— Альфред хочет, чтобы твой брат правил Нортумбрией. Она призадумалась, а затем уточнила: — Потому что Гутред — в некотором роде христианин? — Для Альфреда это очень важно, — согласился я. — А может, потому что Гутред — слабак? — предположила Гизела. — А, по-твоему, он слабак? — Ты и сам это прекрасно знаешь, — пренебрежительно заметила она. — Мой брат добрый человек, он всегда нравился людям, но Гутред не умеет быть безжалостным. Ему следовало убить Ивара при первой же встрече, и еще он давным-давно должен был прогнать Хротверда, но так и не осмелился. Он слишком боится святого Кутберта. — Но зачем Альфреду нужен, как ты выражаешься, слабак на троне Нортумбрии? — мягко спросил я. — Чтобы и сама Нортумбрия была слабой, ведь со временем саксы попытаются вернуть отобранные у них земли, — ответила Гизела. — Ты узнала это, бросив свои палочки с рунами? А что еще они говорят? — Они говорят, что у нас родятся два сына и дочь, и что один из наших сыновей разобьет тебе сердце, а другим ты будешь гордиться, и что твоя дочь станет матерью королей. Я засмеялся, услышав пророчество Гизелы, но не презрительно, а добродушно. Мне не хотелось обидеть любимую: ведь она говорила так уверенно. — Значит ли это, что ты тоже отправишься в Уэссекс, хоть я и собираюсь сражаться с датчанами? — спросил я. — Это значит, — ответила она, — что я тебя не оставлю. Считай, что я тоже принесла тебе клятву верности. Рагнар выслал вперед разведчиков, и, когда тот долгий день подошел к концу, некоторые из них вернулись на усталых лошадях. Разведчики узнали, что Ивар взял Эофервик. Ему нетрудно было это сделать. Ослабленный гарнизон Гутреда предпочел сдать город, чтобы избежать резни на улицах. Ивар разграбил все, что мог, разместил на стенах новый гарнизон и уже возвращался на Север. Он еще не слышал о падении Дунхолма, поэтому явно надеялся перехватить Гутреда, который, по разумению Ивара, или выжидал неизвестно чего в Кетрехте, или пытался добраться до пустошей Камбреленда. Разведчики донесли, что у Ивара огромная армия. Некоторые утверждали даже, что у него две тысячи копий. Разумеется, мы с Рагнаром понимали, что это явное преувеличение, но все равно было ясно: людей у Ивара куда больше, чем у нас. И вероятно, его воины двигались на север по той же самой римской дороге, по которой мы направились на юг. — Сможем мы сразиться с Иваром? — спросил меня Гутред. — Сразиться-то мы сможем, — ответил за меня Рагнар, — но вот победить его армию — нет. — Тогда почему мы едем на юг? — Чтобы спасти Кутберта, — ответил я, — и убить Ивара. — Но как же… если мы не можем его победить?.. — Гутред был озадачен. — Мы сразимся с Иваром, — сказал я, еще больше его запутав, — и, если не сможем победить, отступим к Дунхолму. Ведь для этого мы и захватили Дунхолм — чтобы у нас было убежище. — И вдобавок там есть свирепые псы, — добавил Рагнар. Рассудив, что мы знаем, что делаем, Гутред прекратил свои расспросы. * * * Мы добрались до Кетрехта в тот же вечер. Наше путешествие оказалось недолгим, потому что нам не пришлось покидать римскую дорогу. Мы прошлепали по переправе через Свале, когда солнце окрасило красным западные холмы. Церковники, вместо того чтобы укрыться в этих холмах, предпочли остаться при скудных удобствах Кетрехта, и никто не потревожил их, пока мы были в Дунхолме. Они видели конных датчан на южных холмах, но ни один из всадников не приблизился к крепости. Видимо, это были разведчики Ивара: они только сосчитали людей и ускакали прочь. То, что мы взяли Дунхолм, как будто не произвело никакого впечатления на отца Хротверда и аббата Эадреда. Все, что их заботило, — это труп святого и другие драгоценные реликвии, которые они выкопали из кладбищенской земли в тот же вечер и торжественно перенесли в церковь. Именно тогда я и столкнулся с Айданом, управляющим Беббанбурга, и десятком его людей, оставшихся в деревне. — Теперь вы можете без опаски вернуться домой, — сказал я им. — Потому что Кьяртан мертв. Едва ли Айдан сразу мне