Улыбка Маранд стала еще шире. Хотя эта женщина и была вынуждена согласиться сопровождать Моргейз, она обладала достаточным весом, чтобы открыто выказывать свое недовольство, и напоминала впившуюся в ногу острую, надоедливую занозу, от которой невозможно избавиться и которая напоминает о себе при каждом шаге. – Увы, удовольствие служить вашему величеству занимает почти все мое время, так что и подслушивать некогда, но я стараюсь не упустить ни одной новости из Андора, дабы поделиться ею с вашим величеством. И я слышала, будто Лжедракон каждый день беседует с андорскими вельможами. С леди Аримиллой, леди Ниан, лордами Джарином и Лиром. И с другими, их друзьями. Один из сокольничих поднес королеве серую, с черными крыльями птицу с надетым на голову колпачком. Сокол шевельнулся на перчатке, и на его путах звякнули серебряные колокольчики. – Благодарю, но на сегодня с меня хватит охоты, – сказала Моргейз и, возвысив голос, обратилась к Гиллу: – Мастер Гилл, собери эскорт. Я возвращаюсь в город. Гилл встрепенулся. Он прекрасно знал, что находится здесь лишь для видимости, но тут же принялся кричать и размахивать руками, будто верил, что белоплащники станут выполнять его приказы. Моргейз, со своей стороны, сразу повернула вороную кобылу, но пришпоривать ее, разумеется, не стала: заподозри Норовин попытку побега, он налетит как ветер. Белоплащники, вынужденные сейчас обходиться без белых плащей, мгновенно перешли на галоп, перестроились, и не успела вороная кобыла пройти шагом и десяти шагов, как они уже образовали эскорт. Моргейз еще не добралась до края луга, а Норовин уже ехал рядом с королевой, дюжина солдат двигалась впереди, остальные сзади. Слуги, сокольничие и музыканты суетились, спешно собираясь в обратную дорогу. Гилл и Пайтр заняли свои места позади Моргейз, за ними следовали фрейлины. Маранд торжествующе улыбалась, но некоторые дамы недовольно хмурились. Не слишком явственно, ибо, хотя Моргейз и вынуждена была уступить Найолу, она оставалась королевой, и с этим в Амадиции не могли не считаться. А дамам приходилось заниматься тем, к чему их принудили. Правда, многие, наверное, и сами ничего не имели бы против нахождения в свите андорской королевы, но вынужденное пребывание в Цитадели Света не радовало ни одну из них. Моргейз же улыбалась бы и сама, будь она уверена, что Маранд того не заметит. Единственная причина, по которой она до сих пор не потребовала отослать эту женщину, заключалась как раз в ее невоздержанности на язык. Маранд получала удовольствие, указывая Моргейз на то, как уплывает из ее рук Андор; она и представить себе не могла, что слова ее звучали бальзамом для королевы-изгнанницы. Ведь все поминавшиеся Маранд лорды и леди – все! – являлись ее противниками еще до восшествия на престол, а потом стали прихлебателями Гейбрила. Назови Маранд другие имена, иным мог быть и результат. Моргейз очень не хотела бы услышать об отступничестве лордов Пеливара, Абелля, Луана, леди Арателле, Эллориен или Аймлин. И некоторых других. Но Маранд ни разу не помянула их, а не преминула бы, долети до нее из Андора хотя бы шепоток на сей счет. А раз Маранд молчала, оставалась надежда, что они не преклонили коленей перед ал’Тором. Некогда они уже помогли Моргейз взойти на трон и, коли то будет угодно Свету, пособят ей вернуть его. Они скакали на юг, к Амадору. Перелески с почти лишенными листвы деревьями уступили место хорошо утрамбованной дороге, по сторонам которой чередовались то купы деревьев, то обнесенные каменными оградами желтовато-бурые поля, то – подальше от тракта – крытые соломой каменные дома и амбары. Народу по пути попадалось немало, и пыль на дороге стояла такая, что Моргейз пришлось обвязать лицо шелковым платком, хотя встречные