Итак, Месана в Белой Башне. Месана в Башне, а Грендаль в Арад Домане. Имей Грендаль возможность увидеть его лицо сейчас, она поняла бы, что такое настоящий страх. Что бы ни случилось, он, Саммаэль, один доживет до Дня возвращения. Он станет Ни’блисом и победит Возрожденного Дракона. Глава 24 Посольство На углу взмокшая женщина дудела в длиннющую флейту, а краснощекий мужчина наигрывал на девятиструнном биттерне. Отвернувшись от уличных музыкантов, Эгвейн продолжала беззаботно проталкиваться сквозь толпу. Высоко висевшее в небе солнце палило так, что раскаленные камни мостовой жгли ноги сквозь подошвы мягких сапожек. С носа капал пот, шаль, хоть и висела на локтях, казалась толстенным одеялом, а пыли в воздухе висело столько, что впору умыться, но Эгвейн все равно улыбалась, а приметив, как опасливо косятся на нее прохожие, едва сдерживала смех. Именно так они всегда смотрели на айильцев. Люди видели только то, что ожидали увидеть. Прежде всего им бросался в глаза айильский наряд – ни на рост, ни на цвет глаз никто не обращал внимания. Уличные торговцы наперебой расхваливали свой товар, заглушая возгласами скрип несмазанных осей и перестук молотков, доносившийся из мастерских ремесленников. Бранились возницы; фургоны и запряженные быками повозки жались к обочинам, уступая дорогу лакированным портшезам и строгим каретам с гербами Домов на дверцах. Чуть ли не на каждом перекрестке выступали музыканты, акробаты или жонглеры. Кучка женщин в нарядах для верховой езды – все при мечах – пытались вести себя как мужчины – точнее, так, как, по их мнению, ведут себя мужчины: они громко смеялись и грубо расталкивали встречных. Мужчинам, вздумавшим так дурить, не удалось бы пройти и сотни шагов, не ввязавшись в дюжину потасовок. Громко и резко звенел по наковальне кузнечный молот. Множество звуков сливалось в оживленный гул большого города, который, так долго прожив среди айильцев, она почти позабыла. «Возможно, как раз этого мне и недоставало», – подумала девушка и рассмеялась прямо посреди улицы, вспомнив, что, когда она попала в город впервые, городской шум просто оглушил ее. Неужели то была она? Та деревенская простушка с удивленно вытаращенными глазами? Ехавшая верхом на гнедой кобыле женщина обернулась и взглянула на Эгвейн с любопытством. Длинную гриву и хвост лошади украшали вплетенные в них маленькие колокольчики, а в темных, доходивших до середины спины волосах всадницы колокольчиков было еще больше. На поясе у этой хорошенькой, но весьма суровой с виду – хоть и ненамного старше Эгвейн – женщины висело с полдюжины ножей, один был, пожалуй, не меньше айильского. Охотница за Рогом – тут уж сомневаться не приходилось. Рослый, привлекательный молодой мужчина в зеленом кафтане с двумя мечами за спиной проводил всадницу взглядом. Не иначе как тоже охотник. Похоже, от них тут не протолкнуться. Когда женщину скрыла толпа, мужчина обернулся, поймал любопытный взгляд Эгвейн и, расправив широкие плечи, с улыбкой зашагал к ней. Эгвейн постаралась напустить на себя холодный и надменный вид, соединив в одном лице Сорилею и Суан Санчей с палантином Амерлин на плечах. Удивленный мужчина остановился, пробормотал что-то вроде «айильская дикарка», развернулся и зашагал прочь. Эгвейн снова расхохоталась. Охотник за Рогом, по всей видимости, услышал ее смех, поскольку остановился и покачал головой, но не оглянулся. Ее хорошее настроение было вызвано двумя причинами. Первая состояла в том, что Хранительницы Мудрости наконец-то согласились признать ее прогулки по городу столь же полезными для здоровья, как и за пределами городских стен. Правда, Сорилея, похоже, так и не смогла взять в толк, почему Эгвейн так рвется в город, битком набитый потными мокроземцами. Но куда важнее другое. Они сказали, что, раз странные головные боли почти прошли – скрыть их полностью Эгвейн не смогла, – ей вскоре будет позволено вновь посетить Тел’аран’риод. Но не в ближайшую встречу – через три ночи, а вот в следующую за ней – непременно. Значит, не будет больше надобности пробираться в Мир снов тайком и проверять все на самой себе. Не придется больше бояться – а вдруг Хранительницы Мудрости разоблачат ее и откажутся учить? Не придется больше лгать. Лгала она по необходимости, ибо слишком многому хотела выучиться и не могла позволить себе терять драгоценное время попусту, – но разве они это поймут? Попадались в толпе и айильцы, кто в кадин’сор, кто в белом. Гай’шайн, скорее всего, были посланы в город с поручениями, что же до прочих, то многие из них попали сюда в первый и, пожалуй, в последний раз. В большинстве своем они и впрямь не любили городов, но несколько дней назад, на казнь Мангина, собрались во множестве. Рассказывали, что он сам надел себе на шею петлю и выдал при этом сугубо айильскую шуточку – дескать, коли веревка не сломает ему шею, то, может быть, шея порвет веревку. Эгвейн слышала, как айильцы повторяли эту, с позволения сказать, остроту, тогда как о самом повешении никто особо не распространялся. Ранду Мангин нравился – в этом она не сомневалась. Но Берелейн сообщила Хранительницам Мудрости о приговоре так, словно речь шла о мытье головы, и они приняли это известие с той же невозмутимостью. Эгвейн казалось, что айильцев ей не понять никогда, но теперь она сомневалась, понимает ли Ранда. А вот Берелейн она понимала прекрасно – эту вертихвостку мертвецы не волнуют, ее занимают лишь живые мужчины. От этих мыслей хорошее настроение улетучилось, и вернуть его оказалось не так-то просто. Жарища в городе стояла такая же, как и за городскими стенами, пылищи было почти столько же, а скученность и толчея делали все это еще невыносимее. Правда, здесь было на чем остановиться глазу, тогда как в Слободе остался один пепел. А через несколько дней она снова сможет учиться. Учиться по-настоящему. Стоило Эгвейн вспомнить об этом, и на лице ее вновь появилась улыбка. Она остановилась неподалеку от жилистого потного иллюминатора. Он носил полупрозрачную тарабонскую вуаль, из-под которой торчали густые усы, но мешковатые, расшитые по бокам штаны и рубаха с тем же узором на груди указывали на его принадлежность к гильдии мастеров света. Правда, ныне род занятий мужчины был иным – сейчас он торговал певчими птицами в грубо сколоченных клетках: после того как Шайдо сожгли здешний цеховой квартал, иллюминаторы всеми возможными способами старались раздобыть денег на возвращение в Тарабон. – Уж я-то точно знаю, – говорил иллюминатор тихим голосом, доверительно склонившись через клетки к седеющей, но еще привлекательной купчихе. Та была одета в темно-синее платье простого покроя. Судя по всему, купчиха дожидалась в Кайриэне лучших времен. – В Белой Башне – раскол. Айз Седай воюют. Воюют друг с другом. Купчиха кивнула в знак согласия. Эгвейн прикинулась, что рассматривает зеленоголового чижа, а потом двинулась дальше – правда, ей пришлось посторониться и дать дорогу круглолицему менестрелю в покрытом цветными заплатами плаще. Менестрели прекрасно знали, что, в отличие от прочих жителей мокрых земель, их радушно привечают в Пустыне, а потому не боялись айильцев. Во всяком случае, делали вид, что не боятся. Подслушанный разговор взволновал девушку. Не упоминание о расколе в Башне – в конце концов, такое событие не могло долго оставаться тайной, – а слова о войне. Ведь все Айз Седай – сестры, и война между ними – это все одно что война между членами одной семьи. Трудно вообще смириться с их противостоянием друг другу, даже зная причины произошедшего, но мысль о том, что дело может дойти до чего-то большего, просто невыносима… Вот бы найти способ Исцелить Башню, восстановить ее единство, не проливая крови. Пройдя чуть дальше, Эгвейн услышала, как торговка из Слободы, которая выглядела бы милашкой, не забудь она с утра умыться, не только предлагала прохожим ленты и булавки с лотка, что висел у нее на перекинутом через шею ремне, но и делилась с ними слухами. Синее шелковое платье, украшенное красными разрезами на юбке, явно было сшито на женщину пониже ростом, и из-под сильно потертого подола виднелись добротные башмаки. Дырки на рукавах и на лифе платья свидетельствовали о том, в каких местах оно раньше было отделано вышивкой. Торговка убеждала склонившуюся над ее лотком покупательницу: – Точно тебе говорю, там были троллоки. У самого города… Да, зеленый как раз подойдет к твоим глазам… Сотни троллоков и… Задерживаться возле нее Эгвейн не стала. Появись в окрестностях города хоть один троллок, айильцы прознали бы об этом задолго до уличных сплетниц. Жаль, что Хранительницы Мудрости не распускают слухов. Точнее, такое случается, но только когда дело касается других айильцев. И к мокроземцам интереса айильцы не проявляли. Неожиданно Эгвейн осознала, что возможность попадать через Тел’аран’риод в кабинет Элайды и читать тайные бумаги приучила ее быть в курсе всего происходящего в мире. И теперь она смотрела вокруг, на лица людей, совсем по-другому. В Кайриэне, как в любом другом городе, есть глаза-и-уши Айз Седай, это уж как пить дать. Наверняка голубиная почта доставляет Элайде донесения каждый день, если не чаще. Всюду полно лазутчиков, работающих на Башню, на отдельные Айя или лично на ту или иную сестру. Зачастую ими оказываются те, кого меньше всего подозреваешь. Почему, например, те два акробата стоят без движения? Отдыхают или следят за ней? Один из акробатов вдруг подпрыгнул и сделал стойку на плечах другого. Шпионы Желтой Айя уже пытались по приказу Элайды препроводить Илэйн и Найнив в Тар Валон. Эгвейн не знала, есть ли у Элайды такие же планы и на ее счет, но полагала, что думать иначе было бы глупо. Она не могла заставить себя поверить, что Элайда простит кому-то столь тесное сотрудничество с низложенной ею Амерлин. Впрочем, своих соглядатаев в Кайриэне, скорее всего, имеют и некоторые Айз Седай из Салидара. И если до них дойдет слух об «Эгвейн Седай из Зеленой Айя»… А шпионом мог оказаться кто угодно. Та тощая женщина, что рассматривает на прилавке рулон темно-серой ткани, или краснолицая толстуха, лениво обмахивающая лицо фартуком, стоя у дверей таверны, или потный малый с тележкой, доверху нагруженной пирогами… С чего это он на нее так уставился? Встревожившись, она едва не направилась к ближайшим городским воротам, но этот же толстый малый и заставил ее отказаться от такого намерения. Тем, что попытался прикрыть руками свои пироги. Он уставился на нее потому, что поймал на себе ее взгляд. Небось испугался, вдруг «айильская дикарка» вздумает полакомиться его пирогами безо всякой платы. Эгвейн усмехнулась. Ну конечно, она же «айильская дикарка»! Люди смотрят ей прямо в лицо, а видят лишь айильское платье. Пожалуй, и разыскивающий ее шпион Башни преспокойно пройдет мимо. Несколько успокоившись этим соображением, она вновь принялась бродить по улицам, по возможности прислушиваясь к разговорам. Трудность состояла в том, что, узнавая о случившемся через несколько недель или даже дней назад, она привыкла не сомневаться по крайней мере в том, что само событие действительно имело место. Имея же дело со слухами, нельзя быть уверенной ни в чем. Слух мог преодолеть сотню миль за день или за месяц, мог породить десяток других, а истина, если она за ним и стояла, по пути искажалась до неузнаваемости. Слухи, самые невероятные, противоречили один другому. Сегодня Эгвейн услышала, будто Суан казнили за то, что она разоблачила Черную Айя, что Суан жива-живехонька и сама является Черной сестрой, что Черные одолели и выставили из Башни всех остальных. Все эти россказни были уже не новы – всего-навсего перепевы слухов, ходивших ранее. Зато с быстротой степного пожара распространялась новая сплетня: будто за всеми Лжедраконами стоит Башня. Эгвейн подобная болтовня просто бесила. Еще она слышала, будто андорцы провозгласили в Арингилле королевой какую-то знатную леди: то ли Дайлин, то ли Делин – имя произносили по-разному. Сейчас, после смерти Моргейз, это вполне могло оказаться правдой, в отличие от рассказов об Айз Седай, будто бы вытворявших нечто немыслимое где-то в Арад Домане. Одни говорили, что пророк направляется в Кэймлин, другие – что он короновался и стал королем не то Гэалдана, не то Амадиции, третьи – что Дракон Возрожденный казнил этого пророка за святотатство. Айильцы вот-вот уйдут… Как бы не так, они останутся здесь навсегда… Скоро Берелейн взойдет на Солнечный трон… Возле таверны четверо парней вознамерились отлупить какого-то щуплого коротышку с бегающими глазами, утверждавшего, будто Ранд – один из Отрекшихся. Не успев даже подумать, что делает, Эгвейн вмешалась в ссору. – Неужто у вас вовсе нет чести? – холодно спросила она. Четверо молодчиков – все кайриэнцы – ростом ненамного превосходили Эгвейн, но, судя по широким плечам, перебитым носам и сплющенным костяшкам пальцев, были завзятыми скандалистами. Однако уверенный тон девушки обескуражил их. Да и присутствие на улице айильцев не добавляло драчунам храбрости – кому охота при нынешних обстоятельствах связываться с дикаркой. А в том, что они приняли ее за айилку, сомневаться не приходилось. – Хотите наказать его за глупую болтовню – пожалуйста, но деритесь честно, один на один. Это не битва. Разве можно вчетвером нападать на одного? Вы покроете себя позором. Молодчики вытаращились на нее как на сумасшедшую, и Эгвейн залилась краской. Хорошо, если они подумают, что она побагровела от негодования. Не оттого, что посмели напасть на того, кто заведомо слабее, а оттого, что не дали ему драться один на один? Только сейчас девушка поняла, что говорит с этими парнями так, словно они имеют представление о джи’и’тох. Будь это так, то ей незачем было бы им выговор устраивать. Один из них слегка склонил голову – оказалось, что вдобавок ко всему у него еще и отсутствует кончик носа, – и пробормотал: – Так он это… Уф… Его и след простыл, госпожа. Может, и мы, это… пойдем? И верно, воспользовавшись замешательством, коротышка поспешил унести ноги. Эгвейн охватило презрение – этот жалкий трус побоялся схватиться с какими-то проходимцами. Да как ему не стыдно! «О Свет, опять ты за свое», – подумала девушка, открыла рот – сказать, что они могут идти своей дорогой, – да так с открытым ртом и застыла. Приняв ее молчание за разрешение, молодчики поспешно удалились, но она этого даже не заметила. Все внимание Эгвейн было приковано к проехавшей по улице кавалькаде. И заинтересовал ее не десяток расчищавших путь солдат в зеленых плащах, а ехавшие в окружении воинского эскорта пять или шесть женщин. Она видела только их спины в легких светло-коричневых накидках, но и этого было достаточно. Эгвейн не могла оторвать глаз от вышитой на дорожных льняных накидках белой эмблемы. Белое Пламя Тар Валона! Белые стежки, образовывавшие круг, в который этот символ был заключен, на накидках Белых сестер почти не выделялись на фоне ткани, но мельком ей удалось разглядеть из-за спин солдат также зеленый и красный цвета. Красный! Пять или шесть Айз Седай ехали по направлению к королевскому дворцу, туда, где над уступчатой башней, рядом с одним из Рандовых темно-красных знамен с древним символом Айз Седай, развевалась копия Драконова стяга. Рядом с тем самым, который именовали стягом ал’Тора, а то и айильским знаменем и еще доброй дюжиной разных имен. Проталкиваясь сквозь толпу, Эгвейн последовала за всадниками, но потом, пройдя всего два десятка шагов, остановилась. Айз Седай, среди которых есть по меньшей мере одна Красная сестра, – не иначе как это давно ожидаемое посольство из Башни. То, которое, как писала Элайда, должно сопроводить Ранда в Тар Валон. Гонец, скакавший во весь опор, доставил это письмо всего два месяца назад, так что посольство, по-видимому, в пути не мешкало. Они не должны добраться до Ранда. Правда, он, возможно, уже исчез из города. Эгвейн подозревала, что он каким-то образом освоил древнее умение Перемещаться, хотя не могла понять, как это ему удалось. Но в конце концов, найдут они Ранда или нет, ее, Эгвейн, эти Айз Седай найти не должны. Потому как, ежели ее поймают, ничего хорошего Эгвейн не ждет – в лучшем случае ее, как принятую, оказавшуюся почему-то за пределами Башни без присмотра со стороны какой-нибудь полноправной сестры, просто отвезут обратно. А что будет в худшем, если Элайда в самом деле за ней охотится… О таком и задумываться не хочется. В Тар Валон, а значит, к Элайде они отволокут ее в любом случае – ведь о том, чтобы оказать сопротивление пяти, а то и шести сестрам, даже и думать нечего. Бросив последний взгляд на удаляющихся Айз Седай, Эгвейн подобрала юбки и припустила бегом, лавируя между прохожими и лошадьми, повозками и портшезами. Вслед ей неслась отборная брань возниц и носильщиков. Наконец девушка выбежала за высокие ворота, и жаркий ветер пахнул ей в лицо. Суховей, которому здесь не мешали здания и стены, поднимал в воздух целые тучи пыли. Эгвейн закашлялась, но ходу не сбавила и продолжала бежать, пока не добралась до низких палаток Хранительниц Мудрости. К ее немалому удивлению, возле палатки Эмис под присмотром гай’шайн стояла ухоженная, с лоснящейся шерстью серая кобыла. Нырнув под полог, Эгвейн обнаружила и ее хозяйку – Берелейн попивала чай в обществе Эмис, Бэйр и Сорилеи. Облаченная в белое женщина, по имени Родера, стояла на коленях, смиренно ожидая, когда ей прикажут снова наполнить чашки. – В городе Айз Седай, – с ходу выпалила Эгвейн, – они направляются к Солнечному дворцу. Должно быть, это посольство Элайды к Ранду. Берелейн поднялась, неохотно, но, как с неудовольствием вынуждена была признать Эгвейн, грациозно. Да и ее наряд для верховой езды выглядел достаточно скромно. У Берелейн хватало ума не разъезжать под палящим солнцем в своих вызывающих платьях. Поднялись и остальные. – Очевидно, мне следует вернуться во дворец, – вздохнула Первенствующая. – Одному Свету ведомо, что они подумают, если никто их не встретит. Эмис, будь добра, передай Руарку, чтобы он нашел меня. Эмис кивнула. – Не стоит так уж полагаться на Руарка, девочка, – заметила Сорилея. – Ранд ал’Тор поручил править Кайриэном тебе. А вожди кланов, они, знаешь, какие: протяни им палец, так и всю руку отхватят. – Это верно, – подтвердила Эмис. – Руарк – прохлада моего сердца, но Сорилея права. – Он напоминает мне отца, – отозвалась Берелейн, доставая из-за пояса и натягивая изящные перчатки. – Порой чересчур. – На мгновение по лицу ее пробежало облачко