поверил, но потом понял, что мы совершили, и, должно быть, испугался: а вдруг люди, взявшие Дунхолм, теперь отправятся маршем на Беббанбург. Именно это я и хотел сделать, но сейчас у меня не было времени разбираться с дядей, ибо я поклялся Альфреду вернуться до Рождества. — Мы уедем утром, — сказал Айдан. — Вот и хорошо, — кивнул я. — А когда доберетесь до Беббанбурга, скажите моему дяде, что я никогда надолго про него не забываю. Передайте ему, что я забрал его невесту. И еще не забудьте сказать, что однажды я вспорю ему брюхо, а если вдруг он умрет раньше, чем я смогу выполнить эту клятву, тогда я вспорю животы его сыновьям, и если у его сыновей есть сыновья, убью и их тоже. Передайте ему все это, а еще скажите, что хотя Дунхолм и считался неприступным, как Беббанбург, но он пал под моим мечом. — Ивар тебя убьет, — с вызовом проговорил Айдан. — Ну-ну, надейся, — ответил я. — И молись. Ничего другого тебе просто не остается. * * * Все христиане молились той ночью. Они собрались в церкви, и я подумал, что они, должно быть, просят своего бога даровать нам победу над приближающимся войском Ивара, но оказалось, что вместо этого христиане благодарили Господа за то, что их драгоценные реликвии уцелели. Они поместили тело святого Кутберта перед алтарем, на который возложили голову святого Освальда, Евангелие и раку с волосами из бороды святого Августина, — и распевали, и молились, и снова распевали псалмы. Я уж боялся, что они никогда не перестанут, но посреди ночи, когда сгустилась темнота, христиане наконец-то умолкли. Я пошел к низкой стене крепости, в свете убывающей луны наблюдая за римской дорогой, что тянулась на юг через поля. Ивар явится оттуда. Кто знает, а вдруг он послал отряд отборных всадников, чтобы напасть нынче же ночью? Поэтому я на всякий случай оставил на деревенских улицах сотню людей. Но атаки не последовало. К тому времени, когда Рагнар явился, чтобы меня сменить, в темноте уже поднялся легкий туман, размывая поля. — К утру подморозит, — приветствовал меня он. — Да, — согласился я. Он потопал ногами, чтобы согреться. — Сестра говорит, что собирается в Уэссекс. Она хочет креститься. — Ты удивлен? — Нет, — ответил Рагнар. Мой друг смотрел на длинную прямую дорогу. — Это к лучшему, — безрадостно проговорил он. — К тому же Тайре нравится твой отец Беокка. Но скажи мне, Гутред, что же с ней будет? — Полагаю, Тайра станет монахиней, — ответил я, потому что не мог вообразить для нее иной судьбы в Уэссексе Альфреда. — Это я во всем виноват, — проговорил Рагнар, и я не стал возражать, потому что это было правдой. — Ты непременно должен отправиться в Уэссекс? — Да. Я дал клятву. — Ну, клятву можно нарушить, — тихо сказал Рагнар. Верно, но в мире, где правило множество различных богов и судьбу человека знали только три коварные пряхи, клятвы были единственной надежной вещью. Если я сам нарушу клятву, то не смогу ожидать от других людей, что те сдержат обещания, данные мне. Это я усвоил твердо. — Я не нарушу клятву, принесенную Альфреду, — сказал я, — но я дам другую клятву тебе. Обещаю, что никогда не стану сражаться с тобой, что все мое имущество будет и твоим тоже и что, если тебе понадобится помощь, я сделаю все, что только смогу. Рагнар некоторое время молча ковырял носком сапога дерн на вершине стены и глядел в туман. — Я даю тебе такую же клятву, — тихо проговорил он. Мы оба были смущены. Рагнар вновь принялся ковырять сапогом дерн. Затем спросил: — Сколько человек приведет Ивар? — Восемьсот? — предположил я. Мой друг кивнул. — А у нас меньше трехсот. — Боя не будет, — сказал я. Рагнар вопросительно посмотрел на меня. — Ивар умрет, — заверил я, — и на этом все кончится. Я прикоснулся к рукояти Вздоха Змея, ощутив ладонью слегка выступающие края креста Хильды. — Он умрет, — сказал я, дотронувшись до креста, — и Гутред будет править и будет говорить то, что ты ему прикажешь. — Хочешь, я велю ему напасть на Эльфрика? — спросил Рагнар. Я обдумал это предложение и ответил: — Нет.