— Скоро у всех нас может испортиться настроение, — ответил я и указал на запад, где собирались тучи. — Надвигается гроза. — Надеюсь, она будет сегодня ночью, — отмахнулся Гутред. — И мы успеем вернуться до наступления темноты. Мы отдали своих птиц слугам. Теперь река была слева от нас, а развалины монастыря Гируума виднелись впереди — на речном берегу, на возвышенности над солончаками. Сейчас был отлив, и плетеные верши тянулись в реку, впадавшую в море неподалеку отсюда. — У Гизелы лихорадка, — сказал Гутред. — Я слышал. — Эадред обещал дотронуться до нее тканью, покрывавшей лицо святого Кутберта. Он говорит, что это вылечит ее. — Надеюсь, что так и будет, — ответил я, не желая спорить. Впереди нас ехали Ивар и его сын с дюжиной своих людей, облаченных в кольчуги. Помню, я еще подумал, что если они сейчас вдруг повернутся, то смогут легко прирезать и Гутреда, и меня. Поэтому я подался вперед и проверил, в порядке ли королевский конь, чтобы в случае чего Ульф и его люди могли к нам присоединиться. Гутреда позабавила моя бдительность. — Ивар не враг, Утред. — Однажды, — сказал я, — тебе все-таки придется его убить. И с того дня, мой господин, ты будешь в безопасности. — А разве сейчас я не в безопасности? — У тебя есть лишь малочисленная и необученная армия, а Ивар снова соберет людей. Он будет нанимать датчан с мечами, датчан со щитами, датчан с копьями до тех пор, пока опять не станет повелителем Нортумбрии. Теперь он слаб, но он не всегда будет слабым. Вот почему ему нужен Дунхолм. Это снова сделает его сильным. — Знаю, — терпеливо проговорил Гутред. — Я все это знаю. — Тогда скажи, если ты выдашь Гизелу за сына Ивара, сколько новых воинов это тебе даст? Он недовольно посмотрел на меня и спросил: — А сколько человек можешь привести мне ты? Но не стал ждать ответа, а пришпорил коня и поспешил вверх по склону к разрушенному монастырю, который Кьяртан и его люди использовали в качестве жилища. Они соорудили меж каменных стен соломенную крышу, а под крышей имелись очаг и дюжина настилов, на которых можно было спать. Люди, жившие тут, вернулись в Дунхолм, прежде чем мы пересекли реку, двигаясь на север, и длинный зал был теперь пуст. Очаг остыл. За холмом, в широкой долине между монастырем и старой римской крепостью, на мысу, находились загоны для рабов, огороженные только плетнями. Сейчас все загоны были пусты. Несколько человек жили наверху, в старой крепости, и они обычно зажигали на маяке огонь, которому полагалось освещать всадникам путь к реке. Я думал, что это делалось исключительно для удобства датчан, разъезжавших по землям Кьяртана, однако сейчас под холмом, на котором находился маяк, там, где река Тайн делает поворот к морю, одиноко стоял на якоре какой-то корабль. — Посмотрим, что за дела его сюда привели, — угрюмо проговорил Гутред, как будто появление корабля было ему очень и очень не по душе. Король приказал своей страже повалить плетеные изгороди и сжечь их вместе с соломенной крышей. Глядя, как люди начинают работать, Гутред ухмыльнулся мне: — Посмотрим, что там за корабль? — Наверняка торговый, — ответил я. То был датский корабль, потому что никакой другой не приплыл бы к этому берегу, но явно не военный — его корпус был короче и шире, чем у любого военного судна. — Тогда давай скажем капитану, что отныне здесь больше не будет никакой торговли, — проговорил Гутред. — Во всяком случае, торговли рабами. Мы с ним поскакали на восток. С нами отправилась дюжина людей, в том числе Ульф и Ивар с сыном. Позади тащился Дженберт, который все время убеждал Гутреда начать отстраивать монастырь. — Мы должны сначала закончить церковь Святого Кутберта, — ответил ему король. — Но здешнее здание можно восстановить, — настаивал монах, — и это священное место. Сам Беда Достопочтенный жил здесь. — Со временем монастырь будет отстроен, — пообещал Гутред. Потом он остановил свою лошадь у каменного креста, который был сброшен с постамента и лежал, наполовину похороненный в земле, поросший травой и сорняками. То был прекрасный образец резьбы по камню — в узоре переплелись изображения зверей, растений и святых. — И этот крест тоже будет снова стоять, — сказал Гутред, после чего кинул взгляд за излучину широкой реки. — Славное место. — Да, — согласился я. — Если монахи вернутся, мы сможем снова сделать его процветающим: рыба, соль, зерно, скот. Как Альфред получает деньги? — С помощью налогов, — ответил я. — Он облагает налогами и Церковь? — Да, хотя Альфреду подобное и не по душе. Но он делает это, потому что жизнь сурова. В конце концов, церковники должны платить, чтобы их защищали. — Альфред чеканит собственные деньги? — Да, мой господин. — До чего же все-таки непросто быть королем, — засмеялся Гутред. — Может, мне стоит как-нибудь навестить Альфреда? Попросить у него совета? — Ему бы это понравилось, — ответил я. — Думаешь, он радушно примет меня? — осторожно поинтересовался Гутред. — Да. — Несмотря на то, что я датчанин? — Благодаря тому, что ты христианин, — пояснил я. Король обдумал мои слова, а потом поехал туда, где тропа петляла через топь и пересекала маленький мелкий ручей, — там два простолюдина ставили ловушки на угрей. Они опустились на колени, когда мы проезжали мимо, и Гутред приветствовал их улыбкой. Ни один из них не увидел этой улыбки, потому что оба низко склонили головы. Четыре человека вброд сошли с корабля на берег. Ни один из них не носил оружия, и я предположил, что они хотят просто поприветствовать нас и сообщить, что пришли с миром. — Скажи, — внезапно заговорил Гутред, — Альфред особенный, потому что он христианин? — Да, — ответил я. — Чем именно он отличается от других? — Он полон решимости быть хорошим человеком, мой господин. — А наша религия, — сказал Гутред, на мгновение забыв, что он и сам принял христианство, — совсем не такая, да? — Разве? — Один и Тор хотят, чтобы мы были храбрыми, хотят, чтобы мы уважали их, но они вовсе не требуют от нас быть хорошими. — Не требуют, — согласился я. — Поэтому христиане отличаются от нас, — настаивал король. Гутред придержал лошадь в том месте, где на низком холмике из песка и гальки тропа заканчивалась. Те четверо, что сошли с корабля, ждали в сотне шагов отсюда, на дальнем конце берега. — Отдай мне свой меч, — внезапно произнес Гутред. — Зачем? Он терпеливо улыбнулся. — Эти моряки не вооружены, Утред, а я хочу, чтобы ты пошел и поговорил с ними, поэтому дай мне меч. При мне был только Вздох Змея. — Я терпеть не могу оставаться без оружия, мой господин, — мягко запротестовал я. — Это правило вежливости, Утред, — настаивал Гутред. Он протянул руку. Я не шевельнулся. Что-то я никогда не слышал о таком кодексе вежливости, согласно которому полагалось бы отдавать господину свой меч, отправляясь поговорить с обычными мореходами. Я уставился на Гутреда и услышал, как за моей спиной шипят, покидая ножны, клинки. — Отдай мне меч, — сказал Гутред, — а потом ступай к тем людям. Я подержу твою лошадь.