печали. – Но его советы очень полезны. И он, как никто другой, умеет в нужный момент напускать на себя грозный вид. Под его взглядом Айз Седай и та поежится. Эмис рассмеялась гортанным смехом: – Да, он производит впечатление. Я его поищу и пошлю к тебе. Она легко коснулась губами лба и обеих щек Берелейн. Эгвейн вытаращила глаза – так мать могла бы расцеловать дочь или сына. Что за отношения сложились между Хранительницами и Берелейн? И ведь не спросишь – подобный вопрос был бы позором и для них, и для самой Эгвейн. И для Берелейн, даже если она о том и не узнала бы, а Эгвейн нисколько не хотела доставлять неприятности Берелейн. Когда Первенствующая уже повернулась, намереваясь выйти, Эгвейн коснулась ее руки. – С ними нужно держаться настороже, – сказала она. – Они и так-то не друзья Ранду, а любое опрометчивое слово может превратить их в открытых врагов. Это была чистая правда, хотя сказать надо было нечто иное. Но Эгвейн скорее вырвала бы себе язык, чем попросила Берелейн об одолжении. – Мне доводилось иметь дело с Айз Седай, Эгвейн Седай, – сухо отозвалась Первенствующая. Эгвейн с трудом сдержала глубокий вздох. Нельзя позволить этой женщине догадаться, как ей нелегко. – Элайда любит Ранда так же, как лиса цыпленка, а эти Айз Седай присланы ею. Если они прознают, что здесь, в городе, есть сестра, поддерживающая его, она может просто исчезнуть. – Глядя на непроницаемое лицо Берелейн, Эгвейн не могла заставить себя сказать больше. Выдержав паузу, Первенствующая улыбнулась: – Эгвейн Седай, я сделаю для Ранда все, что смогу. – В ее голосе и улыбке промелькнул намек на… – Девочка, – строго произнесла Сорилея, и на щеках Берелейн неожиданно выступили красные пятна. – Я буду очень признательна, если вы не расскажете Руарку, – не глядя на Эгвейн, делано равнодушным тоном произнесла Берелейн. Точнее сказать, она не смотрела ни на кого, но прежде всего старалась избегать взгляда Эгвейн. – Мы не скажем, – быстро встряла Эмис, оставив Сорилею с открытым ртом. – Не скажем. – Повторение, в котором слышались и настойчивость, и просьба, предназначалось для Сорилеи, и та в конце концов нехотя кивнула. Перед тем как выскользнуть из палатки, Берелейн – совершенно отчетливо! – облегченно вздохнула. – У девочки есть характер, – рассмеялась Сорилея, как только Первенствующая ушла. Вновь усевшись на подушки, Хранительница похлопала ладонью рядом с собой, приглашая сесть и Эгвейн. – Нужно подыскать для нее подходящего мужа, ей под стать. Если такие мужчины есть в мокрых землях. Вытерев руки и лицо влажным полотенцем, которое подала Родера, Эгвейн задумалась о том, достаточно ли было сказано, чтобы она могла спросить о Берелейн, не уронив чести. Приняв чайную чашку из зеленого фарфора Морского народа, она заняла свое место в кружке Хранительниц Мудрости. Если одна из них отзовется на слова Сорилеи, этого, пожалуй, будет достаточно. Но вместо этого Эмис спросила: – Ты уверена, что эти Айз Седай желают зла Кар’а’карну? Эгвейн покраснела. Как она может думать о всяких глупостях и слухах, когда полным-полно важных дел? – Да, – не задумываясь, ответила она, а потом, уже не столь торопливо, добавила: – Во всяком случае… я не могу утверждать, что они сознательно намереваются причинить ему вред. – В письме Элайды говорилось, о «почете и уважении, какие ему подобают». А что, по мнению бывшей Красной сестры, подобает мужчине, способному направлять Силу? – Но в одном я уверена: они хотят заставить его делать то, что сочтут нужным. Заставить служить себе. Они ему не друзья. – А друзья ли ему Айз Седай из Салидара? О Свет, как же ей нужно поговорить с Найнив и Илэйн. – И им нет дела до того, что он – Кар’а’карн.