Скрещиваю руки на груди, транслирую сообщение, что люди должны держаться от меня подальше, защищаю свое личное пространство. Я только начинаю расслабляться, когда ко мне подходит женщина с копной рыжих волос, зализанных назад гелем. Ее зовут Джули, и она в тюрьме за убийство человека, с которым она работала на заправке. ― Привет, подружка. Когда она улыбается, становится виден блестящий золотой зуб. Я слышала о ней ― женщине, которая в тюрьме изображает из себя парня. По другую сторону забора у нее есть муж и дети. По слухам, здесь у нее есть пара девушек. Я не собираюсь становиться одной из них. Когда я не реагирую на нее, она занимает место на лавочке рядом со мной. Я смотрю прямо перед собой, ничего не видя. ― Ты игнорируешь меня, детка? Она поднимает руку, чтобы прикоснуться к моей щеке. Я отстраняюсь, так что ее рука пролетает мимо моего лица. ― Ты совершаешь большую ошибку, ― предупреждает она. ― Ты долго не проживешь здесь без друзей. Я нужна тебе на твоей стороне. Я сжимаю зубы. Мне нужно, чтобы она оставила меня в покое, но еще я ее боюсь. Что если она нападет на меня, и мне придется защищаться? Еще одна драка, определенно, приведет меня в яму. Мои плечи от облегчения опускаются, когда она встает. ― Я вернусь, ― говорит она, уходя. Хоть в последние дни мне сложно поверить в существование Бога, я посылаю ему молчаливую благодарность. Еще я прошу Бога помочь мне найти путь из этого мрака. Худшее, что может произойти со мной, это не смерть. Больше всего меня пугает умереть тогда, когда никто не знает, что совершил Трэвис. Я боюсь, что он сотрет меня с лица земли до того, как я найду доказательства его вины. Поэтому я не могу сдаться. Как только он окажется за решеткой, мне будет все равно, что будет со мной. Я все равно уже мертва внутри. Глава 10 Когда я вхожу в свою камеру после того, как провела большую часть утра на своей новой работе по мытью немытых унитазов, да еще и без перчаток, я бросаю взгляд на свои руки. Меня подташнивает от мысли, что этими же руками я буду есть. Никакое количество мытья и оттирания не заставят меня почувствовать себя чистой. Мои сокамерницы уже в камере, пытаются занять себя, пока ждут, когда принесут ланч. Но кое-что поменялось. В нашей камере новая женщина, замена Джуди. Я видела ее снаружи пару раз, но никогда с ней не говорила. Она хрупкая и симпатичная, с длинными ресницами и густым пучком черных волос на затылке. Она выглядит в тюрьме не к месту. Она была бы, как рыба в воде, на обложке журнала «Vogue». Но поразительный контраст с ее тонкими чертами лицами составляют ее глаза, жесткие и угрожающие. Как только наши взгляды пересекаются, я понимаю, что не хочу переходить ей дорогу. Я не возражаю против новой сокамерницы, но меня раздражает, что она сидит на моей койке. Когда дверь снова запирают, я смотрю на нее. Я удивлена тем, что она мне улыбается. У меня два выбора. Могу сказать ей, что койка уже занята, и ей придется спать на матрасе, или могу забыть о койке и отдать ее ей, чтобы избежать конфликта. Я выбираю второй путь. Я отвожу от нее взгляд и опускаюсь на матрас, служивший мне постелью до того, как ушла Джуди. Не обращая внимания на жжение кислоты в моем желудке, я ложусь на спину и закрываю глаза, делаю вид, что я не здесь. ― Ты со мной не поздороваешься? Незнакомый голос разрывает тишину, а за ним следует волна смеха. Я открываю глаза и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на новенькую. ― Ты говоришь со мной? ― Да, ― отвечает она, не отрывая взгляда от моего лица. ― Я говорю с тобой, кексик. Она отталкивается от койки и подходит ко мне с протянутой рукой. ― Я Мелинда, но все зовут меня Саншайн. Очевидно, что моя улыбка освещает это мрачное место. Хоть даже она больше не выглядит, как угроза, я научилась не недооценивать никого в «Крик». Я натягиваю улыбку и пожимаю ее руку. ― Дженна. ― Я слышала о тебе. Она отпускает мою руку. ― Ты убила своего жениха миллиардера, так? ― Нет, ― поспешно отвечаю я. ― Я невиновна. Все снова смеются, включая Саншайн, которая возвращается к койке. Я знаю, что они все думают. Они думают, что я лгунья. ― Хочешь знать, за что я здесь? Саншайн растягивается на маленькой койке, ее длинные ноги свисают с края. Я пожимаю плечами. Мне не интересно. Я просто хочу, чтобы она перестала со мной разговаривать. Я не в настроении для разговоров. ― Она тоже убийца, ― опережает ее с ответом Латиша. ― Все верно, ― добавляет Саншайн, словно это повод для гордости. ― Я перерезала глотку своему мужу... среди всего прочего. ― Ладно, ― говорю я, по моей спине пробегает мороз. Я не знаю, что еще она ожидает от меня услышать. Она хочет, чтобы я ее поздравила? ― Как тебе в тюрьме? ― спрашивает она. ― Я знаю, что к ней сложно привыкнуть. ― Да, ― я сжимаю губы. ― Не переживай. С каждым днем будет становиться все легче, ― она делает паузу. ― Я вообще-то бывалая. К счастью для меня, разговор завершается, когда приносят ланч. Для нас всех важна лишь еда на тарелках. Я не могу не смотреть, как ест Саншайн. Соус стекает с ее подбородка, когда она глотает еду, не жуя. Я отвожу от нее взгляд, чтобы сосредоточиться на собственной еде. Я жую лапшу и переваренное мясо, но не чувствую никакого вкуса. Я ем лишь потому, что позже могу пожалеть, что отказалась от приема пищи. ― Расскажи мне что-нибудь, ― просит Саншайн, вылизав тарелку дочиста. ― Если ты невиновна, тогда, кто виновен? Я смотрю на нее, ждущую ответа, и в моем желудке образуется тугой узел. Что, если ее отправили в нашу камеру не просто так? Может ли она быть одной из людей Трэвиса? Я игнорирую ее вопрос, но она не отстает. ― Послушай, ― она вытирает соус с губ тыльной стороной ладони, ― я здесь, потому что я виновна. Я этого не отрицаю. Но думаю, что это дерьмово, когда человека запирают ни за что. Она еще раз вылизывает тарелку. ― Ты выглядишь так, словно и мухи не обидишь. Я чувствую убийцу за километр. Наверное, рыбак рыбака видит издалека. Может быть, она все-таки не работает на Трэвиса. Если бы работала, заговорила бы она со мной? На самом деле, она выглядит довольно искренней. И, стоит признаться, ее слова много для меня значат. Если она действительно имеет в виду то, что говорит, тогда, может быть, жить с ней в одной камере не так уж плохо. Она может быть единственным человеком в этом месте, кто мне верит. Может быть, настало время завести подругу. ― Спасибо, ― бормочу я. ― Не благодари меня. Расскажи мне, что собираешься делать. ― Насчет чего? Я ставлю свою тарелку на пол рядом с матрасом и выпрямляюсь, прислоняясь спиной к холодной стене. ― Ну, ты собираешься просто смириться и гнить в тюрьме? Или ты планируешь с этим что-то сделать? ― Что я могу сделать? Никто мне не верит. ― Девочка, если никто не борется за тебя, ты должна бороться за себя сама. Найди доказательства, необходимые, чтобы доказать твою невиновность. Она поворачивается к другим женщинам в комнате. ― Вы единственные, кто у вас есть. ― Как тебе в тюрьме? Я меняю тему. С моей стороны неразумно рассказывать о своих планах. Среди нас может быть шпион. ― Не так уж плохо. Тут бесплатно кормят, и есть, где поспать. Чего еще просить? Тюрьма предпочтительнее свободы. По мне прокатывается волна паники. Меня ужасает мысль, что кому-то больше нравится быть за решеткой, вместо того чтобы наслаждаться свободой. Если я проведу здесь достаточно времени, то буду чувствовать тоже самое? Ни за что, черт возьми. Я не отдам свою свободу. Я отказываюсь считать жизнь за решеткой нормой. Слова Саншайн, лишь придают мне желания сделать все, что возможно, чтобы выбраться из тюрьмы до того, как я потеряю себя. Я никогда не буду чувствовать себя, как дома, по эту сторону забора. Наконец, Саншайн перестает со мной разговаривать и решает сыграть в шахматы с другой женщиной. Никто не просит меня присоединиться к ним, да я и не возражаю. Они знают, что я откажусь. Я достаю свой блокнот и ручку, и записываю свои мысли, чтобы не сойти с ума. Глава 11 Когда я была ребенком, мой отец часто говорил мне, что, если со мной случается что-то плохое, мне нужно лишь закрыть глаза, и мой разум перенесет меня в место, в котором я хочу оказаться.