– Слуги распустили языки… – продолжил жрец. – Элса положила глаз на рекса, а тот уже ест с ее руки, слушает бабьи речи и пьет вино. – Славно! Славно! – У бола отлегло от сердца. Раз рекс так увлекся Элсой – то до боев ли ему? Схватка с имперцами без потерь не обошлась; не могла обойтись… Второй войны Дорчариан не потянуть. Да и Элса своего не упустит, раз взялась за дана. Уж сколько лет рекс проходил вдовым?.. – Не то! – рубанул Борон. Он все норовил сбить спесь со жреца. – Коскахас Копеан объявился! – Что-о-о?! – Бол вскочил с трона, одним прыжком перемахнул ступени и забе́гал подле замотанного. Тень Безносого по-настоящему служил только своему богу и гнев правителя встретил достойно. Он вытянулся взведенной тетивой и уставился красными глазами без век в стену напротив. – Отец Глубин и все подводное воинство! Копеан!!! Неужели крабы еще не гадят в его обглоданный череп? Я же отдал Коскахаса тебе! Прямо в руки! Слуги Безносого на моих глазах уволокли его в подземелья! – Костяшкой согнутого пальца бол вколачивал обвинения во впалую грудь Тени. – Почему же я вновь слышу это проклятое имя? – Он вырвался… Обманул охрану. Бросился со скалы, – прошелестело из-под одеяний. – Был шторм. Я решил, он утонул. – Решил? – Бол выхватил кинжал. Острие клинка затанцевало у смотровой щели в тряпках. – Ты многое пожертвовал Безносому: нос, губы, веки, уши… Тогда зачем тебе глазенки? Язык? – На все воля Безносого, – едва заметно пожал плечами Тень и выкатил больные, в красных прожилках, глаза на правителя. Бол сплюнул и отошел. Убрал клинок и двинулся к окну. – Слуги Безносого любят ночь, а ночь любит нас и прячет, – зашелестел жрец в спину. – Люди пьют в темноте, как безумцы, и совокупляются, как собаки… И болтают. Болтают в Арне, болтают в Арраине. Много пьют и много болтают, дианадох. Босаад выглянул в окно. Служанка кормила большой грудью его дочь. Остальные дочери, постарше, возились в песке, а жены разлеглись в тени и щебетали. Бол вздохнул. – О чем же болтают в сердце Империи? – Со страхом смотрят в степь… Но нам ведь интересно иное? Бол невольно кивнул в ответ. Кормилица потянула младенца, отрывая от груди, но вдруг вскрикнула. Девчонка укусила ее за сосок и зашлепала по груди малюсенькой ладошкой. Служанка увидела бола и замерла, побелев от испуга. Довольная кроха пристроилась к груди по новой. «Проклятье! Какой характер! Боевитый, упрямый! Если бы парень… Проклятье!» – Бол треснул по подоконному камню и повернулся. – Столичные воры недовольны выскочкой из Атриана, Рыбаком, нынешним ночным хозяином. Хотят свернуть ему шею… «Какое мне дело до воровских дрязг в Империи?» – Бол заломил бровь, но промолчал. – Этот Рыбак, по имени Остах, – бывший танас Эндира Законника… – Пораженные Босаад и Борон переглянулись. – В Арраине Рыбак заводил разговоры о найме кораблей на короткий срок… До Полуденных островов – и обратно. – Сученыш воровской! Жабья слизь!.. – прошипел бол. Ночной глава подыскивал корабли для ублюдка Бареана и горцев! – Мы кинули подметные письма главным столичным ворам. Не может ночной глава печься о чужой мошне. Намекнули – для нового ночного хозяина товары с островов могут и подешеветь… – Не то все, – буркнул Борон. Хитрости жреца ему пришлись не по нраву. – Рексова последыша, ученичка имперского, нужно прибить! И всего делов! Наследника убьют в Империи – Рокон вмиг на дыбы подымется. Про нас забудет. Босаад затаил дыхание. А что?.. Дельная мысль! – Безносый забрал всех слуг, что были в Атриане. – Жрец потер ладони. – Отныне этот город проклят… Гвардеец повеселел. Резня замотанных в Атриане до сих пор радовала ему сердце. – К тому же у рекса есть еще один сын, – добавил Тень. – Тогда дочку наместника прирезать. В горах, у Рокона под носом! – опять рубанул Борон. – Дочь Элсы и Сивена? – удивился бол. – В горах? – Она заложница у дана… – склонил голову Тень. В его голосе послышался интерес. – Дочка погибает… Сивен сгоряча разбираться не будет. Порешит в ответ горского мальчишку – и война завертится по новой, – торопливо, подгоняя себя, зачастил бол и пристукнул по подлокотнику. – Такое Безносому по нраву! Только убейте девчонку чисто, без яда, ножом! Чтоб на Полуденные острова не упала даже тень подозрений. Даже Тень! – Босаад развеселился и взмахом руки отослал жреца прочь. Борон проводил долговязую фигуру презрительным взглядом. Ночные убийства, резня детей, кровавые жертвы в подземельях… Открытый бой с врагом, лицом к лицу – вот путь мужчины, путь воина! – Что думаешь? – Бол подошел к карте. – Если они соберутся – где будем встречать? На море? На берегу? – На берегу. – Борон встал рядом и склонился над картой. – Они пойдут сразу к Срединному острову, к дворцу. Времени у них нет, захотят одним ударом все решить. Мест для высадки на Срединном не много… Встретим их как надо. Там всех и положим. Элса Эттик с замиранием сердца следила за рексом Роконом. Таким она его еще не видела! Весь словно из камня, лицо неподвижно, серые глаза неотрывно смотрят на собеседника. Она перевела взгляд на отца. Элам Эттик, завсегдатай высокого арнского двора, один из глав всемогущего Торгового союза, приближенный императора, подобрался и вцепился в подлокотники кресла. Напуганным Элам не выглядел – уж слишком много лет он отдавал приказы и вершил чужие судьбы. Однако Элса хорошо знала своего отца – не такого приема он ждал в горах, совсем не такого. Когда огромный обоз пересек старую-новую границу, брод через Джуру, долина всполошилась. Решили, что ополоумевший наместник вновь двинул войско на Дорчариан: так велик был отцовский выезд. Да и сама Элса изумилась: отец, несмотря на все свое богатство, всегда ценил скромность. Она порядком побаивалась этой встречи, с тревогой ожидая серьезного разговора о своем самовольном уходе в горы, о пошедшем вразнос Сивене… Но отец затеял совсем иную игру – и она даже не успела понять какую. В имение нагрянул дан Дорчариан с помолодевшим танасом, и теперь во внутреннем дворике, скрытом от чужих глаз и ушей, пахло грозой. – Торговый союз повелел не продавать мне зерно, – чеканил слова Рокон. Рядом в плетеном кресле развалился Гимтар. Танас благодушно улыбался, и оттого опытный Элам чувствовал себя еще более неуютно. – Но мне неизвестно… – начал отец, однако Рокон не дал ему продолжить. – Это ложь. Тебе известно. Это придумал ты… Или твоя дочь? – Рокон глянул на Элсу, и она вздрогнула всем телом. Глаза дана на миг потеплели, а губы тронула легкая улыбка. Элса не узнавала его. По ночам Рокон был жаден и горяч, они до рассвета не могли выпустить друг друга из объятий, а с приходом солнца дан Дорчариан снова становился немногословным и отстраненным. Когда все только закрутилось, она с радостью предалась волнующей охоте за сердцем неприступного горца, а через пару седмиц вдруг поняла, что охотятся уже за ней! Она увлеклась, загорелась и совсем позабыла, ради чего начала эту игру. Пока не прибыл отец. – Мне известно… Тебе известно… Слова, слова… – покачал гладко выбритой головой, умащенной розовым маслом, отец. – Горцы славны своим гостеприимством. Я думал… – Не те времена, – оборвал его дан. – Ты видел Архогу? Гостеприимное село, там всегда любили принимать имперцев. За это всех сельчан приколотили к воротам, а в живых остался лишь один парень. Ты хочешь говорить со мной о гостеприимстве? – Войны случаются между соседями. Вслед за войной приходит мир, – заметил Элам. Могущественный вельможа забеспокоился. Ему не дали возможности оглядеться. Как назло, перестали приходить весточки от Сплетника, на чьи сведения он так привык полагаться. Теперь Эттик-старший не понимал, как строить неожиданный разговор, который все более походил на допрос. – Власть долга́ только там, где властитель не верит словам, – добродушно прогудел Гимтар, жмурясь на солнышке. – Вот и Сивен не захотел подписывать мир; все соглашения между нами остались лишь на словах. – Чего ты хочешь услышать от меня? – рассердился отец. – Что нужно Дорчариан? – Зерна и рабочих рук, конечно, – бесхитростно ответил Гимтар. – Понять, что нужно главе Торгового союза в горах Дорчариан, – негромко добавил рекс, и Элам подался вперед. Рокон поднял руку и добавил: – Копье имперского метателя пронзило мою грудь, однако Мать Предков уберегла меня. И одарила. Я слышу ложь, Элам. Так что знай цену своим словам. Что тебе нужно в моих горах? Элса затаила дыхание и уставилась в стену перед собой. Дан слышит ложь? Она совсем недавно гладила рубцы на его сильном теле… Неужели Рокон говорил правду? Элам задумчиво пожевал губами и кивнул. – Арна гуляет по-прежнему. Все привыкли к сладкой жизни, и поражения на границах ничему не научили престол. Толгава, Дорчариан, Арзрат – все впустую… Гремят пиры, вино льется рекой, люди совокупляются на улицах, словно безродные псы… – Элам дернул щекой. – Арна оглохла и ослепла. Крылатая беда идет из степи, а за ней идут лакасы. Гимтар перестал улыбаться и переглянулся с Роконом. Тот вновь поднял руку и прервал отца. Дан Дорчариан выдернул меч и положил на низенький столик. Элам побледнел. – Эндир Законник, дан Дорчариан. По твоему слову отравили моего отца? Элам дернулся, словно от удара. Выпрямился, положил руки на колени и медленно ответил, не отводя взора от пронзительных серых глаз: – Нет. Я знал об этом решении глав Торгового союза, но не согласился и голосовал против. Более того – я отговаривал других от этого неразумного поступка. – Сивен Грис. Это наместник приговорил отца и исполнил все тоже он? – Отравили слуги Безносого… А Сивен… – Элам мельком посмотрел на дочь, и она едва заметно склонила голову. – Да, это он написал в Торговый союз, он нашел замотанных. Во дворике повисла тяжкая тишина, грозя оборваться лавиной. Дан Рокон поднялся и вложил меч в ножны. Прошагал к выходу и махнул рукой. Вернулся вместе со смешливым носатым стариком. Тот переваливался на кривых ногах и прижимал к груди ворох свитков с походной чернильницей. Рокон усадил старого горца на свое место и повел рукой перед собой, приглашая Элама продолжать. Отец вновь повел свой рассказ, но Элса уже не слушала. Она глядела только на бесстрастное лицо Рокона. «Неужели все это время он видел во мне? Читал мысли? И все это было нужно только…» Рокон и вправду словно услышал ее немые вопросы. Правитель горцев повернулся и вновь слегка улыбнулся. Невозмутимый, он прошел сквозь изумленные, растерянные взгляды и поманил ее за собой. Стоило им скрыться за углом, как дан подхватил Элсу на руки. Едва они ввалились на женскую половину, как рекс набросился на нее. Впервые Элса увидела его при ярком солнечном свете, а Рокон обвел ее обнаженное тело таким восхищенным взором, что она зарделась, будто юная девушка. И все это время, пока он брал ее, дан не отрывал взгляд от ее лица. – Так ты не гневаешься? – спросила Элса, когда они откинулись на подушки. – Не таишь злобу? – Мы еще поторгуемся с твоим отцом… – Он провел ладонью по ее мокрой спине. – Власть Дорчариан только окрепнет – чего же злиться? Но когда мы выстоим и все закончится – я удалю Элама из долины. Он слишком опасен. Рокон облачился в одежды, опоясался мечом и двинулся к выходу. Застыл на пороге. – Вот только, Элса… Я вскоре уеду… Еще есть время, но… – На Полуденные острова, – фыркнула Элса. – Воитель рвется на войну…