— Но почему? — Беббанбург считается неприступным, и там нет задних ворот, какие имеются в Дунхолме. Кроме того, я хочу убить Эльфрика сам. — А Альфред позволит тебе это сделать? — Разумеется, — ответил я, хотя, по правде говоря, сомневался, что Альфред когда-нибудь дозволит мне такую роскошь. Но я был уверен, что моя судьба — вернуться в Беббанбург, и верил в свое предназначение. Я повернулся и уставился на деревню. — Там все тихо? — Да, — ответил Рагнар. — Они перестали молиться и теперь спят. Ты тоже должен поспать. Я пошел обратно, но, прежде чем присоединиться к Гизеле, тихо отворил дверь церкви и увидел священников и монахов, которые спали при неярком свете нескольких свечей, мерцающих на алтаре. Один из них храпел, и я закрыл дверь так же тихо, как открыл ее. * * * Меня разбудил на рассвете Ситрик, который колотил в дверь и кричал: — Они здесь, мой господин! Они здесь! — Кто здесь? — Люди Ивара, мой господин! — Где? — Всадники, мой господин, на той стороне реки! Всадников было около сотни, и они не пытались переправиться через брод. Я подумал, что их послали на северный берег Свале только затем, чтобы отрезать нам дорогу к бегству. Главные силы Ивара появятся с юга. В то памятное туманное утро произошло еще кое-что. На рассвете в деревне раздались крики. — В чем дело? — спросил я у Ситрика. — Христиане чем-то очень расстроены, мой господин, — ответил он. Я зашагал к церкви, где выяснил, что золотую раку с бородой святого Августина, драгоценный дар Альфреда Гутреду, украли. Она стояла на алтаре вместе с другими реликвиями, но ночью исчезла, и сейчас отец Хротверд громко вопил, стоя рядом с дырой, проделанной в глинобитной стене за алтарем. Здесь был и Гутред, который слушал жалобы аббата Эадреда — тот развивал мысль, что воровство есть знак недовольства Господа. — Недовольства чем? — спросил Гутред. — Язычниками, конечно! — выпалил Эадред. Отец Хротверд раскачивался взад-вперед, ломая руки и взывая к своему богу, чтобы тот послал с небес отмщение вору, осквернившему церковь и похитившему драгоценную реликвию. — Укажи нам на преступника, Господи! — кричал он. Потом увидел меня и, очевидно, решил, что получил знак свыше. — Это он! — выпалил Хротверд, указывая на меня. — Это ты украл? — спросил Гутред. — Нет, мой господин, — ответил я. — Это он! — повторил Хротверд. — Ты должен обыскать всех язычников, — сказал Эадред Гутреду, — потому что, если реликвия не найдется, мой господин, наше поражение неизбежно. Ивар сокрушит нас в наказание за такой грех. То будет для нас Господней карой. Мне такая кара показалась странной: ну как можно из-за украденной реликвии разрешить язычнику датчанину победить христианского короля. Но пророчество священника отчасти сбылось, потому что в середине утра (церковь все еще обыскивали в тщетных попытках найти раку) один из людей Рагнара принес весть о приближении армии Ивара. Они явились с юга и уже выстроили «стену щитов» в полумиле от маленького войска Рагнара. Теперь пришла пора выступить и нам. Гутред и я уже были в кольчугах, наши кони стояли под седлом, нам оставалось только поехать на север, чтобы присоединиться к «стене щитов» Рагнара. Но Гутред нервничал из-за утраты реликвии. Когда мы вышли из церкви, он отвел меня в сторону. — Ты спрашивал Рагнара, не он ли взял раку? — умоляющим тоном осведомился он. — Спрашивал, не сделал ли это кто-нибудь из его людей? — Рагнар ничего не брал, — пренебрежительно бросил я. — А если хочешь найти виновного, обыщи их. Я указал на Айдана и его всадников. Теперь, когда Ивар был близко, им не терпелось двинуться на север. Но они не осмеливались уйти, пока люди Ивара преграждали брод через Свале. Гутред просил их присоединиться к «стене щитов», но эти трусы отказались и теперь ждали возможности спастись. — Нет, христианин не украл бы священную реликвию! — воскликнул Хротверд. — Это преступление совершил язычник! Гутред был перепуган. Он все еще верил в магию христианства и посчитал кражу раки предзнаменованием беды. Он явно сомневался, что это дело рук Айдана, но, с другой стороны, не знал, кого вообще подозревать. Поэтому я облегчил ему задачу. Я подозвал Финана и Ситрика, которые ожидали меня, чтобы сопровождать к «стене щитов». — Этот человек, — сказал я Гутреду, указывая на Финана, — христианин. Так ведь, Финан? — Да, мой господин, я христианин. — И вдобавок он ирландец, — продолжил я, — а все знают, что ирландцы обладают даром ясновидения. Финан, который обладал этим даром не больше, чем я, постарался принять загадочный вид. — Он обязательно найдет твою реликвию, — пообещал я. — Найдешь? — жадно спросил Гутред. — Да, мой господин, — уверенно ответил Финан. — Сделай это, Финан, — сказал я, — а я пока убью Ивара. И приведи к нам преступника, как только его найдешь. — Будет исполнено, мой господин, — ответил он. Слуга привел мне коня. — Твой ирландец и в самом деле сможет отыскать реликвию? — спросил Гутред. — Если Финан не доставит тебе и пропавшую раку, и вора, — сказал я достаточно громко, чтобы меня слышала дюжина человек, — тогда я отдам церкви все свое серебро, мой господин, отдам ей кольчугу, шлем, браслеты и мечи. Финан — ирландец, а все ирландцы обладают таинственным даром. Я посмотрел на Хротверда. — Ты слышал это, священник? Я пообещал отдать все свое состояние церкви, если Финан не найдет вора! Хротверд ничего не ответил, только сердито уставился на меня. Однако данное прилюдно обещание свидетельствовало о моей невиновности, поэтому он удовольствовался тем, что сплюнул на землю возле копыт моего скакуна. Гизела, которая пришла подержать поводья моего коня, была вынуждена сделать шаг в сторону, чтобы плевок не попал в нее. Она дотронулась до моей руки, когда я поправил подпругу, и негромко спросила: — Финан и правда сможет найти пропажу? — Сможет, — пообещал я. — Потому что обладает таинственным даром? — Потому что он сам украл реликвию, любовь моя, — тихо проговорил я, — и сделал это по моему приказу. Рака, наверное, спрятана в навозной куче. Я ухмыльнулся Гизеле, и та тихонько засмеялась в ответ. Я уже вставил ногу в стремя и приготовился сесть в седло, когда она опять остановила меня. — Будь осторожен, — сказала она и предупредила: — Говорят, Ивар очень умелый воин. — Он из рода Лотброков, — ответил я, — а они все — славные воины. Они любят сражения. Но при этом дерутся, как бешеные собаки, дико и яростно, и в конце концов умирают, как бешеные собаки. Я сел в седло, вставил в стремя правую ногу и взял у Гизелы шлем и щит. На прощание я прикоснулся к ее руке, потом потянул поводья и последовал за Гутредом на юг.