17 ноября 2016 года, четверг — Сделай это ради нее и ребенка, — сказала она, и мы оба уставились на вершину. С неба упали первые холодные капли, не предвещавшие ничего хорошего. «Ради нее и ребенка», — мысленно повторил я, глядя, как техники осматривают труп Аннабель Ли. Но думал я не об Аннабель и ее нерожденном ребенке; я думал о той, с кем только что закончила разговор моя напарница. — Вернемся на место преступления, — сказала Эстибалис. — Если начнется дождь, это будет катастрофа. Посмотрим, не нужно ли помочь им со сбором улик. Думаю, все материалы придется спрятать в туннеле. Вряд ли мы сможем доставить их в машины, не промокнув. Я кивнул и последовал за Эсти. «Честно говоря, после того, что я увидел, трудно будет спокойно отсиживаться в Вильяверде, выкинув расследование из головы. Я бы целыми днями только и делал, что названивал тебе и ныл, чтобы ты рассказала, что и как». Все это я изложил в письменной форме, пока мы шагали к месту преступления. Дождь больше не моросил робкой чередой ледяных капель — он хлынул нам на головы по всем дождевым законам. Но больше всего меня беспокоил ветер, который все крепчал, срываясь с обнаженного гребня перевала. — Да, и в конечном итоге, если расследование не пойдет по тому руслу, которое ты предполагал, рванул бы в участок как оглашенный… Мы уже настрадались от тебя, Кракен. — Она рассмеялась почти счастливо, и в глазах у нее блеснула искорка надежды. — Давай, возвращайся домой; мы — твой дом. «Я выгляжу ужасно, — написал я. — Сегодня утром я нервничал, поскольку предстояло столкнуться с толпой виторианцев и властями, желающими воздать мне дань уважения. Больше всего пугало то, что все увидят шрам от пули». Я оторвался от экрана телефона, машинально прикрывая его прядью волос. «Лучше тебе не рассказывать о моей встрече с Альбой», — решил я, сжав зубы, чтобы подавить ярость. «Стремное убийство, Эсти. Вам действительно понадобится психолог-криминалист». Она улыбнулась, я тоже улыбнулся. Это было молчаливое «да», и мы оба это знали. Но я не сказал ей всей правды. Правда заключалась в том, что во время визуального осмотра мне удалось выкинуть из головы реальность, с которой я понятия не имел, как справиться: материнство Альбы и мое возможное отцовство. Мне нужно было по уши погрузиться в это расследование, которое с самого начала казалось сложным и путанным. И потом, ежевичные джемы и жареные каштаны не помешали бы мне сойти в Вильяверде с ума, обдумывая все обстоятельства этой беременности. — Знаешь что? — сказала мне моя напарница. — Мой брат Энеко рассказывал мне истории об этих краях, когда мы поднимались сюда с нашей компанией. Этих историй сотни. Например, здесь на протяжении тысячелетий проходила Камино-де-Сантьяго, проезжали всадники, экипажи, благородные дамы и купцы. Но одна мне особенно запомнилась: история об отшельнике, который жил недалеко от больницы для паломников, построенной в Средние века чуть ниже; там теперь часовня Санкти-Спириту. Рассказывают, этот человек помогал детям, которые никак не могли заговорить. Я заметил, что, рассказывая мне эту историю, она машинально прикоснулась к серебряному эгускилору[4], который носила на кожаном шнурке. Он все еще был при ней — память об Энеко, ее Эгускилоре. Эсти тоже еще не оправилась после недавних событий. В этот момент нас прервал Куэста. Судебный секретарь столкнулся с нами в туннеле, пытаясь где-нибудь укрыться от дождя. Двое других техников, эксперт и инспектор Мугуруса, поспешно засовывали тело Аннабель в черный мешок. Куэста достал бумажник в полиэтиленовом пакете и протянул нам. — Думаю, вы должны это увидеть, — сказал он. По его белому пластиковому комбинезону стекала вода. — Что именно? — спросила Эстибалис, думая о том, что еще предстояло спасти от дождя. Но тут пошел град, и несколько ледышек размером с орех яростно обрушились на наши головы. — Котел! И куртка! — крикнул инспектор Мугуруса. — Помогите нам! Мы все трое выбежали наружу, не успев продолжить разговор. — Они справятся с телом? — спросила Эстибалис у судмедэксперта. — Да, давайте спрячемся в туннеле, хотя не знаю, будем ли мы там в безопасности. Если после града хлынет ливень, мы застрянем, как в мышеловке, нас всех попросту смоет. Несите котел и куртку. На руках у нас все еще были перчатки, поэтому я поднял куртку с земли, которая еще не промокла полностью, а Куэста и Эстибалис бросились за котлом. Тут я заметил, что судмедэксперт и Мугуруса не справятся с тяжестью тела, сунул куртку под мышку и побежал к ним, чтобы отнести мешок с Аннабель в укрытие. Моя напарница и Андони тоже сообразили, что втроем нам не справиться, поэтому оставили котел на земле, и мы впятером спустились по каменному склону, побелевшему от яростно молотящего града. — Мы не успеем добраться ни до машин, ни до укрытия, — крикнул инспектор Мугуруса, задыхаясь. — Нас подхватит поток и унесет. Надо укрыться в часовне. — Она заперта! — крикнул судебный секретарь, как будто это и так не было очевидно. — Что ж, придется взломать замок — не вижу других вариантов, — откликнулась судмедэксперт. Мы растерянно смотрели друг на друга. У нас было слишком мало времени. Поскольку ничего похожего на таран под рукой не оказалось, Эстибалис, Куэста и я по очереди молотили ногами деревянную дверь. У меня мелькнула мысль, что осквернять таким образом часовню, защищенную образом Сантьяго, — настоящее кощунство; тем не менее я испытал большое облегчение, увидев, что дверь поддается. Наконец она открылась, и трое техников, судмедэксперт, судебный секретарь, инспектор Мугуруса, Эсти и я поднялись по двум входным ступеням, держа на руках тело Аннабель. Куртку покойной я протянул инспектору, чтобы она, по крайней мере, не испачкалась на полу часовни — небольшого помещения с едва различимым алтарем, изображением святого, защищенным черными железными прутьями, и зарешеченным окном. Снаружи грохотал град, страдающий аритмией: иногда грохот сливался в сплошной гул, иногда стихал. Снаружи остались чемоданчики техников и Кабарсенский котел. К счастью, фототехнику успели спасти. Но вскоре Куэста, воспользовавшись кратковременным затишьем, выбрался из часовни. — Куда это вы? — удивился Мугуруса. — Сбегаю за котлом. Мы не можем оставить такую ценную вещь там, наверху! — крикнул он. И прежде чем кто-либо успел возразить, к нему присоединилась Эстибалис. — Пойду с ним! — сказала она и, как ласка, юркнула мимо меня, готовая присоединиться к самоубийственной экспедиции Андони. Я хотел было крикнуть, чтобы она осталась в часовне, со мной, с нами, — и не в силах произнести ни звука, побежал за ней. Но инспектор и судмедэксперт преградили мне путь, не выпуская в ревущий белый ад. — Вдвоем они справятся, Айяла, — решительно остановил меня Мугуруса. — Мы не можем подвергать себя опасности. — Если помните какие-нибудь молитвы, молитесь. Вон алтарь, — прошептала мне доктор Гевара. Я беспомощно стоял в дверном проеме, ожидая Эстибалис. К шуму града, бьющегося о скалы туннеля, добавился треск молний. А вскоре пошла и первая лавина. И тут я действительно испугался. Впервые испугался. Я и раньше бывал во время грозы в горах, но наш туннель больше не был убежищем — мирная дорога, по которой прошло столько паломников, превратилась в смертельную ловушку, на которую белой стеной обрушился град. И тут произошло невообразимое. Перед моими испуганными глазами пронесся Кабарсенский котел. Я завыл. Остальные столпились у входа в часовню. Котел ударился о стену туннеля, скрылся в стрельчатой арке северного входа, и мы потеряли его из виду. Испуганные, мы боялись худшего, и худшее произошло: мы увидели, как мимо пронеслось тело Андони Куэсты; белый комбинезон едва различался в потоке белых ледышек, увлекавшем его вниз по склону, подобно конвейерной ленте. Это было похоже на страшный сон: прошло всего несколько секунд, и Куэста исчез. Выбраться из укрытия было невозможно: ветер, дождь и бешеный град убили бы нас в одну секунду. И все же я рискнул. Там оставалась Эстибалис. Я должен был ее перехватить. Не прошло и десяти секунд, как ее тело тоже мелькнуло в белом потоке. Этого видения — ее рук, туловища и ног во власти разбушевавшейся стихии — было достаточно, чтобы прорвать дамбу, которую мой мозг воздвиг несколько месяцев назад. — Только не ты! — закричал я, и впервые с августа из меня вылетели слова, которые можно было разобрать. Только не ты… Звучание собственного голоса потрясло меня не меньше, чем значение произнесенных слов. Я бросился вперед, как камикадзе, отлично понимая при этом, что и меня подхватит и потащит адский ледяной поток. Но чья-то твердая рука в последний момент вцепилась мне в плечо. Человеческая цепь — все крепко держались друг за друга. На этот раз у нас получилось. У меня в голове мигом пронеслось все то, что произошло двадцать четыре года назад. Руки, которые так и не помогли, руки тех, кто решил не рисковать жизнью, кто не… И наконец-то я понял, что так и не простил их. Никого из них четверых — и в первую очередь Аннабель Ли. Я вспомнил неподвижное тело девушки, которую держал на руках на бискайском берегу в те мгновения, которые показались мне вечностью. 5. Кантабрийская деревня