– Язык длинный?.. – ласково спросил Бык. – В рот не влазит, так я укорочу. Вдруг Кайхур навострил уши, принюхался… и потрусил вдоль пенного прибоя к дальним скалам. – Тарх, – негромко позвал наследник и качнул подбородком вслед умнице Кайхуру. – Щиты! – скомандовал Бык. Горцы ловко сомкнули щиты и двинулись вперед. Ултеру из-за спин было ничего не разглядеть, и он разозлился. – Не сопи ты… – пробасил Тарх. – Пес твой у скалы покрутился и сел. Нас ждет. Живых противников не нашлось. Одна гладкая стена. Воины замерли, цепко поглядывая по сторонам, а Ули с Тархом подошли к стене. – Чего там? – спросил Ултер. Кайхур свесил ухо и тявкнул. – Зря перлись… Скала как скала… – сплюнул раздосадованный Тарх. Кайхур презрительно фыркнул. – На песок посмотри, – бросил Ултер и шагнул вперед. Внимательно оглядел поверхность особым взглядом дважды рожденного и едва не подпрыгнул от восторга. Есть! Нижний камень слегка переливался знакомым по подземельям Атриана приглушенным зеленоватым светом. Рядом стоял Бык и чесал щеку: песок рядом со скалой был истоптан множеством ног. Ули приблизился к камешку, нажал ногой… Ничего не произошло, и Ултер подпрыгнул, опустился двумя ногами. В толще камня хрустнуло, раздался гулкий удар – и поверхность треснула, половины разошлись в стороны. – Пьяный клибб! – Ули приподняло в воздух и шваркнуло о стену. Навалился Тарх и накрыл огромным телом: – Щиты! – заорал он. – Да пусти ты… – пискнул полузадушенный Ултер. Он совсем забыл, что Тарх никогда не был под землей в Атриане и не видел ничего подобного! Ишь, как перепугался! – Нет там никого! Кайхур бы почуял… – Пусто, Тарх! – раздался зычный голос. – Нету гадов тряпочных… – Пусто логово. Тарх опустил наследника на землю и сунул под нос здоровенный кулак в половину головы мальчика. – Тебя кто так учил стоять, Ули? За такое Рокон мне голову открутит. Ладно дверь эта каменная хитрая… Но ты-то чего напротив входа встал? Стрелу получить? А ну там самострел снаряженный?.. Оли потупил глаза. Виноват, чего уж!.. Кайхур тем временем скрылся в проходе, и Ултер заглянул внутрь. В глубине скалы оказалась небольшая пещера, логово замотанных. Вдоль стен расставлены корзины и высокие глиняные кувшины с запечатанными воском горлышками. Висели под сводом связки трав и веток. На грубых столах валялись большие куски разноцветных камней, сушеные тела зверьков. Кто-то любопытный сунул нос в ближайший горшок, открыв крышку, и тут же отбежал в сторону, исторгнув из себя завтрак. Ули глянул: горшок доверху наполнен выдранными человеческими глазами. – На кувшины не зарьтесь! – предупредил он горцев. – Потравитесь! В глубине пещеры над потухшим очагом висел пузатый закопченный котел с густым застывшим варевом. Рядом, у стены высились охапки знакомых коротких стрелок. – Вот здесь они отраву на стрелы и наносили, – потер ладони довольный наследник. – Сжечь проклятущее гнездо, – проворчали из-за спины. – Ага, и стрелы эти потравленные… – А вон кости грудой в углу… – Еще чего! – возмутился Ултер. – Да нам и самим эти стрелы сгодятся. А Тумма, как очнется, все здесь осмотрит!.. Ули походил без толку, открыл ближайший сундук. Свитки, книги… Ули вытащил верхний лист и вчитался. «Возьми три части истолченного водного камня и две части горной слезы…» – Наследник положил лист обратно и захлопнул крышку. «Тумма очнется… А он точно очнется?» – Мысль о застывшем статуей черном лекаре не отпускала. В очередной раз вспомнив Тумму, Ултер рассердился еще сильнее: он закрыл пещеру, вновь подпрыгнув на неприметном камне, и заторопился к центру острова, к укрывищу замотанных. Ничего не изменилось: окаменевший Тумма так и сидел, смежив веки, перед наскальным рисунком. Огонь отнятых жизней так и ярился внутри огромного темнокожего тела. Горцы смотрели на черепа с костями вокруг и истово молились Матери Предков. Ули отдал команду собирать все целые самострелы с тел замотанных, что найдутся, и поплелся под охраной Тарха в свой шатер. Глава 8 – Похож, – закряхтел седой Одеан, щуря глаза под кустистыми бровями. Бол Бареан, сидя в походном кресле внутри шатра-ставки дана Дорчариан, слегка улыбнулся недоверчивому старику и оглядел старост и глав родов за его спиной. Болары косились на Коскахаса Копеана рядом с юным болом: мало кто помнил в лицо малолетнего сына Барривана, а вот знаменитого воеводу знали все Полуденные острова. – Конечно, похож, старый мерин, язви тебя в печень. Ты что, рыбий глаз, слову моему не веришь? – загорячился Грубый Деан. Бареан взмахом руки оборвал верного ближника, и он тотчас замолчал. – Твой брат, старый Стеан, верно служил мне. – Шепотки тотчас прекратились. Стеан тоже был не последним человеком на островах. – Он погиб в бою, прикрывая меня. Я помню… я храню его последние слова. Бареан коснулся груди, а Одеан, староста Овчинного острова, подался вперед и впился глазами в лицо мальчишки. – Убийцы, нанятые навахусом Босаадом, подстерегли нас в переулке. Один из них пробился сквозь строй и почти добрался до меня. Однако старый дядька Стеан успел его ранить, но и ему самому крепко досталось. «Ты все помнишь?» – спросил он меня перед смертью. «Хорошая драка, – сказал старый Стеан. – Болары как овцы не умирают!» Одеан горделиво распрямился. Славная смерть! – Боларус инморта канвас! – разнеслось под сводами шатра. Старик Одеан глянул мельком на пришедших с ним, а затем преклонил колено, склонил голову: – Дианадохус калас, бол Бареан! Другие болары – с Восходного, с соседних островов – следом за упрямцем Одеаном встали на колено. Но не все, не все… Многие топтались, неуверенно переглядывались: уж больно большую силу собрал дианадох Босаад. Такая смута начнется… Бареан посмотрел на воеводу. Коскахас Копеан решительно кивнул в ответ, и многие прибывшие на Северный болары побледнели. Да что они так боятся? – Пойдемте, покажем вам кое-что, островной люд, – разлепил губы Череп. – Мой господин, бол Барриван, не жаловал слуг Безносого, изгнал с островов. А нынешний навахус, под которого вы легли, приветил ублюдков. В шатре поднялся угрожающий гул. – Да много ты знаешь! – выкрикнул кто-то, но безумца тотчас зашикали. – Будет, будет, – проворчал старик Одеан. – Куда идти-то? Тела замотанных по приказу Копеана нарочно не убирали с дороги. Еще и с соседних закутков и проходов натащили. Уважаемые болары пробирались сквозь груды мертвяков, переступая через трупы, и мрачнели с каждым шагом. Никто и подумать не мог, что при нынешнем боле развелось столько слуг Безносого! Это кто ж кормил этих дармоедов? Ведь не жнут, не пашут, в море на промысел не ходят… Идущие впереди красавцы-горцы в начищенных бронзовых доспехах вышли на широкую площадку и разошлись вдоль стен. Застыли, пристукнув пятками копий. Бол Бареан и дан Рокон с наследником замерли напротив жуткого жертвенника в центре. Посмурневшие старосты и главы родов с ужасом огляделись по сторонам. Черепа, кости, порубленные тела… А потом такое началось! Болары дали выход своей ярости! Мигом припомнили, сколько деток пропало в протоках. В островных селах оплакивали потери и судили о гневе Отца Глубин: ведь все мальчонки и девчонки потопли, слишком далеко заплыв от берега… А тут вон оно как! Грузный краснолицый староста Восходного, потерявший недавно внука, покачивался как пьяный подле груды маленьких тел и грыз седой ус. – Как мой отец изгнал слуг Безносого с островов, так и я прикажу казнить всякого замотанного, кто попадется!.. – звонко выкрикнул Бареан. Юный голос дрожал от ярости. Гомон как отрезало. Нынешние-то его слуги, конечно, перестарались… Но ведь Безносый – свой бог. И как же можно казнить жрецов… Ведь разгневается… Коскахас украдкой поморщился, точно от зубной боли: горяч, ох и горяч бывает Бареан! Разве можно правителю говорить такое?.. – А это еще кто?.. – со страхом прошептали в толпе. Все тотчас обернулись и увидели Тумму. – Ох и страх какой… – Он весь в крови никак? Бареан выступил вперед, обогнул жертвенник и подошел вплотную к коленопреклоненной статуе. Перед глазами дважды рожденного вдруг вспыхнул сноп света: взметнулось жаркое пламя, и Тумма ожил. Он внезапно подскочил на ноги, подхватил Бареана и притиснул к скале. Болары охнули, взялись за кинжалы… Тумма придерживал Бареана за плечи, а детские ладони покоились на гладкой поверхности камня. Ултер увидел, как из Туммы вырвался плененный огонь. Укрывище объяла тишина; только орала высоко в небе глупая чайка. Первым на колени опустился Коскахас Копеан, оглушительно громко лязгнув доспехом. Следом за ним, бормоча молитвы, брякнулся Грубый Деан, а потом уже повалились и все болары. Лишь дорча остались стоять на ногах, но побелевшие костяшки пальцев, сжимающих копья, и вытаращенные глаза горцев выдавали, чего им это стоило. Из ладоней Бареана по ложбинкам выдолбленного рисунка разбегался яркий свет: закрутился малый круг, вспыхнул большой, а затем засветились поверху и пять лепестков… Тумма одним движением убрался в сумрак, и потрясенный Бареан медленно повернулся. Гигантский рисунок за его спиной слегка пульсировал, наливался мощью. Юный бол распахнутыми глазами посмотрел на свои ладони, затем перевел глаза на скалу… – Мавуа-линн мортен боларус… – прошептали склоненные болары.