Цена уплачена. Свое просивший получает. И Мэт получил вовсе не то, чего просил. Через некоторое время, поняв, что все одно не уснет, Мэт взял одеяло, малость подумав, подхватил копье и в одном белье вышел наружу. Серебряная лисья голова поблескивала на голой груди в свете ущербной луны. Слабый ветерок, едва шевеливший укрепленное на флагштоке возле палатки знамя Красной руки, почти не приносил прохлады, но все же под открытым небом было не так душно. Расстелив одеяло среди чахлых кустов, Мэт улегся на спину. В детстве, бывало, ему удавалось засыпать, пересчитывая и называя созвездия. Хоть луна сейчас и была в ущербе и некоторые звезды потускнели в ее свете, на безоблачном небе все же отчетливо виднелись и Воз – высоко над головой, – и Пять Сестриц, и Три Гусака, указывающие путь на север. Лучник, Пахарь, Кузнец и Змей, которого айильцы называют Драконом. Вид созвездия Щита, который многие называли Щитом Ястребиного Крыла, заставил Мэта поморщиться – некоторые воспоминания, связанные с Артуром Пейндрагом Танриалом, были не слишком приятны. Олень, Овен, Чаша, Путник, с ярким посохом… Одно за другим Мэт перечислял знакомые названия. Неожиданно нечто – он даже не понял, что именно, – заставило его насторожиться. Не будь ночь такой тихой, он, скорее всего, не услышал бы слабого шороха. И кому это вздумалось шуршать возле его палатки? Мэт приподнялся на локте – и остолбенел. У самой палатки скользили какие-то тени. В слабом лунном свете Мэт различил закрытое вуалью лицо. Айильцы? Но во имя Света, почему?! Айильцы молча сомкнулись вокруг палатки. Блеснула сталь, послышался шорох вспарываемой ткани, и нападавшие исчезли внутри. Правда, лишь на мгновение – в следующий миг они уже были снаружи и озирались по сторонам. Мэт поджал под себя ноги. Вдруг да удастся потихоньку отползти в сторону и спасти таким образом свою шкуру. – Мэт? – послышался со склона холма голос подвыпившего Талманеса. Мэт замер на месте. Может, этот дуралей поорет, решит, что Мэт уже уснул, да и уберется восвояси. Айильцы пропали из виду, но он не сомневался, что они просто припали к земле. Шаги Талманеса приближались. – Эй, Мэт, у меня тут есть немного бренди. Думаю, тебе не повредит хороший глоток – сон крепче будет. «Если я улизну сейчас, пока он долдонит свое, айильцы могут и не услышать», – подумал Мэт. Всего в десяти шагах спят кавалеристы первого штандарта, «Громовержцы Талманеса». Сегодня ночью им выпала «честь» оберегать покой командира Отряда. И до палатки, а стало быть до айильцев, тоже шагов десять. Как бы они ни были быстры, но еще шаг-другой – и им не догнать его прежде, чем он окажется под защитой пятидесяти воинов. – Эй, Мэт, не дури! Я знаю, что ты не спишь. Выпей бренди, это отгоняет дурные сны. Уж поверь мне. Сжимая копье, Мэт прижался к земле. Два шага! – Мэт! – Талманес подходил все ближе. Того и гляди этот болван наступит на айильца – и пикнуть не успеет, как ему перережут глотку. «Чтоб тебе сгореть! – подумал Мэт. – Мне всего и нужно-то было два шага». – К оружию! – заорал Мэт, вскакивая во весь рост. – Айильцы в лагере! – И он припустил вниз по склону, продолжая кричать: – Сбор под знаменем, мечи наголо! Живей, собачье племя! Вопли его мигом разбудили всех, да и немудрено, ведь он ревел, словно бык. Со всех сторон послышались восклицания, труба запела тревогу. Выскочив из-под одеял, воины первого штандарта, выхватывая мечи, устремились к знамени. Однако айильцы были ближе к Мэту, нежели его солдаты, и они знали, за кем гонятся. Что-то – инстинкт или везение та’верена – во всяком случае не звук, ибо из-за поднявшегося шума он ничего не смог расслышать, – заставило Мэта обернуться, и именно в этот миг как раз за его спиной словно из ниоткуда появилась первая тень с закрытым вуалью лицом. Размышлять было некогда. Отбив удар айильского копья древком своего оружия, Мэт нанес ответный косой удар, но противник парировал круглым, обтянутым кожей щитом и пнул Мэта в живот, да так, что вышиб весь воздух из его легких. Удержаться на ногах Мэту, наверное, помогло отчаяние; он успел судорожно извернуться в сторону, и айильское копье всего лишь рассекло кожу на боку. Древком собственного копья Мэт подсек ноги врага и вонзил искривленное острие прямо ему в сердце. О Свет, только бы это была не Дева! Мэт едва успел выдернуть копье, чтобы отразить новое нападение. «Удирать надо было, пока имелась возможность, а не орать!» Но сделанного не воротишь. Он принялся стремительно – как никогда в жизни – вращать черным копьем, точно боевым посохом, отбивая сыпавшиеся на него удары. Наносить ответные времени не было. Слишком много врагов. «И угораздило же меня закричать, вместо того чтобы уносить ноги!» Мэту удалось набрать воздуху, и он завопил пуще прежнего: – Быстрее, вы, болваны безмозглые! Оглохли, что ли? Вам только овец воровать! Прочистите уши! Сюда! Удивляясь, что он еще жив, ведь отбиться даже от единственного айильца – редкостная удача, Мэт неожиданно понял, что он больше не один. Тощий кайриэнец в одном белье, выскочив из темноты, с пронзительным криком свалился чуть ли не под ноги Мэту, но его место тут же занял размахивавший мечом тайренский солдат. Люди сбегались со всех сторон, отовсюду слышались возгласы: – Лорд Мэтрим и победа! – Красная рука! – Смерть черноглазым мерзавцам! Мэт скользнул назад, подальше от места схватки. «Глуп тот полководец, который сражается в первых рядах». Эта мысль явно была почерпнута из старых воспоминаний, зато другая: «Кто лезет на рожон, запросто может и жизни лишиться!» – явно принадлежала самому Мэтриму Коутону. В конце концов, все решил численный перевес. Дюжина айильцев не могла устоять против если не всего Отряда, то по крайней мере нескольких сотен солдат, достигших вершины холма прежде, чем схватка закончилась. Все двенадцать айильцев полегли на месте, но, поскольку то были айильцы, воинов отряда полегло вдвое больше, а раненых насчитывалось не меньше четырех дюжин. Едва придя в себя и переведя дух, Мэт понял, что и его айильские копья задели не меньше десятка раз, причем три раны казались довольно серьезными. Опираясь на копье, как на дорожный посох, он с трудом доковылял до того места, где навзничь лежал на земле Талманес. Дайрид накладывал ему жгут на левую ногу. На распахнутой белой рубахе Талманеса расплывались два темных, влажно блестевших пятна. – Похоже, – прохрипел он, – Нериму, чтоб ему сгореть, опять прибавилось работенки. Придется ему опять меня штопать. Нерим служил у Талманеса денщиком; ухаживать за раненым хозяином ему доводилось чуть ли не так же часто, как и чинить его одежду. – Он поправится? – участливо спросил Мэт. Дайрид, успевший натянуть одни только штаны, пожал плечами: – Во всяком случае, сдается мне, из тебя кровушки вытекло побольше, чем из него. – Дайрид поднял глаза, и Мэт увидел у него на лице свежий шрам. – Они охотились за тобой, Мэт. Это ясно. – Охотиться-то охотились, да ничего не добились. – Морщась от боли, Талманес встал и тяжело оперся о плечо Дайрида. – Было бы позором лишиться удачи Отряда из-за ночного налета горстки дикарей. – Я тоже так думаю, – прокашлявшись, буркнул Мэт и поежился, вспомнив, как проскользнули айильцы в его палатку. И зачем, во имя Света, им понадобилось его убивать? Оттуда, где были уложены в ряд тела погибших айильцев, подошел Налесин. Даже сейчас он был в кафтане, хотя на сей раз все же незастегнутом, и хмуро разглядывал кровавое пятно на обшлаге. Может, то была его кровь, а может, и нет. – Сгори моя душа, так я и знал, что эти дикари в конце концов повернут против нас. Сдается мне, они из той орды, что повстречались нам сегодня днем. – Сомневаюсь, – отрезал Мэт. – Они могли бы насадить меня на вертел так, что вы бы и не заметили. Взяв фонарь, который кто-то принес сюда, чтобы добавить его свет к сиянию луны, он заставил себя склониться над телами айильцев и приглядеться. Дев среди них не было – у Мэта сразу отлегло от сердца, – и знакомых тоже не оказалось. Впрочем, он знал не столь уж многих. – Наверное, Шайдо, – предположил Мэт, вернувшись с фонарем к своим офицерам. Они вполне могли быть Шайдо. Скорее всего, приспешники Темного. Он точно знал, что друзья Темного есть и среди Айил. А у приспешников Темного имеются основания желать Мэту смерти. – Думаю, – сказал Дайрид, – завтра надо будет поискать за рекой одну из Айз Седай. Талманес будет жить, пока из него все бренди не вытечет, но за многих других я бы не поручился. Налесин промолчал, но его физиономия говорила сама за себя. Он был уроженцем Тира и Айз Седай жаловал еще меньше, чем Мэт. А вот Мэт согласился не раздумывая. Сам-то он ни за что не хотел подпускать к себе Айз Седай и каждый новый шрам считал своего рода маленькой победой, означающей, что он избежал встречи с Айз Седай, но не мог допустить, чтобы его люди умирали, оставшись без помощи. Потом он сообщил офицерам, что еще следует сделать. – Ров? – недоверчиво переспросил Талманес. – Вокруг всего лагеря? – Остроконечная бородка Налесина возмущенно дрожала. – Каждую ночь? – И частокол? – удивленно воскликнул Дайрид и, оглядевшись по сторонам, понизил голос. Несколько солдат поблизости еще оттаскивали мертвецов. – Мэт, они взбунтуются. – Не взбунтуются, – возразил Мэт. – К утру каждый в Отряде будет знать, что айильцы прошли через весь лагерь и добрались до моей палатки. Половина из них сегодня глаз не сомкнет, опасаясь оказаться насаженными на айильские копья. А вы трое постараетесь втолковать им, что ров и частокол помогут в следующий раз остановить айильцев. – Во всяком случае это может их несколько задержать. – А теперь ступайте. Дайте мне хоть немного поспать. Они ушли, а Мэт внимательно оглядел палатку. Ветерок шевелил длинные прорези в стенках. Он вздохнул и уж совсем было решил вернуться к своему оставленному в кустах одеялу, но призадумался, вспомнив о шорохе, заслышав который он насторожился и заметил айильцев. Что это было? Айильцы двигаются бесшумно, как тени, их шагов он бы нипочем не услышал. Так что же это было? Опираясь на копье, он обошел вокруг палатки, хотя понятия не имел, что, собственно, ищет. Мягкие айильские сапожки не оставили на твердой земле следов, какие он сумел бы разглядеть в свете фонаря. Две веревки, которыми палатка крепилась к колышкам, были перерезаны и обвисли, но… Поставив фонарь на землю, Мэт ощупал веревки и припомнил тот звук. Да, пожалуй, если перерезать туго натянутую веревку, послышится нечто подобное. Но зачем понадобилось резать веревки, ведь попасть внутрь можно было и без этого? Да и разрезаны они под каким-то странным углом… Подняв фонарь, он огляделся и увидел, что у росшего рядом куста, словно бритвой, срезано несколько веток с маленькими листочками. Под тем же углом. И срез ровный-ровный. У Мэта волосы встали дыбом. Он понял: здесь было создано одно из тех отверстий в воздухе, которые нынче навострился делать Ранд. То, что айильцы пытались убить Мэта, и само по себе скверно, но если их послал кто-то, умеющий создавать эти проклятые… врата – так их называет Ранд, врата или проходы. О Свет, если посреди лагеря нельзя чувствовать себя в безопасности, то куда же ему тогда прятаться от Отрекшихся? Можно, конечно, окружить палатку сторожевыми кострами и выставить возле нее часовых, назвав их почетным караулом, но кто поручится, что в следующий раз вместо горстки айильцев сюда не нагрянет сотня троллоков? Или тысяча? Достаточно ли Мэт важная персона, чтобы тратить на него такие усилия? А вдруг кто-то решит, будто он настолько важен, что за ним можно послать и Отрекшегося? Кровь и пепел! Он ведь никого не просил делать его та’вереном и впутывать в треклятые дела Возрожденного Дракона! – Да пропади все пропадом! – вырвалось у Мэта. Заслышав легкий шорох шагов, он мгновенно развернулся, выставив копье, – и едва успел отдернуть острие. Испуганно вскрикнув, Олвер повалился навзничь и расширенными от ужаса глазами уставился на наконечник. – Что ты здесь делаешь, во имя Бездны Рока? – рявкнул Мэт. – Я… я… – Мальчик никак не мог отдышаться. – Я слышал, лорд Мэт, будто айильцы хотели убить вас во сне. Целых полсотни айильцев, но вы проснулись и всех их перебили. Вот я и решил узнать, все ли у вас в порядке, и потом… Лорд Эдорион купил мне башмаки. Видите? – Он поднял обутую ногу. Бормоча ругательства, Мэт рывком поставил Олвера на ноги. – Я не о том. Почему ты здесь, а не в Мироуне? Разве Эдорион не нашел женщину, чтобы она присмотрела за тобой? – Нашел, да только ей нужны были денежки лорда Эдориона, а не я. У нее своих шестеро. А здесь мне хорошо. Мастер Бурдин кормит меня до отвала, а за это всего-то и требует, чтобы я ухаживал за лошадьми. Поил их, чистил да задавал им корму. Мне это нравится, лорд Мэт. Плохо только, что он не разрешает мне ездить верхом. Позади кто-то прочистил горло. – Меня послал лорд Талманес, милорд. – Даже по кайриэнским меркам Нерим, сухопарый, седовласый малый с узким, вечно унылым лицом, был мелковат. – Пусть милорд простит меня, но, боюсь, эти пятна уже не сойдут с белья милорда, однако, если милорд позволит, я его малость подлатаю. – Под мышкой кайриэнец держал коробочку со швейными принадлежностями. – Эй, малец, – распорядился он, приметив парнишку, – принеси-ка воды. И без прекословий! Воды для милорда, да побыстрее. – Нерим ухитрился одновременно и поднять фонарь, и отвесить поклон. – Не соблаговолит ли милорд войти в палатку? Ночной воздух не слишком полезен для ран. Быстренько уложив Мэта рядом с его постелью: «Ведь не захочет же милорд пачкать свое одеяло», – Нерим принялся смывать запекшуюся кровь, а потом и зашивать порезы. Процедура была не из приятных, но в присутствии Олвера Мэту оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть. Пытаясь отвлечься и забыть про иглу Нерима, Мэт указал на висевшую у Олвера на плече поношенную холщовую торбу и, тяжело дыша, спросил: – Что у тебя там? Олвер прижал торбу к груди. Красивее мальчонка, конечно, не стал, но выглядел куда аккуратнее, чем прежде, и одежонка вроде бы справная, из доброй шерсти, и башмаки крепкие. – Тут все мое, – с вызовом заявил он. – Я ничего не крал. – Спустя мгновение паренек все же развязал торбу и принялся выкладывать содержимое. Запасные штаны, две рубахи и носки он просто отложил в сторону и принялся хвастать своими сокровищами: – Это перо красного ястреба, лорд Мэт, а вот этот камушек точь-в-точь такого цвета, как солнышко. – Выложив маленький кошелек, он добавил: – У меня там пять медяков и серебряный пенни. А вот тут, – мальчишка развернул перевязанную веревочкой тряпицу и показал деревянную шкатулку, – игра в змей и лисичек. Ее отец смастерил, он расчертил доску… – Олвер поморщился, как от боли, и продолжил: – А вот у этого камушка, вы только гляньте, рыбья голова. Откуда он у меня, я и сам не знаю. А вот черепаший панцирь – с синими полосками. Вздрогнув от очередного укола иглы, Мэт протянул руку и потрогал коробочку. Нет, лучше, пожалуй, носом дышать. Все-таки с памятью у него происходило что-то чудное. Он знал, как играют в «Змей и лисиц», но понятия не имел откуда, ибо, насколько мог припомнить, сам никогда в эту игру не играл. – Славный у тебя черепаший панцирь, Олвер. У меня когда-то тоже был такой, только зеленый. – Запустив руку в свой кошель, Мэт выудил оттуда две золотые кайриэнские кроны и протянул пареньку. – Добавь их к своим деньгам, Олвер. Всегда надо иметь в кармане чуток золотишка. Олвер со смущенным видом принялся складывать свои вещи обратно. – Я не побираюсь, лорд Мэт, а честно отрабатываю свой ужин. Я не попрошайка.