С Лилейн было не слишком приятно иметь дело еще и потому, что она никогда не расставалась со снисходительной улыбочкой, будто говорила со способной, даже любимой, но все же послушницей или в лучшем случае принятой. То, что Эгвейн заново открыла Перемещение, вызвало улыбку у многих, хотя редкая сестра обладала достаточной мощью, чтобы создать проход, в который можно было бы просунуть хотя бы руку, а большинству не удавалось даже и этого. Романда хотела воспользоваться Перемещением для того, чтобы забрать из Башни Клятвенный жезл и некоторые другие предметы – какие именно, Эгвейн никто не сказал, – чтобы с их помощью в Салидаре женщин можно было делать истинными Айз Седай и тем самым подорвать притязания Элайды – ведь Эгвейн наверняка хочет стать настоящей Айз Седай. Лилейн, соглашаясь с этой идеей в принципе, возражала против открытия прохода прямо в Башне, ибо риск был слишком велик. А вдруг те, в Башне, обнаружив проход, освоят Перемещение сами? Тогда Салидар утратит важное преимущество. Совет прислушивался к этим соображениям, что совсем не устраивало Романду. Шириам порой тоже улыбалась и кое в чем соглашалась с Лилейн, но сейчас ей было явно не до улыбок. – Мать, я уверена, что поняла тебя правильно, – произнесла она нарочито терпеливым тоном. – Приготовлений более чем достаточно, чтобы Совет понял: им тебя не запугать. А преждевременное выступление может оказаться губительным. Эгвейн ухитрилась придать лицу выражение самой искренней признательности. – Я понимаю, Шириам. Не знаю, что бы я делала без твоих советов. – Как она предвкушает тот день, когда сможет положить этому конец! Из Шириам могла получиться совсем неплохая хранительница летописей – а может, даже и Амерлин, – но Эгвейн с нетерпением ждала того дня, когда этой женщине придется понять, что она только хранительница, а отнюдь не Амерлин. Да и Совет должен кое-что себе уяснить. – Но дело в том, что у нас под носом Мэт со своими принявшими Дракона. Как в таких обстоятельствах поведет себя лорд Брин? Или даже не он, а некоторые его вояки? Я слышала, будто он собирался выслать отряд выследить тех принявших Дракона, о которых говорят, что они жгут деревни. Я знаю, ему велено держать солдат в ежовых рукавицах, но… – Лорд Гарет будет делать именно то, что мы… что ты ему прикажешь, и ничего другого. – Вероятно. – Шириам явно преувеличивала склонность Гарета Брина к безоговорочному повиновению. Суан, проводившая с этим человеком немало времени, рассказывала о нем много интересного. Однако выдавать Суан Эгвейн не собиралась. – Весьма вероятно. Но я не уверена, что то же самое можно сказать о каждом из его солдат. Конечно, на запад, в Амадицию, мы двинуться не можем, но почему бы нам не спуститься вниз по реке? В Эбу Дар? Можно так, можно и через переходные врата. Безусловно, Айз Седай ожидает там теплый прием. Лорд Брин сможет встать лагерем за городом. И еще – наше выступление означало бы, что мы не собираемся принимать предложение Ранда, если это можно так назвать. А уж готовиться к настоящему походу в большом городе, куда ведут дороги, где есть даже гавань с кораблями, было бы куда удобнее. Шириам вновь утратила контроль за своим голосом. – Эбу Дар – неприветливое место, мать. Несколько сестер – это одно, но несколько сотен, да еще с армией за спиной… Наше появление может быть истолковано Тайлин как намерение захватить город. И самой Тайлин, и многими алтарскими лордами и леди, только о том и думающими, как свергнуть королеву и захватить Трон Ветров. А что подумают другие правители? Чего доброго, мы рассоримся с ними всеми. Нет, мать, об этом не может быть и речи. – Но можем ли мы теперь оставаться здесь, Шириам? Мэт, может быть, и не натворит глупостей, но достаточно кому-нибудь из солдат Брина сделать опрометчивый шаг, и все может обернуться худо… – Эгвейн сдвинула брови, разгладила юбку, будто ее мучили тревожные мысли, и глубоко вздохнула. – Мне кажется, чем дольше мы сидим, ничего не предпринимая, когда на нас смотрит воинство преданных Дракону, тем хуже. Я не удивлюсь, если пойдут слухи, будто принявшие Дракона собираются на нас напасть, и люди станут требовать, чтобы их опередили. – Эгвейн знала, что, если разговор с Шириам ни к чему не приведет, такие слухи действительно поползут. Об этом позаботятся Илэйн, Найнив, Лиане и Суан. Затея опасная, но Эгвейн рассчитывала, что сумеет убедить Мэта отступить, прежде чем полетят искры. – А учитывая быстроту, с какой распространяются слухи, я не удивлюсь, если всего через месяц половина Алтары будет считать принявшими Дракона нас самих. Такого рода слухи Эгвейн предпочла бы пресечь, знай она как. После Исцеления Логайна Совет больше не созывал в Салидар вельмож, но вербовщики Брина по-прежнему разъезжали повсюду, отряды Айз Седай выискивали новых послушниц, а обитатели Салидара посещали соседние деревни, где покупали припасы. Попробуй тут уберечься от расползания слухов. – Шириам, у меня такое чувство, будто мы угодили в западню, и если скоренько из нее не выберемся, то ничем хорошим это для нас не кончится. – Стало быть, надо отослать отсюда принявших Дракона, вот и все, – теряя терпение, отозвалась Шириам. – Жаль, конечно, выпускать Мэта из рук, но что поделаешь, если деваться некуда. Предложение Ранда ты отклонила, и делать здесь Мэту больше нечего. Скажи ему – пусть уходит. – Если бы все было так просто, Шириам, – вздохнула Эгвейн. – Но боюсь, Мэт меня не послушает. Он сказал, что останется здесь, сколько ему потребуется. Наверное, хочет дождаться указаний от Ранда, а то и самого Ранда. В Кайриэне поговаривали, будто Ранд частенько Перемещается, да не один, а в сопровождении тех мужчин, которых он учит направлять Силу. И уж что нам делать в таком случае – ума не приложу. Шириам ухитрилась не измениться в лице, но не смогла сдержать тяжелого вздоха. В дверь поскреблись, и на пороге появилась Табия с помятым серебряным подносом в руках. Не уловив настроения, девушка принялась расставлять зеленые чашки, чайник, серебряную вазочку с медом, кувшинчик со сливками, раскладывать отделанные кружевами льняные салфетки. Возилась она до тех пор, пока Шириам не прикрикнула на нее, да так, что бедняжка пискнула, присела, чуть не достав носом пола, и вылетела за дверь. Некоторое время Шириам молча разглаживала юбку. – Возможно, – неохотно пробормотала она, – нам придется покинуть Салидар раньше, чем мне бы хотелось. – А единственный возможный путь – на север. – Эгвейн широко раскрыла глаза. О Свет, до чего ей это все надоело! – Но ведь тогда могут подумать, что мы двинулись на Тар Валон. – Знаю! – чуть ли не огрызнулась Шириам, но тут же вздохнула и сбавила тон: – Прости меня, мать, я чувствую себя немного… Я не люблю, когда меня к чему-то вынуждают, а из-за Ранда ал’Тора мы будем вынуждены выступить, не успев как следует подготовиться. – При первой же встрече я поговорю с ним очень строго, – сказала Эгвейн. – Представить не могу, что бы я делала без твоих советов. Может быть, когда-нибудь появится возможность спровадить Шириам поучиться у Хранительниц Мудрости? Представив себе Шириам через полгода ученичества у Сорилеи, Эгвейн не смогла удержаться от улыбки. Шириам улыбнулась в ответ. – С медом или несладкий? – спросила Эгвейн, взяв зеленый фарфоровый чайник. Глава 40 Неожиданный смех – Ты должен помочь мне хоть как-то их вразумить, – сказал Мэт, не вынимая трубки изо рта. – Эй, Том, ты меня слышишь? Сидя на перевернутых бочонках в довольно скудной тени двухэтажного дома, они покуривали трубки и разговаривали, но в этот момент старого менестреля, похоже, больше всего интересовало переданное Мэтом письмо. Однако, внимательно рассмотрев его, Том сунул письмо в карман, так и не сломав печати из синего воска. Доносившийся с улицы гомон и скрип осей здесь, в конце проулка, казался отдаленным. Лица обоих блестели от пота. Мэт склонен был полагать, что во всяком случае один тревоживший его вопрос на некоторое время улажен. Выходя из Малой Башни, он увидел, как группа Айз Седай увлекла куда-то Авиенду, и вздохнул с облегчением. Едва ли ей в скором времени представится возможность пырнуть ножом кого бы то ни было. Том вынул изо рта трубку. Примечательную трубку с длинным чубуком, украшенную резьбой в виде желудей и дубовых листьев. – Как-то раз, Мэт, я попробовал выручить одну женщину. Дело было в деревне, где я задержался на пару дней. Ларита была сущим розаном, а муж ее, деревенский сапожник, – самой настоящей скотиной. Чуть что не по нем, он орал на бедняжку, а доведись ей перемолвиться парой слов с мужчиной, тут же пускал в ход хлыст. Негодяй, да и только. – Том, во имя Бездны Рока! Какое это имеет отношение к вразумлению наших дурех? – А ты слушай, парень. Вся деревня знала, как он с ней обращался, но Ларита пожаловалась мне сама. Она всхлипывала, причитала и твердила одно – будто она только и мечтает, как бы кто-нибудь ее вызволил. Ну а у меня в ту пору водилось в кошельке золотишко, имелась прекрасная карета, я держал кучера и слугу, да и сам был молод и недурен собой. – Том вздохнул и пригладил длинные белые усы. Трудно было поверить, что это морщинистое лицо могло когда-то выглядеть привлекательным, но Мэт удивился другому. Карета? С каких это пор менестрели стали разъезжать в каретах? – Так вот, Мэт, у меня просто сердце разрывалось от сострадания к бедняжке. Ну и не только от сострадания. Признаюсь, она мне изрядно приглянулась. Как уже сказано, я был молод и считал себя влюбленным, словно какой-нибудь герой из предания. И вот однажды – мы с ней сидели под цветущей яблоней, довольно далеко от дома сапожника, – я предложил увезти ее. Я обещал, что у нее будет дом, собственная служанка и двор с песнями и стихами. Но как только Ларита поняла, к чему я клоню, она пнула меня в коленку так, что я месяц хромал, да еще поддала скамейкой. – Похоже, на пинки они все мастерицы, – пробормотал Мэт, пытаясь поудобнее устроиться на шатком бочонке. – Небось она тебе не поверила. Можно ли ее в этом винить? – Еще как поверила! И пришла в ярость оттого, что я решил, будто она способна покинуть любимого мужа. Это ее слово – «любимый». Она со всех ног понеслась к этому сапожнику, и мне оставалось либо убить его, либо вскочить в свою карету. Я выбрал последнее. Сдается мне, она до сих пор живет с ним, как и прежде. Крепко держит семейный кошель в своих руках, а когда этот малый случайно наберется в таверне эля, лупит его чем ни попадя. Потом я порасспросил добрых людей и выяснил, что она всегда так поступала. – И, словно ставя точку в рассказе, он сунул трубку в рот. Мэт почесал голову: – Не понимаю, какое отношение это имеет к тому… – Да такое, что не нужно, услышав часть истории, думать, будто ты знаешь ее целиком. Вот скажи, известно ли тебе, что Найнив и Илэйн через день-другой отправятся в Эбу Дар? Мы с Джуилином тоже едем. – Эбу?!.. – Мэт едва успел подхватить выпавшую изо рта трубку. Налесин рассказывал ему кое-что об этом городе. Конечно, по части женщин и стычек Налесин мог малость приврать, но все равно выходило, что туда лучше не соваться. Место опасное. Так, значит, они решили убрать Илэйн подальше? Вон оно что. – Том, ты должен мне помочь. – Каким образом? – спросил Том. – Избавить их от злодея-сапожника? – Менестрель выдул струйку голубоватого дыма. – Ты по-прежнему не знаешь всей истории, парень. Скажи, что ты думаешь о Найнив и Эгвейн? Впрочем, пожалуй, об одной Эгвейн? Мэт призадумался. И что это менестрель все ходит вокруг да около, уж не задумал ли сбить его с толку? – Эгвейн мне нравится. Я… Чтоб мне сгореть, Том, Эгвейн и есть Эгвейн, что тут скажешь? Поэтому я и стараюсь спасти ее глупую шею. – То есть избавить ее от сапожника, – пробурчал Том, но Мэт продолжал: – И ее шею, и шею Илэйн, и даже Найнив, если ей я не сверну шею сам. Свет! Я ведь хочу им только добра! Только помочь. Да и Ранд мне голову оторвет, если с Илэйн случится неладное. – А тебе не приходило в голову попытаться помочь им сделать то, чего хотят они сами, а не то, что считаешь лучшим ты? Будь моя воля, я усадил бы Илэйн на лошадь и во весь опор помчал в Андор. Но она должна – я думаю, что должна, – заниматься чем-то другим, поэтому-то я и торчу здесь. Потею день и ночь, отираясь возле нее, чтобы ее, не ровен час, не убили. В Кэймлин она, конечно, поедет, но всему свое время. Том с самодовольным видом пососал трубку, но, судя по тону, все, что он говорил, не слишком нравилось ему самому. – Сдается мне, – проворчал Мэт, – им не терпится преподнести свои головы Элайде. Стало быть, Том усадил бы глупую девчонку на лошадь, вот оно как? Хорошенькое дельце – менестрель тащит дочь-наследницу короноваться! Да, самомнение у Тома что надо. – Ты не дурак, Мэт, – тихонько продолжил Том. – Тебе лучше знать. Эгвейн… Трудно представить себе эту девочку Амерлин… – Мэт кивнул, но Том не обратил на это внимания. – Но как мне кажется, у нее есть некоторые необходимые качества. Характер, например. А судя по некоторым событиям – правда, пока трудно сказать, не являются ли они случайностью, – у нее, пожалуй, есть и мозги. Вопрос в том, хватит ли ей жестокости? Если нет – ее съедят заживо, вместе с характером, мозгами и всем прочим. – Кто? Элайда? – Она самая. Вот уж кому жестокости не занимать. А здешние сестры едва ли воспринимают Эгвейн как Айз Седай. Может, она для них и Амерлин, но не Айз Седай, хотя в такое и трудно поверить. – Том покачал головой. – То же относится и к Илэйн с Найнив. Они стараются не распространяться на сей счет, но даже Айз Седай удается скрывать далеко не все. Ежели к ним присмотреться да пошевелить мозгами, можно догадаться о многом. – Том снова достал письмо и, не глядя на него, повертел в руках. – Эгвейн шагает по краю пропасти, Мэт, и здесь, в Салидаре, существует три клики – три, в этом я уверен, – и от любой можно ждать толчка в спину, стоит девочке сделать один неверный шаг. А если это случится, за Эгвейн последуют и Илэйн с Найнив. А может быть, они сперва столкнут их, чтобы легче было добраться до Эгвейн. – Прямо здесь, в Салидаре? – бесцветным голосом уточнил Мэт. Том спокойно кивнул, и на сей раз Мэт не смог сохранить видимость спокойствия. – И ты хочешь, чтобы я позволил им здесь остаться? – Я хочу, чтобы ты перестал думать, будто тебе удастся заставить их поступать по-твоему. Они уже решили, что им делать, и от своего не отступятся. Но может быть, не исключено, ты сумел бы помочь мне уберечь их от смерти. Мэт вскочил на ноги: перед глазами его предстал образ женщины с ножом, вонзенным между грудей. И это было не одно из тех, чужих воспоминаний. В сердцах он пнул бочонок, на котором только что сидел, и тот покатился по переулку. Помочь менестрелю уберечь их от смерти? В голове его всплыло туманное воспоминание о Базеле Гилле, хозяине гостиницы в Кэймлине. Вроде он говорил о Томе что-то… Что именно – Мэту так и не удалось вспомнить. – От кого это письмо, Том? От еще одной «спасенной» женщины? Или ты, Том, оставил ее там, где ей могут отрубить голову? – Я ее оставил, – тихо ответил Том. Он поднялся с бочонка и, не промолвив больше ни слова, зашагал прочь. Мэт рванулся было вдогонку, но удержался, ибо не знал, что сказать Тому. «Сумасшедший старик!» Нет, Том не сумасшедший. Эгвейн упряма как мул, но в сравнении с Найнив и она кажется сговорчивой. Хуже того, и та и другая готовы залезть на дерево ради того, чтобы получше разглядеть молнию. Что касается Илэйн, то что с нее взять? Знатным дамам, как правило, недостает ума, чтобы спрятаться от дождя под крышу, зато, промокнув, они возмущаются громче всех. Выбив трубку, Мэт, чтобы не занялась сухая трава, притоптал каблуком тлеющие угольки, подхватил с земли свою шляпу и, прихрамывая, двинулся в сторону улицы. Он нуждался в сведениях из источника понадежнее. Много ли проку от старого менестреля, поднахватавшегося спеси от дочери-наследницы и возомнившего о себе невесть что? Приметив выходившую из Малой Башни Найнив, Мэт устремился к ней, петляя между катившими по улице конскими и бычьими упряжками. Она может рассказать ему все, что необходимо. Если, конечно, захочет. Мэт вспомнил ее пинок и взвился. «Чтоб мне сгореть, я получу от нее несколько ответов!» И тут Найнив заметила его приближение. Несколько мгновений она стояла на месте, а потом неожиданно заторопилась в другую сторону, явно стараясь избежать встречи. Она дважды оглянулась через плечо, прежде чем окончательно затерялась в толпе. Помрачнев, Мэт остановился и надвинул на лоб шляпу. Сначала эта женщина ни с того ни с сего дает ему пинка, а потом еще и говорить не желает! Небось думают, и она, и Эгвейн, что, коли вконец его изведут, он будет все делать по их указке. «Не на того напали, чтоб им сгореть!» Ванин и остальные солдаты дожидались возле конюшни, примыкавшей к каменному зданию бывшего постоялого двора. Сейчас у его дверей можно было видеть то и дело проплывавших туда-сюда Айз Седай. Лошади были привязаны к изгороди, а рядом с Ванином у стены сидели на корточках оба плененных Стражами разведчика. Мар и Ладвин совсем не походили друг на друга – один был высок, худощав, с грубыми чертами лица, другой же, приземистый крепыш, с виду казался мягким и добродушным. Сейчас оба выглядели пристыженными – трудно было смириться с тем, как легко одолели их Стражи. Знаменосцы – их тоже было двое – держались настороженно и не выпускали из рук плотно свернутых знамен. Все чувствовали себя неуютно: сражение – одно дело, а все эти Айз Седай – совсем другое. У мужчины в битве шансов больше. За всей компанией приглядывали два Стража. Не в открытую, они делали вид, будто просто остановились в сторонке поговорить. Но кому охота болтать на самом солнцепеке? Подойдя к Типуну, Мэт погладил коня по морде и принялся осматривать его глаза. Из конюшни вышел детина в кожаной безрукавке; перед собой он толкал тачку с навозом. Ванин подступил поближе и тоже стал всматриваться в конский глаз. – Сумеешь добраться до Отряда? – не глядя на него, спросил Мэт. – Попробую. – Ванин нахмурился и приподнял Типуну веко. – Ежели повезет, может, и доберусь. Жаль вот только оставлять здесь лошадку. Мэт кивнул: – Передай Талманесу: я приказал сидеть на месте. Дела могут задержать меня здесь на несколько дней, и я не хочу, чтобы они затевали всякие там дурацкие попытки спасения и все такое. Попытайся вернуться сюда. И лучше всего так, чтобы о твоей прогулке никто не узнал.