, не так ли? – Да их и не должно было быть, – ответил, пожимая плечами, Кристофер. – Я приказал им убраться на южный берег. – Очевидно, вас ослушались, – с оттенком легкой язвительности заметил Аржентон. – Эти стрелки… у них кто-нибудь погиб? – поинтересовался Кристофер, в глубине души надеясь услышать известие о смерти лейтенанта Шарпа. – Не знаю, меня там не было. Оставался в городе. Сами знаете, размещение, обеспечение питанием, выставление пикетов. – Не сомневаюсь, вы со своими обязанностями справились прекрасно. С этими словами англичанин повел гостя в дом. Войдя в столовую, француз выразил восхищение плитками камина и незамысловатым железным подсвечником, висевшим над столом. Угощение оказалось по-деревенски простым, но вкусным и сытным и состояло из курицы, бобов, хлеба, сыра и доброго красного вина. Капитан Аржентон не жалел благодарностей: – Нам в последнее время пришлось несладко – пайки урезали. Но скоро положение изменится. Нашли в Порто огромный склад, до потолка забитый отличным английским порохом и боеприпасами. – Вам и этого недоставало? – Нет, своего у нас в избытке, тем не менее британский порох лучше нашего. У нас плохо с селитрой. Собираем везде, где только можем. Кристофер поморщился. Лучшая селитра, обязательный компонент для производства пороха, поступала из Индии, и ему всегда казалось, что нехватки ее во Франции испытывать не должны. – Полагаю, порох был британским подарком Португалии. – Которая теперь подарила его нам, – добавил Аржентон, – к радости маршала Сульта. – В таком случае, – заметил Кристофер, – возможно, пришло время испортить маршалу настроение. – Возможно, – согласился капитан и замолчал, потому что они подошли к тому, ради чего встретились.