– Какой редкий акцент. Вы не местная? – Извините, – и я, потупив голову, попробовала его обойти. Он при этом попробовал уступить мне дорогу и налетел на пожилую местную матрону необъятных размеров. Стараясь соблюсти пиетет и ни к одной из нас не прикоснуться, он вынужден был поставить сумку на пыльную мостовую и прижаться к стене дома. Местная жительница в тёмной чадре и хиджабе проплыла мимо, а парень кинулся собирать с дороги вывалившуюся из сумки рыбу и лимоны. Я присела на корточки и подобрала откатившийся в сторону крупный ароматный цитрусовый жизнерадостно-цыплячьего цвета. – Спасибо, – улыбнулся он. Улыбка была милая и открытая, и я решилась. – Слушайте, а что вы будете делать с этой рыбой? – Жарить, – снова улыбнулся он, – и есть. – Один? – не краснея, допрашивала я, нарушая все местные правила. – Да. Я и живу один. И могу пригласить вас в гости, – осторожно сказал он. И я решилась, всё равно терять нечего. – Тогда пригласите, – давясь слезами, сказала я. Он привёл меня на тихую светлую улочку, в маленький даже по местным меркам домик за традиционной голубой дверью под резным навесным козырьком. В крошечном дворике стояли мангал и настоящий тандыр и стол с лавкой под навесом, оплетённым виноградными лозами. На первом этаже были небольшая гостиная, кухня и купальня, а на втором, как я позже узнала, – спальня и мастерская. – Кофе сваришь? – спросил он, выкладывая продукты на стол в кухне. – Э, ну, да. – Смотри – вот тут посуда, вот сахар, кофе, чай, в холодильнике мясо, вот тут хлеб, соль, приправы. На блюде овощи и фрукты. Если хочешь, сними никаб и умойся. Вон в том сундуке полотенца. А я пока рыбу почищу. Он просто отвернулся и занялся продуктами. Я с радостью воспользовалась ванной и умыла не только лицо, но и сполоснула плавящиеся в носках и кроссовках ноги. Выйдя на кухню босой и с распущенными волосами, я взялась за кофе. Парня не было, и я выглянула в окно. Он уже раскладывал потрошёную рыбу на решётке мангала. Что ж, займёмся кофе. До сих пор я пила его только из банки, гранулированный растворимый, или в кафе, но не так уж это и страшно. Так, кажется, вот эта посудина подойдёт. Я взяла ковшик и налила воды из-под крана. Зёрна смолола в кофемолке, насыпала в воду. Плитка на кухне была настольная, всего две конфорки. Поставив ковш на огонь, добавила сахар и помешала. Снова подошла к окну. Парень махал над рыбой какой-то картонкой. Ой! Услышав шипение, я еле успела сдёрнуть ковшик с плитки и, кое-как вытерев выплеснувшуюся пенку, разлила кофе в две белые высокие чашки. Взяв их в руки, я, как была, босой и простоволосой пошла на крыльцо. – Кофе готов. Он обернулся. И замер. Потом восхищённо прицокнул, оставил рыбу и подошёл ко мне. Взяв кружку, сразу глотнул и чуть поморщился. – Горячо? – Горько. – Я, вроде, сахар положила. – Неважно. Такой красавице необязательно уметь варить кофе. Я пожала плечами и допила напиток. Кофе как кофе, горячий, горький. – Как тебя зовут? – Марьям. А тебя? – Саид. – Как этот город? – Или этот город в мою честь, – хвастливо расправил он плечи. Я кивнула. Он подошёл и посмотрел мне в лицо. – Ты когда-нибудь улыбаешься? – Наверное. А рыба уже готова? – Ты голодна? – Очень. – Идём. Садись. Мы сели за стол в его микроскопическом дворике, и Саид поставил передо мной два блюда. На одном лежали две рыбины с золотистой корочкой, на втором зелень, лепёшки, лимон ломтиками и помидорки – длинненькие и продолговатые. Мы начали есть, кивнув друг другу. Я даже лук отщипнула, а рыбину, полив выжатой долькой лимона, слопала так, что только скелетик заблестел. – А теперь – чай. Саид скрылся в доме и вскоре вышел с двумя чашками зелёного мятного чая. – У меня есть обычный сахар и тростниковый. – Тростниковый. Спасибо. Мы попивали чай, украдкой поглядывая друг на друга. – Откуда ты? Ты не арабка, хотя говоришь на языке и очень красивая, – нарушил он молчание, – особенно глаза, они словно прозрачные, хоть и карие. – У папы были такие глаза, – начала я свою сказку, – мы из Франции, приехали в Тунис, потому что ему предложили тут работу в Миссии Красного креста. На той неделе папа умер. – Да упокоит Аллах его душу. – Иншалла. Он умер, а я осталась. Но в Миссии меня не оставили, сказали, что они сокращают штат, а у меня нет медицинской квалификации. Я освободила нашу комнату и ушла. В аэропорту у меня пропала сумка. Я вернулась в миссию, но они сказали, что могут только купить мне билет во Францию, но меня не выпустили из страны, тем более, что все документы остались в украденной сумке. – Конечно не выпустят, ты же одна. Женщины не должны ездить одни. А твои родственники? – У меня никого нет, был только папа. Мама умерла, давая мне жизнь, её родные не поддерживали с папой связей, а он сам вырос в приюте. Я совсем одна. В Тунисе мне негде было остановиться, а здесь у папы был знакомый, и я приехала в Сиди-бу-Саид, но того мужчины я не нашла, он уехал. Это конец! Парень участливо покачал головой. – Вот дела. Нелегко тебе придётся, красавица. – Ты спас мне жизнь, накормив и напоив меня. Помоги мне! Что мне делать? – и я заплакала. При воспоминаниях о настоящих моих мытарствах слёзы хлынули потоками, плечики затряслись. Из-под ресниц я видела, что впечатление сильное. Он присел рядом и обнял меня за плечи. – Не плачь. Что-нибудь придумаем. – Что?! – Ну, что-нибудь. А пока ты можешь остаться у меня. – Нет, нельзя! Это грех. Я и так со стыда горю. И твоя семья сдаст меня судье, а потом меня убьют. Он усмехнулся. – Не делай из арабов чудовищ. Мы не убиваем людей. – Но женщин убиваете, – возразила я, утирая слёзы и хлопая ресницами. – Нет, не в Тунисе. Да, в Саудовской Аравии иногда казнят изменниц и блудниц, но в Тунисе не убивают женщин только за то, что они оказались в сложной ситуации. Этот дом мне оставила моя тётка. Она была вдовой около десяти лет, и неожиданно для всех вышла замуж и переехала с мужем в Громбалию. – Центр виноделия Туниса? – отозвалась я на знакомое название. – Точно. Её новый муж винодел, современный мусульманин, очень весёлый и добрый мужчина. Тётя помолодела возле него. Её зовут, как тебя, Марьям. А я закончил в этом году колледж и осенью хочу поступить в художественную академию. Здесь я хочу создать и собрать творческую папку для поступления. – Будешь рисовать? – Рисуют дети. Я пишу. Я проживу здесь всё лето. Оставайся. Кстати… Он замолчал и посмотрел на меня. – Что? – Ты же европейка! – Да, и что?