— Взрыв водокачки? — уточнила Дейнен. — Стену? — И стену тоже. Если уж Шерга взялась за водокачки… — Ты серьезно? — перебила Дейнен. — Абсолютно. Бирюлево не пройдет. Надо оказать ей сопротивление. — Ага… — усмехнулась Дейнен. — Придешь? — спросил Лубоцкий. Дейнен не ответила. Она смотрела на обезлюдевшую улицу, на замершие машины и на пыль. Дорогу наискось медленно переходила толстая ленивая собака, в пыли за собакой оставались круглые следы. Неожиданно Лизе стало сильно грустно. Обычно грусть приходила ближе к ноябрю, но в этом году случилась раньше. То ли Лубоцкий со своими эспандерами, то ли взрыв водокачки, то ли ситуация с Шергиной, но Лиза загрустила. Она вдруг подумала, что это надолго, на год и дальше и, может быть, навсегда. — Приходи, — опять предложил Лубоцкий. Лиза снова не ответила. Она поудобнее пристроила блокнот с Коньком-горбунком на перила и стала писать. Глава 5 От Калачёвки к Колпачному Нина Дашевская[15] — Ну ты и накрутил, — сказала Наташа. — Ты что, действительно во все это веришь? — Лубоцкий врать не будет, — отозвался Петя, — да и Дядя Федор… — Федя вечно строит из себя самого умного. А твой Андрей вообще возомнил себя сверхчеловеком, от него уже телефон можно заряжать. Они шагали с Петей по узкому, в неровной плитке, тротуару. Навстречу шла нестарая еще тетка, споткнулась, пробормотала привычное «гори в аду» в адрес нынешнего мэра. Соседний дом с забитыми окнами (под снос) зацепил Петю за капюшон болтающимися проводами. Наташа освободила его, оглянулась: ругательная тетка испарилась, как привидение. — Вот видишь! — обрадовался Петя. — Зуб даю, она уже в Чертанове. Лубоцкий зря не скажет. — Петя! Твой Андрей, как всегда, строит теории заговора, а ты ведешься! Петя хмыкнул. У Наташи Батайцевой была нежная привычка называть одноклассников по именам, даже Шерга во время бойкота у нее оставалась Аней. Вообще Петя не собирался никуда идти с Наташей, она не казалась ему интересной. Наташа была самая младшая в классе и, откровенно говоря, интеллектом не блистала. В школе сестры Батайцевы оказались только из-за своих звездных отцов, но старшая, Соня, была упертая, честолюбие не позволяло ей учиться хуже других. Маленькая же, Наташа, хватала свои тройки, хлопала черными глазами и не расстраивалась. Вот и сейчас она замахала руками, как только Петя попытался хоть как-то проанализировать ситуацию. — Лубоцкий, может, и строит теории заговора, а водокачку взорвали, — сказал Петя. — Верь не верь — все равно окажешься в Чертанове, как исчезающие пенсионерки. А потом и подальше. Наташина бестолковость начинала его раздражать. Вот это ее «ничего не будет, а если и будет — ничего не изменишь, а я так и буду хлопать глазами, хоть в Чертанове, хоть в Бутове». — Чего ты привязался к Чертанову? — спросила Наташа. — Нормальный район… У меня там бабушка живет. — Вот и поезжай в свое Чертаново, — огрызнулся Петя. Калачёвку, кстати, они уже прошли, чего вот Наташа за ним тащится, домой не идет? Не обиделась, ну и ладно. Нырнули во дворы, где возле кинотеатра рос старый дуб. — Дуб ведь тоже спилят? Жалко… А мы тут с Андреем во втором классе желуди собирали, — ностальгически произнесла Наташа. — Он потом в меня с балкона кидался… Петя на секунду представил Лубоцкого, интересующегося желудями. Хмыкнул. И вообще Наташа сумасшедшая, конечно. Дуб ей жалко, а дома что, не жалко? Тренькнул телефон. Сообщение от Лубоцкого: «Тайная ветка метро. Заговор хамовников?» Какие, к черту, еще Хамовники, это совсем другая сторона; что они, всю Москву накрыли, что ли? И в Хамовниках давно есть метро, красная ветка… «Фрунзенская». «Парк Культуры». Чего там еще… на МЦК какая-то станция… «Заговор храмовников», — исправился Лубоцкий. А, тамплиеры. Лубоцкий в своем репертуаре. Вот… из-за одной потерянной буквы весь смысл… хотя какой тут вообще смысл? Никогда не поймешь, Лубоцкий это всерьез или они с Дейнен придумывают там всякую пургу. Хотя, с другой стороны, не раз уже выходило, что пурга авторства зубастой Дейнен оказывалась ближе всего к истине. Ветер гнал навстречу пустую пивную банку, Петя наступил на нее, смял — и банка будто обняла его конверс, прицепилась и хрустела при каждом шаге. Петя запрыгал на одной ноге, отцепляя ее, Наташа засмеялась: — Какой же ты, Петя… в самом деле! Ей нравилась Петина неловкость, да и весь Петя. Хотя, надо признаться, Наташе нравились все. И Толя Абрикосов, похожий на актера Камбербэтча, и Федя Дорохов, и — как бы ни хотелось скрыть это от самой себя — сверхчеловек Лубоцкий. Но все они видели в ней в первую очередь дочь Батайцева. Конечно, в «двенашке» у многих были звездные родители, но не у всех же это написано прямо на лице, а лицо не спрячешь. Вот же угораздило — Наташа была ужасно похожа даже не на отца, а на дядю Женю, который смотрел на людей с каждой второй киноафиши. Наташа походила на него даже больше, чем Соня, его родная дочь. «Ах, вы дочь Батайцева?» — слышала Наташа, сколько себя помнила, и нужно было отвечать, что да, Батайцева… да не того. Наташин отец всегда жил в тени брата, а потом еще нелепая смерть Евгения, до сих пор кормящая журналистов желтых изданий… Наташа уже привыкла к заголовкам «Шок! Смерть Батайцева и банда черных археологов!» Виноваты были то археологи, то сектанты, то спецслужбы, то инопланетяне; журналисты изощрялись в догадках. Каково было Соне, лучше не думать. Но Соня умела уходить от переживаний и учиться, учиться, как псих. А Наташа отключать эмоции не умела. Да и быть в первую очередь дочерью и племянницей ей изрядно надоело. Поэтому ей так легко было именно с Петей, который однажды спросил: «Батайцев? А это кто такой?» Они вынырнули на шумные улицы ближе к центру, быстрым шагом перешли оба моста и двинулись дальше. Для Пети это был привычный путь: он любил обходиться без метро, кеды будто сами выучили путь до Колпачного. Москва то разворачивалась перед ними — через мосты до самого университета, — то опять сворачивалась узким Хохловским переулком. — Что это, орга́н? — спросила Наташа. Петя кивнул: — Да, это в «Петре и Павле» репетируют. Лютеранский собор со своим органом, озвучивавший кривые московские улицы, вызывал у Пети легкое кружение головы. На стене зачем-то был вырезан кусок штукатурки, обнажился квадрат красной кирпичной кладки. Наташа потрогала кирпич и серые пятна на нем: — Смотри… Рыцарь и дракон. Ты видишь? Детский сад… Петя вгляделся в пятна оставшейся штукатурки, но ничего не увидел. — Какой еще рыцарь? — Ну, не знаю. Тамплиер. Петя вздрогнул. Наташа вдруг вытащила маркер и подписала прямо на стене: «Рыцарь верхом на драконе». «Во дает. У себя бы на стенах писала», — с неудовольствием подумал Петя. Выходит, он уже чувствует себя здесь своим? «Снесут Калачёвку — останусь в Колпачном», — внезапно подумал он. Он шел, будто совсем к себе домой. Там тихо… можно спокойно подумать… Только Наташа-то ему здесь зачем? — Ничего, что я с тобой иду вдруг? — спросила она. Петя вздрогнул и будто почувствовал себя виноватым. И тут же ляпнул: — А у меня, кстати, тут квартира. — Чего? — опешила Наташа. — Какая еще квартира? — Ну… — Петя замялся. — Это… Отец оставил. Наследство. Наташа присвистнула, как пацан: — Ничего себе. Так это правда, что ли? Твой отец олигарх? Я думала, врут всё… — Вот видишь. Иногда самые невероятные теории оказываются правдой, — вздохнул Петя (он, кстати, совершенно не умел свистеть). — Зайдешь? Консьерж посмотрел на Петю неодобрительно, но промолчал. Наташа вдруг покраснела: — Что он про нас подумал? — Ерунда, — отмахнулся Петя: его голова была занята другим. Он внутренне поморщился, предполагая Наташины восторги по поводу квартиры. Вот же дурак, не смог отвязаться. Но Наташа ничего такого особенно не сказала, аккуратно сняла кроссовки (Петя же ходил прямо в конверсах и не парился) и сразу бросилась к фотографии на книжной полке: — Ой, какой котик! На снимке Кирилл Владимирович косплеил известную фотографию Юрия Кнорозова, где тот тоже был изображен с котом. Этого кота, кстати, Кнорозов пытался как-то протащить в соавторы научной статьи. Кота же Кирилла Владимировича Петя не знал. Их не знакомили. — Твой отец? — спросила Наташа, изучая то фотографию, то Петино лицо. — Да, вроде на тебя похож… Петя аж поперхнулся: лицо на фотографии имело довольно инфернальное выражение… чего там похожего? — А ведь я его знаю, — сказала вдруг Наташа. — Как знаешь?! Откуда? — Ну, у папы вечно народу толчется, он любит гостей… ходит кто попало, то есть… извини. Просто у нас не дом, а проходной двор. Папа говорит, это для профессии нужно. Играешь профессора физики — общаешься с физиками. Бандита — с бандитами… — Вампира — ищешь контакты с потусторонним миром, — подколол Петя (а говорил, не знает, кто такой Батайцев!). Наташа терпеть не могла фильм, где отец играл вампира, поэтому поспешила продолжить: