– Перед тобой дорога, – прогрохотал Хаман. – Долгая, темная и, боюсь, залитая кровью. Возможно, и этого я тоже боюсь, ею ты поведешь и всех нас. Но чтобы пройти ее до конца, ты должен оставаться в живых. – Постараюсь, – кратко ответил Ранд. – Прощайте. Он попытался вложить в это слово как можно больше тепла, но, похоже, не особенно преуспел. – Будь счастлив, – прогудел Хаман. – Будь счастлив, – эхом повторили обе женщины, и огиры зашагали к ферме. Даже в голосе Эрит не слышалось уверенности в том, что это благое пожелание исполнится. Ранд задержался на несколько мгновений. Завидев приближавшихся огиров, из дома высыпали люди, но Ранд смотрел не на них и не в сторону Эмондова Луга, а на северо-запад. Туда, где находилась ферма, на которой он вырос. Затем он отвернулся и открыл врата для перехода в Кэймлин. Уйти отсюда было для него все равно что отсечь собственную руку. Такая боль – подходящая память о Лиа. Не то что какая-то царапина. Глава 22 На юг Пять камушков – красный, синий, зеленый и два пестрых – мелькали в воздухе, образуя непрерывно вращающийся круг. Копье с черным древком было приторочено к седлу с одной стороны, лук со снятой тетивой – с другой. Мэт правил Типуном коленями, не прекращая жонглировать, – искусство, которому он выучился у Тома Меррилина. Интересно, жив ли еще старина Том? Вряд ли. Ранд послал менестреля с Илэйн и Найнив, чтобы тот приглядел за ними. По мнению Мэта, в пригляде эта парочка и впрямь нуждалась, но всяк оказавшийся рядом с ними рисковал нарваться на большие неприятности, потому как обе они не склонны прислушиваться к доводам рассудка. Найнив, еще будучи деревенской Мудрой, привыкла командовать и совать нос в чужие дела – все высматривает да за косу свою проклятую дергает. А уж про Илэйн и говорить нечего: вечно задирает нос и думает, будто все должны бегать перед ней на цыпочках, потому как она, видите ли, растреклятая дочь-наследница. Ну а когда высокомерие не помогает, принимается расточать улыбочки – полагает, что, раз она хорошенькая, любой мужчина при виде ямочек на ее щечках растает и из него можно будет веревки вить. Хотелось бы верить, что они еще не доконали старого менестреля, ну а коли сами попали в переделку – невелика беда. Небось уже поняли, каково обходиться без Мэта. Сколько раз он их выручал, и хоть бы словечко благодарности! Конечно, он вовсе не желает им угодить в настоящую беду, но и той, и другой пошла бы на пользу маленькая встряска – как раз такая, чтобы обеим очень захотелось, чтобы их спас оказавшийся рядом Мэт Коутон – в очередной раз, как распоследний болван. – Слушай, Мэт, – спросил, подъехав поближе, Налесин, – ты никогда не задумывался, каково это – быть Стражем? Мэт чуть камушки не выронил. Дайрид с Талманесом – лица обоих блестели от пота – смотрели на него выжидающе. Солнце клонилось к горизонту – скоро придется сделать привал. Дни становились короче, и сумерки вроде как длились нынче чуть дольше. А когда стемнеет, лучше всего сидеть у костра да потягивать трубочку, а не таскаться по буеракам да калечить ноги лошадям. И людям тоже. Растянувшись походной колонной, Отряд следовал за ним. Развевались знамена, из-под конских копыт поднимались клубы пыли, но трубы и барабаны молчали. Местность вокруг лежала холмистая, с чахлой растительностью. Солдаты выступили из Мироуна одиннадцать дней назад и уже проделали больше половины пути до Тира, двигаясь даже быстрее, чем рассчитывал Мэт. Это притом что пришлось потратить целый день, чтобы дать отдых коням. Занять место Вейрамона Мэт не спешил, но ему было просто интересно, сколько миль можно отмахать за день, от рассвета до заката, ежели подопрет? Пока лучший результат был миль сорок пять или около того. Правда, в тот раз обоз поотстал и подтянулся лишь к ночи. В последнее время выяснилось, что при долгих переходах – в отличие от коротких бросков – пешие не отстают от конных. На востоке, на гребне поросшего редкими деревьями холма, показались айильцы. Они бежали легко и ровно, хотя наверняка выступили еще на рассвете и не сбавят шага до ночи. Скорее всего, они обгонят Отряд Красной руки еще до наступления сумерек. Оно и к лучшему – после каждой встречи с айильцами Мэтово воинство прибавляло шагу, и следующий дневной переход оказывался на милю, а то и на две длиннее. В нескольких милях впереди деревья опять сгущались, образуя плотную стену леса. Прежде чем колонна доберется туда, надо будет спуститься к Эринин. Всякий раз, когда Типун поднимался на вершину холма, Мэт видел реку, а на ней пять плывших под флагом с красной рукой суденышек. Еще четыре были отправлены в Мироун пополнить запасы фуража. Людей отсюда видно не было, но Мэт знал, что на берегу их немало. Одни брели вверх по течению, другие тащились им навстречу. Случалось, какая-нибудь группа, повстречав вожака с хорошо подвешенным языком, поворачивала в обратную сторону. Фургонов у беженцев почти не было, и даже ручные тележки с поклажей имелись лишь у немногих. У большинства все имущество умещалось в заплечных мешках, и даже разбойники понимали, что у этих бедолаг поживиться нечем. Мэт понятия не имел, куда и зачем идут эти люди, как, впрочем, скорее всего, и они сами. Однако беженцев хватало, чтобы стать помехой на том жалком подобии дороги, что тянулось вдоль берега. Поэтому, вместо того чтобы сгонять несчастных со своего пути, солдаты держались в стороне от реки – так Отряд двигался куда быстрее. – Стражем? – переспросил Мэт, пряча камушки в седельную суму. Конечно, камней можно набрать где угодно, но эти приглянулись ему необычной расцветкой. Кроме них, он хранил в суме орлиное перо и обломок белого как снег, выветренного камня, некогда испещренного письменами, ныне совершенно стершимися. Там, откуда Мэт прихватил его, остался диковинный валун – вроде головы огромной каменной статуи, – но ту штуковину удалось бы увезти разве что на возу. – Нет, не задумывался. По мне, так все эти Стражи – простофили, позволяющие Айз Седай водить их за нос. С чего ты вообще о них вспомнил? Налесин пожал плечами. Он обливался потом, но его кафтан – сегодня красный в синюю полоску – оставался наглухо застегнутым. Мэт свой кафтан носил нараспашку, но все равно страдал от жары. – Сам не знаю; наверное, из-за тех Айз Седай. Ну конечно, сгори моя душа, это из-за них в голову лезут такие мысли. Сгори моя душа, хотелось бы знать, что они затевают. – Налесин имел в виду Айз Седай, находившихся по другую сторону Эринин и, по слухам, спешивших то ли вверх, то ли вниз по течению. – А по мне, так лучше о них вовсе не думать, – пробормотал Мэт, непроизвольно коснувшись серебряной лисьей головы. Даже с этой штуковиной он был рад тому, что от Айз Седай его отделяет река. На каждом из пяти суденышек плыло по нескольку солдат Отряда. Селения у реки попадались нечасто, но, выполняя приказ, суда Мэта причаливали у каждого, и солдаты сходили на берег, стараясь разузнать, что творится в окрестностях. Однако новостей оказывалось мало, а те, что были, по большей части не радовали. Известие о собравшихся за рекой Айз Седай представлялось еще не самым худшим. – Как же о них не думать? Вот по-твоему, правду ли говорят, будто Логайн был марионеткой Башни? – поинтересовался Талманес. Об этом в Отряде прослышали всего два дня назад. Прежде чем ответить, Мэт сдвинул шляпу на затылок и утер пот со лба. Может, хоть к ночи станет чуточку прохладнее. Но ни вина, ни эля, ни женщин, ни азартных игр – никаких удовольствий ждать не приходится. Каким же нужно быть идиотом, чтобы по доброй воле пойти в солдаты? – Я бы сказал так: эти Айз Седай на все способны. – Подсунув палец, Мэт ослабил шейный платок. Вот Стражи, те, ежели судить по Лану, вовсе никогда не потеют. – А сам-то ты, Талманес, случаем, не был раньше Айз Седай? А ну, признавайся! Дайрид зашелся от смеха, а Налесин так и вовсе чуть с лошади не свалился. Талманес поначалу недоуменно вытаращился, но все же ухмыльнулся. Даже хохотнул разок. Какое-никакое чувство юмора у него все же было. Впрочем, вскоре к Талманесу вернулась обычная серьезность. – А как насчет принявших Дракона? Если правда, что о них толкуют, неприятностей не оберешься. Смех мгновенно смолк, его как топором обрубило. Мэт поморщился. Слух о том, что где-то в Муранди люди, называющие себя принявшими Дракона, или преданными Дракону, жгут деревни и, хуже того, убивают всех отказавшихся присягнуть Возрожденному Дракону, не щадя ни старых, ни малых, был подхвачен только вчера. – Ранд с ними разберется и все уладит. Принявшие Дракона, Айз Седай – это все его дела. У нас своих забот полно, – произнес Мэт. Похоже, его слова веселья остальным не добавили. Слишком много сожженных деревень видели они по пути и знали, что, прежде чем доберутся до Тира, увидят их еще больше. Каким же надо быть идиотом, чтобы по доброй воле пойти в солдаты?! На вершину маячившего впереди холма взлетел всадник и, завидев Мэта, напрямик, не разбирая дороги, галопом поскакал ему навстречу. Подняв руку, Мэт остановил колонну. – Привал, – скомандовал он и, подумав, добавил: – Не надо труб. «Привал, привал», – прокатилось по рядам. Мэт не оглядывался, он не сводил глаз с всадника. Натянув узду, Чел Ванин остановил своего мышастого мерина перед Мэтом. Потный лысеющий толстяк в мешковатом грубошерстном сером кафтане, казалось, болтался на лошади, словно куль с овсом, но на деле был прирожденным наездником, не знавшим себе равных. В свое время, еще не добравшись до Мироуна, Мэт немало удивил Налесина, Дайрида и Талманеса, поинтересовавшись, нет ли среди их солдат ловких браконьеров и конокрадов – таких, про которых хоть все и знают, что они не в ладах с законом, но уличить не могут. Поначалу они отнекивались, особенно двое лордов, утверждая, что таких под их командованием не сыщется, но в конце концов назвали имена трех кайриэнцев, двух тайренцев и двух андорцев. Последнее несколько озадачило Мэта: когда это андорцы, только-только вступившие в Отряд, успели прославиться подобным образом? Но видать, слухами земля полнится. Этих семерых солдат Мэт отвел в сторонку и сказал, что ему нужны разведчики, а такие ловкачи и мошенники, как они, подходят для этой роли лучше, чем кто бы то ни было. Само собой, все семеро клялись, что отродясь не нарушали закона, но на их красноречивые и пылкие заявления Мэт попросту не обратил внимания. Он пообещал им прощение всех прежних «шалостей», тройную оплату и освобождение от всех лагерных работ – до тех пор, пока они будут доставлять правдивые сведения. И петлю на шею за первую же попытку обмана – ложь разведчика может обойтись слишком дорого. В конце концов, даже несмотря на угрозу возможного наказания, все согласились, – вероятно, освобождение от работ прельстило их даже больше дополнительной оплаты. Однако Мэту требовались еще люди, и он предложил новоявленным разведчикам самим порекомендовать ему тех, кто, по их мнению, обладает соответствующими навыками и умением, намекнув, что от обладателей требуемых качеств в значительной мере будет зависеть, удастся ли кому-то потратить свое тройное жалованье. Помявшись и поежившись, они назвали еще одиннадцать имен, разумеется клятвенно уверяя, что все поименованные ими – люди в высшей степени честные и порядочные. Так Мэт приобрел еще одиннадцать разведчиков, да таких, которых, в отличие от тех семерых, ни Налесин, ни Талманес, ни Дайрид ни в чем противозаконном не подозревали. От командиров они свое прошлое утаили, но товарищи по службе быстро разобрались, кто есть кто. Мэт и с ними провел соответствующую беседу и задал тот же вопрос – и в конечном итоге набрал сорок семь разведчиков. Трудные времена заставили многих мошенников и пройдох пойти в солдаты. Последним, кого назвали лишь трое самых завзятых ворюг, оказался Чел Ванин, андорец, живший в Мироуне, но исходивший немало миль по обоим берегам Эринин. Этому малому нипочем было стянуть яйца из-под наседки, да так, что она ничего и не заметит. Правда, в конечном счете он бы и ее отправил в мешок. Да что там, он мог увести из-под вельможи коня так, что тот спохватится не раньше чем через пару дней. Во всяком случае, такие о нем ходили толки. Сам-то Ванин, понятное дело, с невинным видом уверял, будто всю жизнь был честным конюхом и коновалом – когда удавалось сыскать работу, – но, так или иначе, за четырехкратную плату согласился стать разведчиком. И он этих денег стоил. Придерживая мышастого, Ванин как бы ненароком коснулся лба костяшками пальцев. Он терпеть не мог поклонов и церемоний, вполне одобрял нежелание Мэта слышать обращение «милорд», но некоторую почтительность все же выказывал, а свой жест рассматривал как некое подобие воинского салюта. – Там такое… Сам не знаю, как это назвать. Думаю, вам лучше взглянуть самому. – Ждите здесь, – бросил Мэт остальным и обернулся к Ванину. – Показывай! Скакать пришлось недолго. Перевалив через два холма и выехав на тропу из потрескавшейся глины – высохшее русло какого-то ручья, – Мэт учуял запах. Стервятники уже облюбовали это место. Завидев всадников, они, лениво взмахивая крыльями, отлетели на несколько шагов, но потом вернулись к своему пиршеству, дергая лысыми головами и вызывающе клекоча. Другие же – копошащиеся груды грязно-черных перьев – и вовсе не обращали внимания на приближающихся всадников. Раскрашенный в кричащие – зеленый, синий и желтый – цвета перевернутый фургон указывал на то, что здесь расправились с караваном Лудильщиков. От других повозок остались лишь обгорелые остовы, а вот тела в ярких, но изодранных и покрытых запекшейся кровью одеждах валялись повсюду – мужчины, женщины, дети. Какой-то частью сознания Мэт холодно фиксировал увиденное, но у него выворачивало желудок. Пуститься наутек, оказаться где угодно, только не здесь – вот чего ему хотелось больше всего. Нападавшие нагрянули с запада. Там, вперемежку с тушами крупных собак, лежали тела мужчин и мальчишек постарше. По всей видимости, они пытались живой стеной задержать врагов, чтобы позволить женщинам и детям бежать. Увы, напрасно. За первой линией громоздились груды женских и детских тел. И никто не шевелился – кроме ленивых, сытых стервятников. – Всякое я видал, – сплюнул сквозь зубы Ванин, – но чтобы такое!.. Прогонять их прогоняют, пока они не стащат чего-нибудь. Поговаривают, они детей с собой уводят, коли не доглядишь, и воспитывают по-своему. Ну поддай им пинка-другого, чтоб пошевеливались. Но это?.. Кто мог учинить такое? – Не знаю. Разбойники, – пробормотал Мэт. Всех лошадей угнали. Но ведь разбойники никого не убивают без нужды, а какая нужда истреблять Лудильщиков? Они не вооружены, их можно обобрать до нитки, не проливая крови. С трудом разжав пальцы, Мэт отпустил повод. Трупы детей и женщин валялись повсюду – куда ни кинешь взгляд. Кто бы ни учинил здесь бойню, в живых он не хотел оставить никого. Мэт медленно объехал место резни, пытаясь не обращать внимания на шипевших и хлопавших крыльями стервятников. На иссохшей, твердой как камень почве почти не оставалось следов, но отпечатки копыт, похоже, расходились в разные стороны. Мэт вернулся к Ванину. – Мог бы и рассказать, что к чему, – бросил он. – Зачем мне все это видеть? «О Свет, ну зачем же мне!» – О том, что не осталось четких следов, я, ясное дело, мог бы и рассказать, – согласился Ванин, поворачивая коня, чтобы перебраться через струившийся по иссыхающему ложу ручеек. – Но мне показалось, что вам следует взглянуть вот на это. Бо`льшую часть лежавшего на боку фургона пожрало пламя, но остов уцелел, а рядом с ним, уткнувшись в желтое колесо, лежал человек в синем, вернее, в бывшем некогда синим кафтане. Откинутая в сторону рука почернела от крови – той самой крови, которой на закопченном днище фургона неровными буквами была выведена надпись: ПУСТЬ УЗНАЕТ ВОЗРОЖДЕННЫЙ ДРАКОН «О чем он должен узнать?» – задумался Мэт. О том, что какие-то головорезы перебили целый караван Лудильщиков? Или человек умер, не успев написать что-то более важное? Возможно, Лудильщикам, они ведь кочуют повсюду, стало известно нечто имеющее огромное значение. Герой из преданий непременно написал бы все, что требовалось, – в легендах никто не умирает, не успев поставить последнюю точку. Впрочем, что попусту гадать – теперь уже все равно ничего не выяснить. – Да, Ванин, пожалуй, ты прав, – пробормотал Мэт, все еще пытаясь понять значение и смысл написанного. Слухов и так ходит больше чем требуется, нет резона давать пищу для новых. – Позаботься о том, чтобы этот фургон догорел. Здесь ничего не было, кроме мертвых тел, понял? Ванин кивнул. – Как не понять! – Он снова сплюнул сквозь зубы. – Проклятые дикари, наверняка это их рук дело. Тем временем тот айильский отряд поравнялся с Мэтом; айильцы – их было сотни три или четыре – спустились со склона и пересекли ручей шагах в пятидесяти от фургонов. Некоторые приветственно вскидывали руку – Мэт никого из них не узнал, но кто из айильцев не слышал о приятеле Ранда ал’Тора, носящем широкополую шляпу. Том самом, с которым лучше не садиться играть в кости. Оставив речушку позади, они перевалили следующий гребень, а мертвых тел как будто и не заметили. «Пропади они пропадом, эти айильцы». Мэт знал, что они недолюбливают Лудильщиков, хотя понятия не имел почему, но такое… – Не думаю, чтобы это натворили они, Ванин, – вымолвил он. – Проследи, чтобы все сгорело. Талманес и двое других командиров, разумеется, дожидались там, где он их оставил. Узнав, что находится впереди, и услышав приказ выслать похоронную команду, они лишь мрачно кивнули, а Дайрид недоверчиво проворчал: – Лудильщики?.. – Разобьем лагерь здесь, – добавил Мэт. Он ждал возражений – до темноты можно было проделать еще несколько миль, но двое промолчали, хоть наверняка спорили, сколько пройдет Отряд сегодня, а Налесин ограничился словами: – Тогда я пошлю человека к реке. Пусть посигналит судам, пока они не уплыли слишком далеко. Возможно, все трое испытывали те же чувства, что и сам Мэт. Невозможно было не заметить стервятников, взлетевших в воздух там, где их разогнала похоронная команда. Если человек не раз видел смерть, это еще не значит, что ему по нраву любоваться горами трупов. Сам-то Мэт боялся, что, если он еще раз взглянет на птиц, его стошнит. Хорошо, что утром на том месте останутся лишь могильные холмики. Страшная картина не шла у Мэта из головы и после того, как для него поставили палатку. На вершине холма – вдруг хоть к утру удастся уловить ветерок с реки. Но каково зрелище – исколотые, располосованные тела, вдобавок еще и терзаемые стервятниками. Хуже того, что творилось вокруг Кайриэна после нападения Шайдо. Люди там, конечно, гибли; наверное, и Девы в том числе, но он не видел ни одной мертвой женщины. Не говоря уж о детях. А тут Лудильщики, никогда и ни с кем не сражавшиеся даже ради собственного спасения. Грабить Странствующий народ, понятное дело, грабили, и нередко, но чтобы убивать – такого не бывало. Поковырявшись в тарелке с говядиной и бобами, Мэт при первой возможности удрал к себе в палатку. Даже у Налесина не было особой охоты чесать языком, а Талманес сделался еще молчаливее, чем обычно. Известие о резне быстро разнеслось по Отряду, и лагерь казался на удивление спокойным и тихим. Не слышалось ни обычных непристойных песен, ни взрывов грубого смеха, никого не приходилось призывать к порядку. Так бывало и прежде, когда Отряд проходил мимо сожженных деревень с непогребенными мертвецами или тел убитых разбойниками беженцев. После подобного зрелища желающих повеселиться находилось немного, да и тех быстро унимали товарищи. Мэт лежал и покуривал трубочку, пока не сгустилась тьма. Он и рад бы заснуть, но не мог забыть о бедных Лудильщиках, и сон не шел из-за иных воспоминаний о погибших. Воспоминаний былых времен о давным-давно погибших. Слишком много битв, слишком много погибших. Пробежав пальцами, он нащупал вившуюся по древку черного копья надпись на древнем языке: Таков исконный договор, и он провозглашает: Мысль – это времени стрела, и память не истает.