Штабеля столбов служили для маленьких зверьков заповедными местечками. Суслики прятались здесь от барсуков, готовых сожрать их целиком, а кролики – от койотов, что тормошили столбы лапами и зубами. К тому времени, как появлялись рабочие, прибывшие строить ограды для стогов сена, зверьки знали каждую щель, каждый проход в груде столбов и тоненьким писком нагло дразнили животных покрупнее. Свой оплот кролики и суслики делили с существами и того меньшими – с кротами и мышами, которым те помогали вести войну со змеями, что, шелестя кожей о поверхность дерева, просачивались под столбы в надежде полакомиться чьим-нибудь потомством. С длинными когтями на мощных задних лапах кролику ничего не стоило разорвать змею в клочья. Гонять зверьков было любимым развлечением мальчишек на ранчо: не жалея сил, столб за столбом они разбирали штабеля и лишали надежного укрытия чересчур осмелевших сусликов, кроликов и мышей. Упоительно было смотреть, как они начинали дрожать, сверкать обезумевшими глазами и замирать от испуга – будто неподвижность поможет им спастись. Иногда мальчишки давали зверькам перебраться в новое укрытие, представляя, как постепенно от животных отступал страх и возвращалась смелость. А после вновь принимались терпеливо разбирать столбы, снова вынуждая зверьков предстать перед невыразимой опасностью. Наконец утомившись, мальчики оставляли это занятие. Кого-то мог отвлечь крик зуйка, который, притворяясь раненым, вился над землей, чтобы отвести врага от яиц или птенцов. Немногих – первые пробуждения совести. Были и те, кому развлечение попросту наскучивало. Они желали чего-нибудь поинтереснее – бить и мучить маленьких существ. Однако, как ни странно, и это не всегда приносило удовлетворение. Воистину, бесконечна погоня за наслаждениями. Как часто говорили про Фила, он никогда не терял мальчишеского задора, что было видно и по глазам, и по легкой поступи его ног. К сорока годам ни одна морщина не испортила его лица – кроме легких черточек под глазами, отмечавших того, кто часто и подолгу смотрел вдаль. Старели только руки Фила, и то из-за непонятной гордости, не позволявшей ему надеть перчатки. По-прежнему его веселили мальчишеские игры. В минуты отдыха, усевшись в тени ивового дерева, он мог достать перочинный нож и, зажав лезвие между большим и указательным пальцем, подбросить его так, чтобы, прокрутившись один, два, три раза в воздухе, нож вонзился в землю под углом ровно в сорок пять градусов. До сих пор Филу не было равных в старинной игре под названием «зубарики», где в случае проигрыша ты должен зубами вытащить из земли забитый по самую шляпку колышек. Грызть землю зубами. Много раз они с братом играли в эту игру, и много раз колышек приходилось вытаскивать Джорджу. Фил как-то раз совершенно поразил юного отпрыска скупщика скота, представившегося непревзойденным игроком в шарики и действительно носившего с собой замшевый мешок, полный шариков из кремния, агата и – менее ценных – из глазурованной глины. Толстый жадный маленький мальчик перекидывал свое сокровище из руки в руку, и камешки с гулким стуком ударялись друг о друга. Пока Джордж трепался с новым покупателем, сидя на подножке его шикарной машины, Фил глядел вдаль, устроившись на земле. – Хотите взглянуть на мои камешки? – завернув к Филу, нахально спросил толстячок. – Давай, почему нет, – ласково улыбнулся Фил. Невооруженным глазом было видно, какой мальчик скряга. Оглядевшись по сторонам, он развязал мешок и, встав на колени, высыпал драгоценные шарики. – Их тут две сотни. – Да ты что, – бросил Фил, не отвлекаясь от беседы Джорджа со скупщиком. – Играли в них когда-нибудь в детстве? – Маленький толстяк зачерпнул пригоршню шариков и ссыпал обратно. – Совсем немного. – А знаете что? – Не знаю. Что же? – В этом году я стал чемпионом по шарикам в своей школе, – хвастливо взглянул он на Фила. – Да ты что… Голоса у машины продолжали бубнить. Фил знал, что Джордж со скупщиком еще не перешли к делу, а значит, он вполне мог отвлечься на что-нибудь другое. Беспощадно жарило солнце. Посреди поля кучковались приведенные на показ бычки и с естественным для них любопытством, опустив головы, разглядывали автомобиль скупщика. – Уже второй год подряд чемпион. Тучное тело мальчика пылало жаром; немало придется потрудиться, чтобы сбросить такое количество жира. Малец явно был из городских, однако носил те же ботинки и шляпу, что и его старик. Забавный наряд для чемпиона по шарикам. – И страшно горд собой, полагаю, – сухо заметил Фил. Палило солнце. Скупщик достал блокнот, раздумывая над сделкой. Еще поболтает с Джорджем какое-то время. – Попробуем сыграть, мистер? Экий ты дерзкий! – Но, сынок, у меня ведь нет ни одного шарика. – Ну, я мог бы одолжить вам немного своих или что-то типа того. – Зачем же одалживать? Ты знаешь, ведь я мог бы купить у тебя парочку. Мальчик насупил брови. Было видно, как, просчитывая выгоды, шевелились заплывшие жиром извилины. Так ворочал мозгами и его папаша, корябая что-то в блокноте. Продать дешевые глиняные шарики и отбить их обратно – чистая выгода, какую только можно извлечь из Фила. Действительно, мальчик отделил от остальных несколько глиняных шариков. – Сколько берешь за них, сынок? – Четвертак. Неплохо его старик натаскал. Они и десяти центов не стоили, и Фил прекрасно это знал. – Ладно, – согласился Фил, доставая кошелек с серебряными монетами и парочкой двойных орлов где-то в глубине. – Вы первый, мистер, – настаивал мальчик. – О, разве я могу позволить гостю бросать вторым? Начинай, сынок. Малец и правда был хорош: выбил четыре шарика из купленных Филом. – Мой ход теперь, да? – Подобрав с земли палочку, он обвел нарисованный мальчиком круг. – Ваш, мистер, – ответил мальчик и облизнул пот с верхней губы. – Вот так вот шарик держать? – Скорее так. – Ага. Прямо как в детстве Фил опустился на одно колено, и, боже, он будто снова стал мальчишкой. О, этот жар солнца, жар Старины-Сола, на твоей спине, песок на костяшках пальцев и затаенное дыхание, с каким запускаешь шарик в круг. – Полетели! – И Фил выбил десять дешевых глиняных камешков. – Как насчет поменять десяток таких на один кремниевый? Повысим ставки? – Ладно, сэр, – ошарашенно кивнул мальчик. Когда все шарики оказались у Фила, он ссыпал их обратно в мешок толстяка. – Забирай свои камушки. Может, папаша и научил тебя паре трюков, вот только не сказал об игре на больших рисках. Больше мальчик не перекидывал мешок из руки в руку, а бережно держал, прижимая к сердцу. Фил был всегда не прочь преподать хороший урок. Поднявшись на ноги, он направился к машине, где Джордж по-прежнему точил лясы вместе со скупщиком. – Я так понимаю, брать скот вы не собираетесь? – протянул Фил, смерив взглядом покупателя. – Даром тратите наше с братом время. Фил до сих пор мог смастерить воздушного змея и знал, как его запускать. До недавнего времени они с Джорджем играли по воскресеньям в мяч; когда-то он был превосходным защитником в бейсболе и мастерски подавал крученый. Фил не старел и никогда не терял мальчишеского задора. Другие же гадали, откуда у них взялся ревматизм, больные кости и толстое пузо – и куда подевался былой вкус жизни. В таком ребячливом задоре Фил и обратил внимание на кролика, что улепетывал под груду столбов, там, где они с Питером трудились над оградами вокруг стогов сена. Штабель лежал здесь годами: для оград рабочие привезли новые густо пахнущие сосной бревна, тогда как старые еще не успели отвезти домой и пустить на дрова. Судя по всему, кролик не первый год беззаботно жил под столбами: когда Фил заметил его, тот скакал, не обращая на них с мальчиком никакого внимания, как истинный хозяин этого места. Солнце стояло высоко и палило так жарко, что на время обеда Фил с Питером укрылись в тени штабеля, прислонив спины к столбам и вытянув вперед ноги. Фил сорвал неподалеку сухую травинку тимофеевки и, пожевывая кончик, размышлял о том, как забавно блестят лицо и руки мальчика. Вынув тимофеевку изо рта, он коротко откашлялся. – А ты неплохо загорел. – И замолчал. – Что удивительного в Бронко Генри, – снова начал Фил, – пока не дожил до твоих лет, он не умел ни ездить верхом, ни управляться с лассо… О, смотри, какой кролик. Такой бесстрашный, будто ручной. Фил улыбнулся, снял шляпу и, прицелившись, запустил ее в сторону кролика. Шляпа соколом взметнулась ввысь, отбросила соколиную тень и опустилась. Зверек на секунду замер, испугавшись тени, и отскочил к груде столбов. Тогда Фил встал, шагнул навстречу солнечному свету и поднял шляпу, отряхнув ее от пыли. А после, нахмурившись, схватился за лежавший поверх груды столб и пошатал его. Звук трясущегося штабеля, жар солнца, запах полуденного поля и нахлынувшие вместе с ними воспоминания вновь заставили Фила улыбнуться. – Эй, Пит, – окликнул он мальчика, – посмотрим, долго ли просидит Крольчонок Питер, прежде чем выскочит наружу? Часто в детстве они с братом делали ставки: сколько успеют снять столбов, пока животные не разбегутся. Поочередно – Питер с одного конца груды, Фил с другого – они вынимали из штабеля столбы и откладывали в сторону. Шел десятый столб, а кролик все сидел, притаившись и выжидая. Один раз Фил как будто видел крольчонка, а глаза, вот уж не сомневайтесь, нечасто его подводили. – Во храбрец попался, да? Каждое слово из мальчика приходилось тянуть клещами. Питер реагировал только на прямые вопросы, и выудить из него хоть что-то уже почиталось за награду. – Приходится быть храбрым. – Сейчас слиняет, я думаю. Сняв еще два столба, они нарушили шаткое равновесие – штабель с грохотом развалился, как громадные палочки-бирюльки, а из-под них что-то сигануло. Кролик. Он ковылял, с трудом отталкиваясь от земли единственной здоровой лапой, и Питер взял зверька на руки. – На него столбы упали, – подметил Фил. – Похоже на то. – Ладно, избавь животное от мучений. Ударить по голове – самый верный способ, думаю. Забавно, да? Не будь он таким смельчаком, не пришлось бы мучиться. – Такова жизнь. А парень-то философ… Фил наблюдал, как, погладив по голове, мальчик успокоил кролика и в следующее мгновение свернул ему шею. Причем так умело, что трудно было не восхититься: Фил в жизни ничего подобного не видел. Хребет был переломлен, и, потеряв связь с мозгом, задние лапы зверька расслабленно опустились, глаза остекленели, и кролик безжизненно повис в руках мальчика. Ни капли крови не пролилось! Кто был в крови, так это Фил – успел обо что-то ободраться. – Глубокая, – заметил Питер, глядя на сочившуюся из раны кровь. – Да ерунда, – беззаботно ответил Фил и достал синюю бандану, чтобы отереть руку. Ударил гром, раскаты эхом прокатились по долине. Солнце скрылось за черными тучами. Облизнув указательный палец, Фил поднял руку вверх: слюна позволяла уловить малейшее дуновение ветра. – На нас не пойдет, – объявил он. – Ветер южный. Фил был подавлен и угрюм: из затеи с кроликом ничего не вышло – не удалось предаться ностальгии, которой так желало его сердце. Они обошли стог сена, чтобы закончить обед, и Фил вновь заговорил о Бронко Генри: