Глава 16 А к ботиночкам ещё нужно привыкнуть, это совсем не лёгкие кроссовки для бега. Но это дело привычки, а вот то, что они очень «громкие», отдельный минус. Она пошла быстрым шагом. Ей приходилось придерживать брюки. Придётся потом придумать что-нибудь. Туман рассеялся, и теперь девочка могла осмотреться. Она не спеша шла по парковке, рассматривая битые автомобили, и тут, среди мелкого стекла и ломаного пластика она увидала то, отчего вокруг промок и почернел асфальт. Светлана сразу поняла, что это такое чёрно-лиловое лежит на земле среди мусора, длинное и мокрое. Она узнала это по ладошке с присосками. Да, это был длинный, метров десять в длину, мощный жгут медузы. Девочка даже остановилась, чтобы посмотреть на ладошку. Мерзкая, всё ещё липкая. Присоски похожи на чёрные вытянутые губы. Интересно, кто это отважился оторвать жгут у медузы? Скорее всего, тот, кто разворотил все автомобили вокруг. Ей находиться здесь больше не хотелось, и она, поправив рюкзак, пошла к СКК, а потом взяла чуть левее и перешла на бег. Перед ней темнел парк, ограда, а за ней заросли. Кустарники, деревья, всё как настоящее. Девочка обернулась, ну так и есть, за ней увязалась некрупная медуза. Пришлось снова бежать. Ботинки, конечно, топают, но всё равно в них лучше, чем босиком. Пробежав немного, Света опять обернулась. Медуза отстала и плыла уже в другую сторону. Девочка отметила для себя: медузы медлительны и серьёзную опасность представляют лишь в тумане. Отлично. Ей захотелось посмотреть, узнать, в этом парке те же растения, что и в настоящем? А ещё ей хотелось пить и помыться, в парке было много прудов. Нет, конечно, она ни в коем случае не собиралась перелезать через ограду парка, слишком много там растительности, ничего не видно, кто угодно может притаиться за любым кустом, но поглядеть через ограду… Почему бы и нет? Солнце светит, всё вокруг видно на сотни метров, у неё есть ботинки, бегает она быстро, а ужас, который Светлана пережила в магазине за перевёрнутым прилавком, теперь казался ей весьма далёким. От парка её отделяло большое пространство и проспект Гагарина. Пространство открытое, ей всё видно, но и её видно отовсюду. И девочка пошла от СКК не налево, к своему разрушенному дому, а прямо к проспекту Гагарина и виднеющемуся за ним парку. Пошла к столбу, что одиноко стоял у дороги. Еще не дойдя до проспекта ста метров, она увидела высохшие фрагменты останков какого-то мелкого животного. После ноги в ТЦ всё мёртвое сразу её настораживало. Даже разорванная крыса. Или это был крикун? Неважно. Валяющиеся куски мёртвой плоти — опасность! Девочка пошла помедленнее и увидала ещё кое-что неприятное. На сей раз это была голова какого-то зверя. Более крупного, чем крикун, и к тому же клыкастая. Страшная. Всё, хватит любопытствовать. Желание идти к парку у Светы уже испарилось. Если здесь кто-то рвёт на части существ с такими зубами, то лучше отсюда убраться. И побыстрее. До поребрика проспекта, до кривого столба, метров тридцать, но она уже изменила маршрут, повернула налево. Ближе к своему убежищу — а теперь она считала развалины двадцать восьмого дома своими. Девочка остановилась, ещё раз огляделась. Посмотрела назад. Нет, медуза, что гналась за ней, где-то высоко в небе, далеко. Ничего такого, что Светлане могло бы угрожать, вокруг видно не было. И Света пошла к себе, решив, что перейдёт проспект южнее, ближе к убежищу. Она пошла вдоль дороги, поглядывая вокруг. Серый, старый, деревянный двухметровый столб, стоящий у дороги, привлёк её внимание. Ему тут не место. Зачем он тут? Странный, весь кривой и какой-то… Облезлый или… Лохматый? Она шла мимо этого столба, не отрывая от него глаз. А тут и ветерок налетел вдруг и взъерошил на столбе… Перья? И вдруг от верхушки столба отделяется длинный, размером как её рука, острый клин-кинжал, а над ним просто появляется отвратительный круглый глаз. У «столба» были глаза, и «столб» видел Свету. И зашевелился. Это огромная, двухметровая птица… Бежать! Думать тут нечего, а эта серая фигня, прохрипев что-то, кинулась за ней. Побежала быстро, переставляя свои страшные, голенастые ноги, причём помогала себе набрать скорость, громко хлопая куцыми крыльями. Светлана понеслась по бетонным плитам вдоль проспекта, топая новыми ботинками. Рюкзак за спиной, ботинки. Штаны! Чёртовы штаны нужно было придерживать руками, а ведь руки очень важны в беге, особенно при ускорении. А голенастая тварь со страшными длинными ногами орёт, хлопает крыльями и летит за ней, развив очень высокую скорость. Ей кажется, что эта птица догоняет её. Света ещё прибавляет, как перед финишем, уже не экономя сил, работая на максимуме. И, пробежав так почти до улицы Бассейной, она слышит, что крики за спиной и хлопки крыльев стихли. Света оборачивается. Птица отстала, остановилась. — Что? Сдох, урод? — Светлана переводит дух. Она вдруг вспомнила название птицы, на которую очень похож этот бегающий «столб». Ту птицу, которую она видела в зоопарке в детстве, называли смешным словом «марабу». Слово было смешное, а птица была противной. Так вот, эта птица, что сейчас гналась за ней, была раз в десять отвратительнее той, которую она видела в зоопарке. Света ещё посмотрела, как марабу, на своих огромных ногах, со своим клювом-кинжалом, не спеша возвращается на своё место. Убедившись, что птица ушла далеко, Светлана перешла улицу Бассейную и после проспект Гагарина, и там остановилась. Перед ней лежала огромная поляна серебряного мха. Целое футбольное поле. Ослепительного и красивого и, на взгляд, мягкого мха, который так и призывал к себе. Ей очень хотелось кое-что проверить. Вернее, посмотреть, как это будет выглядеть. Как этот приятный на вид мох может наносить раны? Она огляделась, нет ли кого. И, убедившись, что сейчас она тут одна, девочка аккуратно и не спеша поставила ботинок на мох, присела, чтобы рассмотреть, что с ним будет происходить. Но почти ничего не увидела. Кажется, что мох чуть-чуть как бы приник к подошве. Но так могло случиться из-за того, что ботинок продавил мягкий грунт. Она подняла ногу, и едва заметные нити потянулись за подошвой. Ей показалось это забавным. «Что, тупой мох, пытаешься есть резину?». Она решила пройтись по мху и сделала шаг, а затем и ещё один, в глубь серебряной поляны. О, оказывается под этим красивым ковром влажная и мягкая почва. Она ещё сделала один шаг. Тут мох был уже злее, даже не наклоняясь, девочка могла видеть, как к крепкой коже ботинка цепляются белые нити, тянутся, извиваются, слепо ища себе цель, и прикоснувшись, сразу приникают, прилипают к поверхности. Света сделала ещё шаг и поняла: чем дальше она уходит от края ковра, тем глубже в мох погружается её ботинок. Это было неприятно, тем более что тут повсюду были кочки, которых не было видно поначалу. Светлана сделала ещё один шаг, а после решила поставить ногу на бугорок, и почти сразу, с лёгким и неприятным хрустом, нога провалилась внутрь него. «Мамочки». Девочка сразу поняла, что это хрустело под ботинком, она отчётливо видела белую, переломанную её ботинком решётку грудной клетки какого-то бедолаги. Света быстро вытащила ногу, ей бы уже привыкнуть ко всяким мерзостям, но нет… Она поспешно выбралась с серебряной поляны. И, рассматривая испачканные ботинки и оглядываясь по сторонам, пошла к домам, которые были уже рядом. Тут, на углу первого дома, она остановилась, заглянула за угол. Большая стая крыс в два десятка особей пересекла двор, спешили по каким-то своим крысиным делам. Убежали. Проорала птица. И всё, вроде никого нет. Света быстро вышла из-за угла и поспешила за крысами. Теперь её волновала Аглая. Встретиться с ней ещё раз девочке не хотелось от слова вообще. И к счастью, на этот раз она быстро добралась до своего камня, а после и до своего двадцать восьмого дома по улице Гастелло. Она даже ещё не вошла в развалины, но уже сначала тихо, а потом и погромче позвала: — Лю… Лю, вы тут? Подождала нужное время и, не дождавшись, повторила: — Лю! Первый раз за все это время она проснулась у себя в постели, и у неё не текла кровь и не болели порезы. Никаких новых ран, никаких новых синяков на ней не было, зато запах… Пусть даже вся эта субстанция на её коже засохла, запах всё равно был ощутимым. Братья спят, она вскакивает, быстро собирает простыню, наволочку, вытряхивает одеяло из пододеяльника и бежит в ванну. Нога чуть-чуть болит, но это ерунда, она с подобной травмой, вопреки указаниям тренера, даже бегала немножко. Закинула всё бельё в машинку, сама села в ванну. И мылась, и мылась. А настроение у неё было отличным. Один раз такое было, когда она два года назад выиграла «зоналку» на пять тысяч метров. А второй раз чуть больше года назад, когда она на десяти тысячах метров «выбежала» из тридцати шести минут, в пятнадцать лет выполнив таким образом норматив на кандидата в мастера спорта. Казалось бы, ну нашла одежду, ну побежала, добыла себе ботинки со штанами, ну и что? Ну и что? А пусть кто-нибудь другой попробует побежать и добыть. Вон от одного такого добытчика только нога сгнившая осталась у фонтанчика. Так и сидела, наслаждаясь мылом и горячей водой, пока в дверь не начал ломиться Колька: — Света-а, Света- а-а… Открой, Макс в туалет просится. Её приподнятое настроение близнецы заметили, болтали с ней всю дорогу до самого детского сада. На обратном пути она забежала в магазин, купила две «свердловские» булки, себе и папе на завтрак. Дома с удовольствием съела одну, съела бы и другую, аппетит у неё сейчас был отменный, но оставила её папе, удовлетворившись варёным яйцом с майонезом. Посидев и поговорив с мамой, дождалась отца, а он, придя со смены, сказал, что не устал и подежурит у постели больной, пока Светлана не вернётся из школы. Как всегда, девочке не хотелось туда идти, но с папами не спорят. — Эй, Светка, — окликнул её отец перед уходом, — а что у тебя с рюкзаком? Он протянул руку. — Порвался, — отвечала Светлана. Конечно, она не будет говорить папе, что рюкзак ей порвал придурок-одноклассник. — Сегодня возьму его на работу, всё поправлю, — сказал папа, оглядев рюкзак. Да, папа мог всё поправить. Кроме здоровья мамы. — Фома! — придурок орал так, что люди из окон выглядывали узнать, кто такой этот «Фома». Света даже не обернулась. «Господи, да как же сделать так, чтобы не встречать этого урода каждое утро?». Она развернулась в другую строну и ускорила шаг. — Погодь… Фома! — орёт Пахомов и топает сзади своими дорогими башмаками сорок шестого размера. Девочка, даже не обернувшись, переходит на бег, она сворачивает на улицу Гастелло, до Московского проспекта можно добежать и так. А придурок снова несётся за ней. Она оборачивается. Пахом бежит резво. Но он вейпер, Света знает, что его надолго не хватит. Так и есть, оббегая прохожих, она пробежала до перекрёстка, а у бани Пахомов отстал, только крикнул ей вслед обиженно: — Фома… Овца ты кринжовая! Но Светлану это не обидело, она даже посмеялась про себя и, не останавливаясь, добежала до Московского проспекта. — Всем привет, — тихо сказала она, войдя в класс. Как обычно, прошла к своей парте, кинула рюкзак. Завалилась на свой стул. И вдруг поняла, что две классные заводилы, Бельских и Катаева, смотрят на неё. Что-то не так? Чего им нужно? Девочка напряглась, а Люба Бельских спрашивает: — Фомина, а что у тебя с лицом? — У меня? — Светлана даже растерялась немного. Сами девчонки с ней давно первыми не заговаривали. — А что у меня с лицом? — В солярий ходишь, — догадалась Оксана Катаева. — Я? Нет. Не хожу, — отвечала Света всё ещё чуть растерянно. Но внимание одноклассниц было ей приятно. — Понятно, — Бельских поджала губы, — а загораешь ты под жарким петербургским солнцем. Но тут в класс ввалился Пахомов, он, ни с кем не поздоровавшись, сразу идёт к ней. — Фома, овца тупая, ты чё, не можешь остановиться, когда тебя просят? — говорит Пахом. Он нависает над ней всем своим огромным ростом и хочет ей дать щелбан, уже руку тянет к её лбу, но Света её перехватила. — Отвали, Пахомов, — говорит она негромко и смотрит на него снизу вверх, но без