Не так чтобы тихо, но и не так, чтобы всех напугать. Девочки, собравшиеся у стола учителя и о чём-то разговаривающие, не обратили на неё внимания. Пацаны тем более, смеются о своём, только Мурат Сабаев, лениво развалившийся сразу на двух стульях за последней партой, произнёс лениво: — Привет, Фомина. Зря припёрлась, русского не будет. Тут все уже собираются линять. Может, совсем уроков не будет сегодня. Классно было бы уйти. Светлана оглядывается: — А Пахома нет? — Не-е… Они с Митяем ушли в актовый зал, они там тянок из одиннадцатых классов клеят. «Клеят». Света чуть улыбнулась. Дурацкое слово. Это слово резануло девочке слух, так никто, кроме Мурата, не говорит; кажется, никто другой таких слов не знает. Сабаев один из немногих, кто читает книги, он знает много разных слов, смешно издевается над тиктокерами, и у него, как и у Светы, нет инстаграма. Девочка села через парту от него. — А зачем тебе Пахом? — всё так же лениво интересуется Сабаев. — Хочешь травы купить? — Нет, не нужна… Он, этот урод, мне рюкзак порвал, — говорит Светлана. — Только рюкзак? — Сабаев косится на девочку и добавляет многозначительно: — Тебе повезло. Света не совсем поняла, что он имеет в виду, но спрашивать не стала, а Мурат и говорит ей: — Фомина, давай сбежим, пошли ко мне, у меня мартини есть. Почилим. Светлана сразу напряглась. А Мурат чуть оживился, смотрит на неё внимательно, глаза у него карие. Хитрые. — Нет, не пойду, я не пью, — сразу отвечает она твёрдо, как отрубает. — Да расслабься ты, я просто так предложил, — Сабаев снова разваливается на стульях. — Я забыл, что ты у нас спортивная. Просто так предложил. На «вдруг». Тут как раз отворяется дверь, и в кабинет входит их классный, Данила Сергеевич. Все замолкают. Ждут. — Ребята, не расходимся. Третий и четвёртый уроки, физика и алгебра, будут. Готовьтесь. — Оо-ооо…, — недовольно и разочарованно загудел класс, вернее, полкласса. Особенно недовольны были девочки. — Не «о», а готовьтесь, вас будут спрашивать, — говорит классный. Глава 6 Церковь Рождества святого Иоанна Предтечи проще называлась Чесменской, и находилась она в десяти минутах ходьбы от дома Светланы. Церковь была небольшой, но очень красивой. Она была розовой, и говорят, что её неоднократно посещала императрица Екатерина Вторая по дороге в свою загородную резиденцию. А сейчас она была известна тем, что на маленьком кладбище, что находилось за собором, среди старых елей жили совы. Да, совы жили в городе. Светлана сама их видела по вечерам летом. Но сейчас девочка шла не в храм, она остановилась у красивого, свежевыкрашенного здания прихода, что находился на другой стороне улицы, напротив храма. Остановилась и некоторое время оглядывалась по сторонам. Главное, чтобы никто из одноклассников не увидел, что она ходит в церковь. РПЦ — большой, как говорили пацаны из её класса, зашквар. Ей не нужны были насмешки ещё и по этому поводу. Девочке хватало насмешек по поводу драных кроссовок, старого телефона и того, что её считали «спортивной», то есть человеком, который так занимается спортом, что не имеет ни «телеграммов», ни «инстаграмов». В общем, она полминуты смотрела по сторонам, и лишь убедившись, что никого из её знакомых нет, быстро нырнула в распахнутые настежь двери прихода. Даже тут пахнет церковью, это, наверное, от одежды священников. Как и положено, Света со всеми здоровается. Даже с незнакомыми людьми. Сейчас день, святые отцы тоже тут, в трапезной. Длинный стол, покрытый клеёнкой с затейливым узором, на столе подносы с нарезанным хлебом, с белым и с чёрным. За столом, кроме священников, несколько прихожан. Одна знакомая Светлане бабка с распухшими ногами и ещё пара старушек. В трапезной вкусно пахнет. Среди священников настоятеля отца Александра нет. Он редко обедает со всеми. Но здесь его заместитель, отец Серафим. Это мамин духовник, он и Свету, и близнецов крестил. Светлану он любит, а она его не очень. Потому что отец Серафим… лох. У него на одежде пятна, Света видела у него в бороде яичную скорлупу и крошки желтка. Когда он её обнимает, он пахнет потом, ещё он носит бейсболку с эмблемой «СКА» вместе с рясой, у него нет машины, отец Серафим ездит на велосипеде, и что самое стрёмное, — это то, что он носит бежевые носки с чёрными сандалиями. Если Светлана видела его на улице, а он её ещё не увидал, она быстренько переходила на другую сторону. Не дай Бог, кто увидит, как он её обнимает при встрече. Увидят одноклассники — всё, школу можно будет бросать. — Светланка! — Отец Серафим её увидел и махал рукой. — Иди сюда, ко мне, — и, видя, что девочка двинулась к нему, уже говорил кухарке Анне: — Матушка, дай тарелочку для девы. Её усаживали рядом с отцом Серафимом, ставили перед ней тарелку, сам Серафим наливал ей рыбный суп с картошкой, с жареной заправкой, с разваренными кусками рыбы. Светлана взяла ложку, кусок белого хлеба и сразу начала есть. Суп был приправлен укропом. Этот привкус что-то тронул в глубине её души, что-то напомнил. Что-то смутное и неопределённое, но лишь на мгновение. Она тут же про всё это забыла. Девочка почти не завтракала, а суп был необыкновенно вкусным, но один из молодых попов сказал ей с усмешкой: — Душа моя, ты бы хоть перекрестилась перед трапезой. Света отложила ложку, чтобы перекреститься, она знала, что нужно прочитать молитву перед едой, но отец Серафим, погладив её по голове, сказал: — Ешь, ешь, я за тебя помолюсь. Он, конечно, был… лох. И Света его стеснялась, но она прекрасно помнила, что когда возник вопрос о лишении папы родительских прав из-за его инвалидности, папа сказал ей сходить к отцу Серафиму. Сходить! Да она бежала к отцу Серафиму так, как на соревнованиях не бегала. Прибежала, оторвала его от службы и, рыдая, рассказала ему о том, что приходили злые тётки, которые сказали, что ей и Кольке с Максом будет лучше в приюте. В приюте! Её и братьев собирались отправить в приют. А отец Серафим её успокаивал: — Тихо ты, тихо, рясу мне не намочи, не плачь, не плачь, я сейчас же пойду к настоятелю, к отцу Александру, и он придумает что-нибудь, не отправят вас в детдом. Не рыдай. Отец Александр всех, кого надо, знает, с кем надо поговорит, не волнуйся. И вправду, всё разрешилось, папу не лишили родительских прав по недееспособности, и папа благодаря хорошему физиотерапевту стал ходить лучше. Теперь он даже на двух работах работал и выплачивал кредит за медицинское оборудование и возмещение ущерба по решению суда. Девочка не знала наверняка, может, и вправду настоятель храма устроил так, что злобные тётки из Комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав больше в их квартире не появлялись. И это хорошо, от этих суровых баб с каменными мордами у Светы мурашки по спине бежали, а близнецы так и вовсе каменели от ужаса. — Отлично, с супом покончено, — заглядывал ей в тарелку отец Серафим, — давай-ка котлетку из щуки. — Отец Серафим, я наелась, — отвечала девочка. — Хорошо, тогда без риса, — говорит священник кухарке. — Матушка, положи деве одну котлетку. Но Светлане нравится, как в приходе подают рис, он тут вперемешку с кукурузой. И она просит: — Матушка, одну ложку риса, пожалуйста. — Конечно, кушай, доченька, — говорит кухарка, накладывая ей еду. Ещё её вынудили выпить компот с пряниками, и из прихода девочка вышла чуть живая. Дома была куча дел, они с папой затеяли стирку, поменяли бельё у мамы и закинули его в стиральную машину. Потом папа прилёг, ему выходить в ночь. Помимо охраны, он ещё работал по ночам в частном предприятии Алиева. Шинковал овощи для салатов. Эти салаты продавались по всему Петербургу. У Алиева работало много инвалидов. Работали всегда в ночь, чтобы к открытию супермаркетов салаты были свежими. Папа не чувствовал себя там каким-то особенным. Там он был как все. Работа была непростой, но давала семье больше двадцати тысяч в месяц. Отец ушёл в свою комнату и лёг, а Светлана села возле мамы, включила телевизор. Нафиса. Папа называл её освобождённой женщиной востока. Она была откуда-то с юга. Света не знала точно, откуда, платков Нафиса не носила. Всегда была в юбке выше колена и лосинах. Волосы всегда у неё были чистыми и распущенными. Ей было меньше тридцати лет, и папа говорил, что она в поиске. Её можно было считать привлекательной, но вот ответственной вряд ли. Она приходила к восьми, здоровалась вежливо, справлялась о мамином состоянии, но Света всегда чувствовала, что эта вежливость и этот интерес её — показные. Нафиса совсем ничего не делала, она даже могла за всю ночь, за двенадцать часов, ни разу не поменять маме позу. Что ни говори, а неприятная Иванова была намного лучше Нафисы как сиделка. Ольга Александровна не болтала часами по телефону с мужчинами, пытаясь найти себе мужа, и главное, она чётко выполняла все медицинские предписания. В общем, если бы надо было кого-то уволить, Светлана оставила бы Иванову. Пусть даже она и противная. Ещё до ухода папы на работу Света сходила забрала братьев из садика. Они там поужинали, и кормить их было не нужно, только молоко с пряниками на ночь дать. Теперь мальчишки уселись за компьютер, играли и непрестанно ругались. Света тоже хотела посидеть в соцсетях, пролистать ленты, но вынуждена была ждать, пока Колька и Макс лягут спать, вот тогда будет её время. А пока она пошла в ванную. Там, в ванной, она взяла папину бритву. Посмотрела на неё, лезвие в ней старое, наверное, тупое. Света уже сбривала себе лишнюю растительность. И сейчас хотела сбрить немого. Подмышками, например. Перед соревнованиями все старшие девочки из её команды так делали. Они брили не только подмышки. И ноги брили, и вообще везде. Она вспомнила, что сегодня Мурат позвал её к себе домой. Отчего-то это воспоминание взволновало её. Хотя Мурат ей не очень нравился. Но всё равно, это его предложение… Что он вообще имел в виду? Зачем приглашал? Мартини. Очень красивое название. Наверно, это вино вкусное. Она никогда не пробовала мартини, она вообще никогда не выпивала, так… пиво пробовала разок. А вот её одноклассницы уже выпивали, ну, половина из них — это точно. Дуры, ещё выкладывали свои пьяные фотки в соцсети, неужели не боятся, что родители увидят? Нет, Светлана отложила папину бритву, решила помыться. И уже разделась, уже открывала воду, как в дверь ванной стали яростно тарабанить. Это были мальчишки, они были возбуждены и орали при этом: — Света-а, Света-аа…! — Ну что, по лбу кто-то хочет? — разозлилась девочка. — Света…! — орал Колька, она узнавала его по интонации. — Света-а… у нас в комнате робот! — Он шебуршит… — добавлял Макс. — И он не робот, он жук. — Идите, я помоюсь и просмотрю, — отвечала Светлана, — и сколько раз вам, глупым, нужно говорить, чтобы никогда не ломились ко мне в ванную? — Света, Света…, — продолжал Колька, — робот страшный, мы не можем играть. — Не играйте в эту игру, — советует Светлана. — Играйте в другую. — Света, он не в игре, он на кровати на нашей, — говорил Максим. — Он ползает по кровати! Светлана раздражённо надевает белье. — Если я не найду вашего робота, вы оба получите. Открывает дверь и, прикрывая грудь рукой, идёт за мальчишками в комнату. — Это не робот, — поправляет Макс, — это жук. — Это робот! — орёт Колька. — Ты дурак, это жук! — говорит Максим. — Это ты дурак, сейчас Света его поймает, и ты увидишь! — продолжает орать Коля. — Это просто такой робот в виде жука. Света, злая, входит в комнату, останавливается у кровати братьев, губы поджала: — Ну, где ваш жук, где ваш робот? На кровати ничего подобного нет, Макс молчит, а быстрый Колька сразу соображает: — Значит, сполз, — он опускается на пол. Заглядывает под кровать. И победно кричит: — Вон он, Света! Робот! Светлана, прикрывая груди руками, тоже садится на колени рядом с братом, заглядывает под кровать. И сразу видит робота-жука. Он ползёт вдоль пыльного плинтуса. Ей и секунды не понадобилось, чтобы понять, кто это такой. Чёрный и блестящий, как кусочек угля длиной в указательный палец. Длинное брюхо на конус. Четыре крепких лапы. Жвала — острые клещи. Она узнала эту тварь. Вспомнила и узнала. Ей стало нехорошо, так как она вспомнила свой отвратительный сон. Кусаки. Ночные кусаки. Это один из них. — Света, скажи Коле, что это не робот, а жук, — говорит Макс, с ней и с братом разглядывая существо.