поспешно расступались, завидев отряд облаченных в доспехи и вооруженных до зубов воинов. Многие даже прятались за деревья, или перепрыгивали через заборы, или пускались наутек прямо по полям. Белоплащники не обращали на это внимания. Но и ни один фермер не выскочил из дому, дабы хоть как-то помешать непрошеным гостям вытаптывать посевы да распугивать скотину. Впрочем, некоторые участки выглядели так, словно там давным-давно не было ни скота, ни посевов. Порой на дороге попадались запряженный волами воз, пастух, гнавший десяток-другой овец, или девица, подгонявшая хворостиной стадо гусей, – несомненно, местный люд. Некоторые прохожие несли узлы или торбы, но очень многие тащились с пустыми руками, да еще и с таким видом, будто понятия не имели, куда и зачем бредут. Всякий раз, когда Моргейз удавалось выбраться из Амадора, ей, в какую бы сторону она ни направилась, все чаще встречались эти несчастные. Поправив закрывающий ноздри платок, Моргейз искоса взглянула на Норовина. Возраста и роста он был примерно того же, что и Талланвор, но на этом сходство заканчивалось. Его лицо, докрасна обожженное солнцем, шелушилось под сверкающим коническим шлемом. Вот уж кого красавчиком не назовешь – долговязый, тощий, а уж нос – ни дать ни взять алебарда. Каждый раз, когда ей удавалось покинуть Цитадель Света, он возглавлял ее «эскорт», и каждый раз она пыталась завести с ним разговор. Пусть он белоплащник, пусть кто угодно, но если ей удастся хотя бы на миг заставить его забыть о том, что он тюремщик, это станет ее победой. – Скажи, Норовин, все они беженцы от пророка? – Вот уж чего быть не может, размышляла королева, ведь они бредут отовсюду – и с юга, и с севера. – Нет, – ответил Норовин, даже не взглянув на нее. Глаза его озирали обочины дороги, словно оттуда в любой миг можно было ждать нападения. К сожалению, до сих пор она получала от него в основном такие ответы, но останавливаться на достигнутом не собиралась. – Нет? Так кто же они тогда? Уж надо думать, не тарабонцы, этих вы дальше границы не пропускаете… – Моргейз доводилось видеть тарабонских беженцев – грязных, оборванных, валившихся с ног людей, которых конные белоплащники гнали перед собой, словно скотину. Лишь горькое осознание того, что поделать она все равно ничего не может, заставило ее попридержать язык и слегка изменить тему. – Амадиция – страна богатая. Даже такая засуха не могла согнать с места столько народу всего-то за несколько месяцев. По лицу Норовина пробежала тень. – Нет, – неохотно пробормотал белоплащник. – Все они бежали от Лжедракона. – Как? Он ведь так далеко, в сотнях лиг от Амадиции. И вновь на обожженном солнцем лице еще молодого командира отразилась внутренняя борьба – говорить или промолчать? – Многие верят, будто он и вправду Возрожденный Дракон, – вымолвил он наконец, презрительно скривившись. – Говорят, из-за него рвутся все узы, что и предсказано в пророчествах: вассалы отрекаются от своих лордов, мужчины оставляют семьи, жены бросают мужей, слуги – хозяев. Это чума, страшное поветрие, а виной всему Лжедракон. Взгляд Моргейз упал на обочину дороги, где молодой человек, укрывая в своих объятиях женщину, ждал, когда проедут всадники. Одежда обоих истрепалась и запылилась, глаза запали, щеки ввалились – не иначе как от голода. Неужто они из Андора? Неужто в Андоре может происходить такое? «Коли так, коли Ранд ал’Тор сотворил с Андором нечто ужасное, он за это заплатит». Непременно заплатит, но прежде необходимо заручиться уверенностью в том, что лекарство не окажется горше болезни. Стоит ли избавлять Андор от этой напасти, чтобы отдать его во власть белоплащников… Моргейз старалась поддержать разговор. Однако Норовин, оказавшись на какой-то момент непривычно многословным, вновь вернулся к прежней манере и отделывался односложными ответами. Впрочем, теперь это не имело особого значения. Если удалось разговорить его один раз, удастся, ежели в том будет нужда, и в другой. Повернувшись в седле, королева попыталась разглядеть ту пару молодых беженцев, но их заслонили скачущие плотной группой белоплащники. Но это не имело значения, ибо она знала: и лица несчастных, и данное ею обещание останутся в ее памяти навсегда. Глава 10 Порубежное присловье На миг Ранд пожалел о тех днях, когда имел возможность расхаживать по дворцу в одиночку. Сегодня утром его сопровождали Сулин с двадцатью Девами, Бэил, клановый вождь Гошиен Айил, с полудюжиной воинов из Совин Най, Руки-Ножи, из Джирад Гошиен, находившихся здесь для чести Бэила, да еще и Башир с не меньшим числом крючконосых, что твои ястребы, салдэйцев. Вся эта орава битком забила широкий, увешанный шпалерами коридор. И одетые в кадин’сор Фар Дарайз Май и Совин Най, и важные молодые салдэйцы в коротких кафтанах и заправленных в сапоги мешковатых шароварах будто не замечали слуг и служанок, торопливо кланявшихся или приседавших в реверансах и спешивших поскорее убраться подальше. Даже здесь, в затененном коридоре, стояла жара, и в раскаленном воздухе плясали пылинки. Некоторые слуги до сих пор носили красно-белые ливреи времен правления Моргейз, но больше было новых, одетых кто во что горазд, главным образом в то платье, в каком они пришли наниматься на службу. Разномастный народ – кто из крестьян, кто из городской бедноты, а иные, судя по нарядам, некогда ярким и дорогим, с уцелевшими кружевами или вышивкой, знавали лучшие времена. Надо будет, отметил про себя Ранд, велеть госпоже Харфор, главной горничной дворца, подобрать для всех них ливреи, чтобы новички не чувствовали себя обязанными являться на работу в своем лучшем платье. Ведь дворцовые ливреи всяко понаряднее одежды простолюдинов, кроме разве что праздничной. Нынче во дворце осталось куда меньше челяди, чем было при Моргейз, а среди оставшихся большинство из носивших красно-белые ливреи составляли согбенные седые старики и старухи. Они давным-давно вышли в отставку и жили на положенное им королевой содержание, но теперь, вместо того чтобы по примеру многих бежать, предпочли вновь заступить на службу. Эти люди готовы были даже отказаться от пенсиона, лишь бы не допустить упадка и запустения в дворцовом хозяйстве. Ранд и это взял на заметку. Надо сказать госпоже Харфор – главная горничная не очень-то пышный титул, но на деле Рин Харфор руководила всей повседневной жизнью дворца, – чтобы она подыскала старичкам замену. Пусть доживают свои дни в покое и довольстве, получая заслуженный пенсион. Кстати, а продолжали ли выплачивать его им после кончины Моргейз? Об этом следовало подумать раньше, но лучше поздно, чем никогда. Халвин Норри, старший писец, наверняка знает, как обстоят дела. Если бить человека хоть перышком, но без конца, можно забить его до смерти. Все, решительно все напоминало Ранду о множестве дел, причем неотложных. Вот, скажем, Пути – это тебе не перышко. Правда, у здешних кэймлинских Путевых врат, так же как и у тех, что находились в окрестностях Кайриэна и Тира, он выставил стражу, но много ли будет от того проку? Ему ведь неизвестно, сколько еще существует Врат и где они находятся. Все эти поклоны и реверансы, всю эту почетную стражу и пышную свиту вместе с нелегким бременем заботы о нуждах множества людей он с удовольствием променял бы на то время, когда не мог даже справить себе приличный кафтан. Правда, небось и тогда ему не позволили бы разгуливать по дворцовым коридорам без пригляду: пустишь деревенщину – а он, не ровен час, стащит драгоценную вазу из ниши или резную костяную статуэтку с отделанного лазуритом столика. Хорошо еще, что сегодня не бубнит без конца Льюс Тэрин. Да и трюк, показанный ему Мазримом Таимом, кажется, стал удаваться – по лицу Башира струился пот, а вот Ранда жара будто и не касалась. Его шитый серебром кафтан из серого шелка был наглухо застегнут, и, хотя некоторую духоту он все же ощущал, пота не выступало ни капли. А со временем, если верить Таиму, он вообще перестанет чувствовать и палящий зной, и леденящую стужу. Хитрость заключалась в умении сконцентрироваться и как бы самоотстраниться. Все это несколько напоминало прием, помогающий обнимать саидин, но, как ни странно, не имело никакого отношения к Силе. Интересно, Айз Седай делают то же самое? Ведь он, кажется, ни разу не видел, чтобы они потели. Или все-таки видел? Ранд неожиданно расхохотался. Это ж надо! Нашел о чем думать – потеют ли Айз Седай! Может, он еще и не совсем спятил, но в шерстеголового болвана, кажется, уже превращается. – Я сказал что-то смешное? – сухо спросил Башир, согнутым пальцем поглаживая ус. Некоторые Девы с интересом воззрились на Ранда, видимо силясь понять, в чем соль очередной мокроземельской шутки. Ранд не мог не дивиться тому, как удается Баширу сохранять выдержку. Не далее как сегодня утром до дворца дошел слух о стычках в Пограничных землях. О стычках жителей Пограничья не с отродьями Тени из Запустения, а друг с другом. Конечно, ныне всякого рода слухи росли, словно грибы после дождя, но этот, похоже, пришел с севера, – судя по всему, его принесли купцы, побывавшие в Тар Валоне. Правда, подробностей они не знали и понятия не имели, затронули ли раздоры Салдэйю. Могли и затронуть, а ведь Башир много месяцев не имел известий с родины – со времени своего отъезда. Тем не менее он и виду не подавал, что эти слухи его тревожат – как будто они касались цен на подорожавшую репу. Да и сам Ранд ведать не ведал, что происходит в Двуречье, разве что слышал невразумительные россказни о каком-то мятеже на западе. Они могли означать все что угодно и с равным успехом не означать ничего. Впрочем, он и не пытался разузнать побольше. Какое ему дело до Эмондова Луга. Айз Седай имели шпионов повсюду, да и у Отрекшихся – Ранд готов был поручиться – соглядатаев хватало. Так пусть все они думают, будто деревенька, в которой вырос Ранд ал’Тор, не представляет ни малейшего интереса для Дракона Возрожденного. Не то, не ровен час, превратят жителей Эмондова Луга в заложников, чтобы надавить на него. Хотя он ведь и вправду покинул Двуречье. Оставил, да и весь сказ. «Ну удалось мне найти способ избежать своей судьбы… А заслуживаю ли я избавления?» – мысленно спросил себя Ранд. Это был его вопрос, его собственный, а не Льюса Тэрина. Он пожал плечами и, стараясь, чтобы голос его звучал как ни в чем не бывало, ответил Баширу: – Прошу прощения, Башир. Ничего смешного. Сам не знаю, что на меня нашло, да оно и не важно. Я слушал тебя внимательно. Ты говорил, что в Кэймлин стекаются люди. Что на каждого бегущего от Лжедракона приходится двое верящих, что я Дракон истинный, не боящихся меня и желающих служить мне. Так? Башир хмыкнул. Это могло означать что угодно. – Так-то оно так, Ранд ал’Тор, но сколько народу явилось сюда по совсем иным причинам? – заметил Бэил. Он был самым высоким человеком, какого Ранду когда-либо доводилось видеть, – на добрую голову выше его самого. Это особенно бросалось в глаза, когда айилец находился рядом с Баширом, уступавшим ростом любой Деве, кроме Энайлы. Темно-рыжие волосы Бэила изрядно тронула седина, но на суровом худощавом лице светились острые, проницательные голубые глаза. – У тебя одного столько врагов, что хватит и на сотню обычных людей. Помяни мое слово, они снова попытаются нанести удар. В их числе могут оказаться и прислужники Тени. – Даже если там и нет приспешников Темного, – вставил Башир, – неприятностей в городе все одно не оберешься. Перекипают через край, ровно чай без пригляду. Многих позволивших себе усомниться в том, что ты и есть Дракон Возрожденный, основательно отдубасили, а одного бедолагу, потешавшегося над твоими чудесами, выволокли из таверны в амбар да и вздернули на потолочной балке. – Какими еще чудесами? – недоверчиво переспросил Ранд. Морщинистый седовласый слуга в слишком просторной для него ливрее, пытаясь одновременно и поклон отвесить, и в сторону отступить, запнулся, полетел навзничь и выронил бледно-зеленую вазу из тончайшего, точно бумага, фарфора. Драгоценное изделие Морского народа, перелетев через голову старика, со звоном откатилось по красным плиткам пола в угол, шагов на тридцать. С удивительной для его возраста прытью слуга вскочил на ноги, устремился за своей ношей и, подобрав ее, принялся изумленно рассматривать со всех сторон. Ваза была цела – ни скола, ни трещинки. Старик заохал, не веря своим глазам. Другие слуги сначала вытаращились на него и на вазу, а потом, как сговорившись, заспешили прочь, стараясь не глядеть на Ранда. Они так торопились убраться подальше, что позабыли даже про поклоны и реверансы. Башир переглянулся с Бэилом и усмехнулся в густые усы. – Чудны`е, однако, рассказывают истории, одна диковиннее другой, и так каждый день, – заметил салдэйец. – Поговаривают, будто какой-то младенец вывалился из окна. Шлепнулся на мостовую с высоты в сорок футов и хоть бы шишку набил. А на одну старушонку налетел целый табун взбесившихся лошадей, дюжины две, не меньше, – бабуле хоть бы что. Ее даже с ног не сбили. А уж о невероятном везении одного малого, при игре в кости двадцать два раза подряд выбросившего пять корон, и говорить не стоит. Утверждают – благодаря тебе. К счастью для него. – Это еще что, – подхватил Бэил. – Я вот слышал, что с крыши упала корзина с заготовленной черепицей, так эта черепица не только не побилась, но еще и сама собой сложилась в древний символ Айз Седай. Ничуть не сомневаюсь, что так оно и было, – добавил вождь, искоса взглянув на остолбеневшего седого слугу, который, разинув рот, прижимал к груди вазу. Ранд тяжело вздохнул. Разумеется, они предпочли умолчать о происшествиях другого рода. Скажем, об одном бедняге, который споткнулся и был задушен собственным шейным платком, зацепившимся за дверной засов. Или о том, как сорванная ветром с крыши плитка кровельного сланца влетела в открытое окно и убила женщину, сидевшую вместе со своей семьей за столом. Конечно, такого рода вещи время от времени случаются где угодно, однако обычно они очень редки. Рядом с ним, Рандом, постоянно происходили события, вероятность которых при обычных обстоятельствах была бы ничтожной. К добру ли, ко злу, это уж как рассудить, он самим фактом своего существования воздействовал на все творившееся в нескольких милях вокруг. Одного этого было достаточно, чтобы понять: он отмечен и останется таковым, даже если с его запястий исчезнут драконы, а с ладоней – цапли. В Порубежье бытует присловье: «Смерть легче перышка, долг тяжелее горы». И коли уж взвалил на плечи эту гору, надобно ее тащить. Хнычь не хнычь, а никто другой твою ношу на себя не возьмет. – Нашли тех, кто повесил того малого? – отрывисто спросил Ранд. Башир покачал головой. – Так найдите и возьмите под стражу за убийство. Я хочу положить конец такого рода самоуправству. Сомневаться во мне – еще не преступление. Правда, по слухам, пророк объявил это преступлением, но тут уж Ранд ничего не мог поделать. Он даже толком не знал, где сейчас Масима. То ли в Гэалдане, то ли в Амадиции. А может, уже перебрался куда-нибудь еще. Вот, пожалуйста, и это следует взять на заметку. Необходимо разыскать его и как-то приструнить. – А насколько далеко может зайти сомнение? – спросил Башир. – Кто-то распускает слухи, будто ты Лжедракон и убил Моргейз с помощью Айз Седай. Ожидают, что верные ей люди поднимутся против тебя, чтобы отомстить за свою королеву. Многие ли этому верят, пока неясно, но таких может оказаться немало. Лицо Ранда посуровело. С тем, что иные считают его Лжедраконом, он еще мог смириться – тут все равно ничего не поделаешь, ибо, как ни старайся, всех и каждого в своей правоте не убедишь. Но подстрекательство к мятежу – совсем другое дело. Андор должен остаться единой страной. Ранд твердо решил не допустить раскола и войны и передать эту землю Илэйн в целости и сохранности. Если, конечно, ему удастся разыскать саму Илэйн. – Найди виновных, – хрипло сказал Ранд, – их следует заточить в темницу. – «Свет, как же найти тех, от кого пошли слухи?» – А ежели они захотят получить прощение, пусть просят его у Илэйн. – Молодая служанка в грубом коричневом платье, стиравшая пыль с голубой чаши, сработанной из филигранного стекла с витой нитью, увидев лицо Ранда, выронила чашу из рук. Та упала и разлетелась вдребезги. Все же присутствие Дракона Возрожденного не всегда воздействовало на происходящее неожиданным образом. – А есть ли хорошие новости? Мне бы они не помешали. Служанка неуверенно наклонилась, чтобы собрать осколки, но, поймав взгляд Сулин, испуганно отскочила к стене и вжалась в шпалеру с изображением охоты на леопарда. Ранд никак не мог взять в толк, отчего некоторые женщины боятся Дев куда больше, чем всех прочих айильцев. Вот и молодая служанка смотрела на Бэила так, словно надеялась на его защиту, хотя вождь девушку будто и не заметил. – Это зависит от того, – пожал плечами Башир, – что ты понимаешь под хорошими новостями. Я слышал, что три дня назад в город пробрались Эллориен из Дома Траймане и Пеливар из Дома Коелан. Пробрались тайком, и, насколько известно, никто из них пока не приближался к Внутреннему городу. А на улицах поговаривают, будто и Дайлин из Дома Таравин тоже находится поблизости, где-то за городом. На твое приглашение они пока не откликнулись, но и сведений об их причастности к враждебным слухам у меня нет. Башир вопросительно взглянул на Бэила, но тот покачал головой: – Мы слышим меньше, чем твои люди, Даврам Башир. Жители мокрых земель не больно-то откровенничают в нашем присутствии. Новость была хорошей, ибо в этих людях Ранд нуждался. Если они считают его Лжедраконом, он сумеет их переубедить, а вот если думают, будто он убил Моргейз… Что ж, и это можно пережить, коли они остались верны ее памяти и ее крови. – Отправь им новые приглашения, я жду их. И включи имя леди Дайлин. Возможно, им известно, где ее найти. – Ежели такое приглашение отправлю я, – с сомнением покачал головой Башир, – толку от него будет немного. Боюсь, оно только напомнит им о присутствии в Андоре салдэйского войска. Ранд призадумался, потом кивнул и неожиданно ухмыльнулся: – Пусть его передаст леди Аримилла. Не сомневаюсь, она ухватится за возможность показать, насколько близка ко мне. Но напишешь приглашение ты. Вот и пригодились уроки Морейн, немало рассказывавшей об Игре Домов. – Уж не знаю, насколько хороша для тебя эта весть, – добавил Бэил, – но Красные Щиты сообщили мне, что в одной из гостиниц Нового города остановились две Айз Седай. Красные Щиты помогали людям Башира поддерживать порядок в Кэймлине, а теперь, видать, взялись и добывать новости. Приметив набежавшую на лицо Башира тень, Бэил усмехнулся и пояснил: – Слышим мы меньше, Даврам Башир, но вот видим порой побольше. – Одна из них, случаем, не наша давняя знакомая – кошачья целительница? – насмешливо поинтересовался Ранд.