какого-либо намёка на страх. Но Пахомов очень сильный, рука у него как из бетона, его согнутый для щелчка палец всё ближе к её лбу, и он ещё ухмыляется, видя, что Светлане удержать его руку нелегко. Наконец он пересилил её, щёлкнул по лбу. Щёлкнул и засмеялся. А у Светы на глаза навернулись слёзы. И хорошо. Ей очень не хотелось, смотреть на своих одноклассников. — Овца стрёмная, — Пахомов вырывает свою руку, но больше не лезет к ней, отходит от её парты и плюхается довольный на свой стул. Весь класс молча смотрит то на Пахомова, то на Свету. А девочки, которые только что разговаривали с ней, отворачиваются и начинают говорить о своём. «Пахом урод». Настроение Светланы испорчено. А так хорошо всё было. Она хотела встать и уйти, но тут пришла учительница. Девочка ушла из школы уже на следующей перемене, сбежала с уроков, протиснулась мимо охранника на выходе, когда тот отвернулся. Ей было тяжело. Тоскливо. У неё не было в классе друзей. Ни одного друга, ни одной подруги. Раньше были, а сейчас нет. Никто не хочет ни дружить, ни даже общаться с девочкой, у которой проблемы с родными и которая второй год ходит в школу в одной и той же спортивной одежде и рваных кроссовках. Ну, дружить пусть не дружат, но хотя бы… Когда Пахом лез к ней при всех, никто из девочек за неё не вступился. Не одёрнул этого дебила. Ну, с мальчишками всё ясно, никто из них с этой каланчой ссориться не захочет. Пахом не дурак подраться. Его даже одиннадцатиклассники побаиваются. Но девочки… Даже не крикнули ему ничего, хотя всё видели. Наверное, им было всё равно. Прийти домой и сказать папе, что сегодня отменили уроки? Нет, он поймёт, что она сбежала, и расстроится. Нужно было погулять немного. В богатом городе без денег делать нечего, пойти особо некуда. Она с удовольствием выпила бы чашку капучино. В кофейной сети «Этлон Кофе» можно было купить стакан отличного капучино всего за сто тридцать рублей. Но сто тридцать рублей — это половинка «Столичного» и два килограмма хорошей картошки. С кофе придётся подождать, пока у папы не улучшится положение с деньгами. Папа всё ждёт февраля, в феврале у него будет последний платёж по кредиту, что он взял на медицинскую кровать и всё остальное оборудование для мамы. Света этого тоже ждет. Лишних семнадцать тысяч в месяц. Это хорошие деньги. Можно будет купить новую одежду близнецам, они из своей уже выросли. Лишь бы папа выдержал, Светлана видела, как за последние полгода устал отец. Человек, который не может передвигаться без костылей, работал на двух работах почти без выходных. На сколько его ещё хватит? Дотянет ли он в таком темпе до февраля? Девочка об этом даже думать не хотела. Впрочем, ей скоро шестнадцать, и она тоже сможет работать, хоть немного, например в КФСи. Света слышала, что там платят копейки, но там можно выбирать время работы, поэтому там много студентов. И она хотела там поработать. Размышляя об этом, она вышла на Московский проспект и пошла в сторону от дома. В сторону центра. Прошла библиотеку, прошла площадь Чернышевского с памятником ему самому. Она знала, куда шла. У неё не было какой-то определённой цели, просто она хотела дойти до сто пятьдесят первого дома по Московскому проспекту. Зачем? Ну… Девочка не могла ответить на этот вопрос однозначно. Просто в этом богатом доме, за охраной, за камерами, за забором с пиками, проживал человек по фамилии Мельник. Мерзкий человек. На всём белом свете не было человека, которого девочка ненавидела так же, как его. Это он на своём огромном «Ленд Ровере» ударил папину «Мазду». И даже попытался убедить милиционеров, что правила нарушил папа. Что в столкновении он, Мельник, не виноват. Хотя сам при этом пересёк сплошную. Это было зафиксировано камерой видеонаблюдения. Но у этого урода были деньги и знакомства. И судья, конечно же, подкупленная им мерзкая тётка, вынесла решение об обоюдном нарушении. Обоюдном. Может, папа и поборолся бы, но тогда он ещё даже ходить не мог, ему по кускам собирали кости в ногах. Суд состоялся без него. И этим дело не ограничилось. Мельник, его страховая и лизинговая компания, которой принадлежал разбитый «Ленд Ровер», подали на папу в суд ещё раз. И этот суд, приняв во внимание, что нарушение ДТП было обоюдным, решил разделить лизинговый платёж за машину, не подлежащую восстановлению, между виновниками ДТП. И теперь папа должен был платить каждый месяц тридцать шесть тысяч двести двадцать рублей. Маминой и папиной пенсии по инвалидности, да ещё зарплаты с двух работ семье Светланы хватало бы на всё, даже на кредит, не будь этого огромного ежемесячного платежа. Иногда Света приходила к богатому дому этого урода, чтобы увидеть его хотя бы из-за ограды. Она даже мечтала, что когда начнёт работать и заработает деньги, то купит как-нибудь себе пистолет с глушителем. Подстережёт его тут, около въезда, около автоматических ворот, и застрелит его. Главное в этом деле — не попасть в полицию. Этого она, конечно, боялась, случись такое, кто тогда будет помогать отцу, кто будет разговаривать с мамой? Что будет с близнецами? Тут ей нужно было всё обдумать. Дело, конечно, было непростое. Но сделать его Света очень хотела, этот Мельник, урод… Ведь это он виноват в том, что мама так болеет. Что папа стал инвалидом. Конечно, он, ну а кто, не папа же в самом деле? Света прошлась вдоль забора, постояла немного и пошла домой: лучше она посидит с мамой и даст отцу лишний час поспать. А про школу что-нибудь соврёт. Когда переходила Московский, девочка чуть ускорилась, чтобы успеть на зелёный сигнал светофора, случайно посмотрела в сторону и увидела её. Это опять была та самая элегантная, высокая женщина, в больших солнцезащитных очках, антиковидной маске, в красном платке и чёрных перчатках. Она тоже переходила проспект и шла чуть позади девочки. Света немного удивилась, но с другой стороны… Просто эта дама живёт где-то рядом. Глава 17 Её одежда всё ещё реально воняла… Тем же, чем и вчера. Запах никуда не делся. Но Света стала к этому привыкать, странно, запах она всё ещё чувствовала, а вот соответствующих реакций на него не испытывала. Ну запах, ну воняет, но терпеть-то можно. Девочка забралась на своё место на лестничной площадке. Сидела, пережидая туман. Как только девочка тут появилась, она сразу позвала Лю. Но голос ей не отвечал. Это было очень неприятно. Он же обещал ей помогать. Может, с ним что-то случилось? О нет. Только не это. Ей очень не хотелось бы остаться тут без его советов. Без поддержки. Светлана надеялась, что Лю всё-таки появится. Но начала тревожиться. Чтобы чем-то себя занять, она достала из рюкзака куртку. По низу этой отличной, крепкой куртки шёл затягивающий шнур, вот его-то она пыталась вытащить. Он ей был нужен для штанов, как ремень. Иначе на бегу их приходилось всё время придерживать. Ей бы ещё носки, всё-таки хоть и хороши были ботинки, но без носков всё равно натирали ноги. За стеной звонко заорал крикун. Света остановила свою работу. Стала прислушиваться. Лю считает их опасными. Честно говоря, девочка не понимала, почему слепое существо чуть больше кошки может быть опасно. Они ведь не ядовиты. Крикун опять заорал, и на этот раз ему сразу ответил другой. О, собираются. Света снова принялась за работу. Шнур никак не хотел выходить из куртки. Кажется, он был там пришит. И тут девочка чуть не подпрыгнула от радости, когда услышала: — Светлана-Света. Я вижу, вы обзавелись рядом необходимых для путешествия вещей. — Лю, — тихо произнесла девочка, — ну наконец-то вы пришли. — Я вас вижу, — произнёс голос, — у вас весьма крепкие приспособления для передвижения. — А, ботинки, — догадалась Света, — да, крепкие. А вы меня сейчас видите, Лю? — Да, вижу, я вам говорил, что наше с вами время протекает не совсем синхронно, мы существуем в разных временных потоках, но если вы находитесь на одном месте больше десяти секунд, я вас вижу, иначе вы представляетесь мне лишь смазанными пятнами. Девочка не очень хорошо понимала, о чём говорит голос, но была рада, очень рада его слышать. Она произнесла: