Обсуждение общих условий сделки в Зале дипломатических приёмов Белого дома скоро закончится и начнётся казуистика, где Рональд Рейган, одолеваемый смутным чувством неудовлетворения, что Кремль их всё же переиграл, не будет скупиться в отместку на эпитеты, маскируя их под шутливость: – Иной раз я завидую тоталитарным режимам. Газета «Правда» даст нужную Кремлю правду. А у нас высшее достижение – демократия. Независимая пресса – это просто бич. – СССР будет держаться в стороне. – Вы никогда не держитесь в стороне. Я имею в виду КГБ. – Я имею в виду – воздержаться наконец от провокаций на море и в воздухе. Это здесь мы расписались, ударили по рукам: «Партия!» – и разошлись… до поры. А там… – уполномоченный Москвы произвольно махнул рукой, намекая на Индийский океан и Аравийское море (и, кстати, безошибочно выберет направление), – люди взвинчены недавними стычками, лётчики, моряки, командиры… и руки на спусковых крючках. Инерция Эскадра контр-адмирала Паромова уходила. Для звёздно-полосатых развёртывание крупных сил в Аравийском море утратило смысл. Смысл теперь был в организации обследования места гибели «Бирмингем», со всеми вытекающими из этого процедурами – командование US NAVY считало своим долгом и ломало себе голову, как всё организовать, чтобы не афишировать потерю субмарины. Вот только факт доставки в акваторию глубоководного аппарата говорил сам за себя. Пока же для начала было решено развернуть видимость проведения в данном районе учебных манёвров, и все наличные корабли обеспечивали массовку. Собственно, об этом можно было бы и не упоминать, но тем самым объяснялась одна из причин, почему американцами не выделялось каких-либо обязательных или избыточных средств для слежения за уходящими советскими кораблями. Второй причиной являлся тот неожиданный демарш полномочного посла СССР на переговорах в Белом доме (а может, вовсе и не неожиданный): «…воздержаться наконец от провокаций на море и в воздухе». «Закинутая удочка» имела дальний прицел и сработала. И если ядро 8-й ОпЭск во главе с флагманским «Минском», насчитывающее несколько вымпелов, ещё имело какие-то значимые основания для «пригляда», то одиночка-крейсер «Москва» представлял минимум интереса и, по сути, выпадал из поля зрения разведки США и их друзей. Разве что совсем исключить «орбитальные окна»… возможные патрульные вылеты Р-3 «Орионов» из Диего-Гарсия, как и далее на предполагаемом маршруте, огибающем африканский континент, вероятные встречи с натовскими кораблями, базирующимися на островах заморского региона Франции в Индийском океане. А в целом… все были сыты по горло. Палубные F-14 и F-18, длинным плечом полёта не рассчитанные на долгий барраж в зоне, больше не появлялись. Что-то летало с «Таравы», не приближаясь, – ловили радаром. Напоследок, когда эскадра Паромова всё ещё сохраняла консолидированное построение, оставаясь в условном визуальном контакте, в небе появились громады В-52. «Стратофортрессы» описали размашистый «почётный круг», не задержались и сразу же поутюжили обратно. Приказ по эскадре на расформирование был уже озвучен. Штурмана давно начертили пунктиры маршрутов на базы – корабли задавали движение выбранными курсами: тихоокеанцы – на Тихий океан, черноморцы – через Суэц домой в Севастополь. Крейсер правил нос «вниз» к экватору. В сопровождение ему никого не назначили (так и задумывалось). Одиночное плавание. ПКР «Москва» Их всё же некоторое время опекали. Акустический пост спустя несколько часов абсолютно неожиданно (во всяком случае, подпустив недопустимо близко) «словил» подводную лодку. И на корабле снова забили тревогу. Затем успокоились. Свои!.. Подплав развлекался, подкравшись. Незримо (оставаясь под водой) сопроводив крейсер с полста миль, вскоре траверзом всплыла «чёрная наша» – многоцелевая атомная проекта 945 «Барракуда». Подводники высунулись наружу, помахали руками. Постепенно став отставать на своих двенадцати узлах[267], отбили «радио» с пожеланиями счастливого плавания и, выписав циркуляцию, ушли курсом на север, долго оставаясь в надводном положении. «Спрашивается, чего шли? Зачем всплывали?» Капитан 2-го ранга Скопин стоял в своей каюте перед раковиной и зеркалом. Набрав в ладони холодной воды, влепил этой пощёчиной в лицо, изгоняя остатки сна. Где-то на задворках сознания ещё мельтешили боевые кадры: доклады о приближении целей, репетования огневых решений, лаяли сторожевыми псами стволы РБУ и АК-725, выла свирепой кошкой разорванная на куски противокорабельная ракета. И хотелось брякнуть: «Чур меня!» К настоящему его вернула громкоговорящая трансляция: «Очередной смене приготовиться на вахту!» Взглянул на время, заметив, что добежало аккурат к послеполуденной вахте: Что-то там по «громкой» ещё прозвучало о приёме пищи, вдруг пробудившее организм, прислушавшись к которому, Геннадьич поразился, что с начала всего боевого экстрима, с самой торпедной атаки и по сей момент, просуществовал практически без перекуса. Только воду хлебал… Вода понятно – жара. Но аппетит отрезало напрочь. И спал урывками. «Считай, что не спал. На нервах, очевидно. Да и просто не до того было». Утёрся, напялил «тропичку», засобирался. Не стал дёргать вестового. Сам спустился на камбуз – там священнодействовали (так уж вдруг оголодавшему показалось), тут же поставив работу кока в приоритеты сиюминутного – накормить командира. Здесь же с интересом, незаметно со стороны, подслушал кокшат[268]. Один вещал, дескать «американцам спуску не дали, а по успешному выполнению задания сам Горшков в виде поощрения дарит заходы кораблю в иностранные порты на выбор и на усмотрение экипажа». Скопин знал – такая практика от главкома бытует. Для неизбалованного советского человека «заграница» – это праздник: отпустят на берег, дадут местной валюты, покупай иностранные побрякушки… Матрос со знанием дела перечислил возможные места посещений, среди которых первыми по пути безошибочно назвал Сейшелы. Сейчас крейсер чертил пунктир круче к «чёрному континенту», якобы в Могадишо, что на юге Сомали. Однако полученная ранее шифрограмма из штаба предписывала на определённом узле маршрута взять южнее (румба три, не меньше) и следовать в точку у Сейшельских островов – там, на якорной стоянке их будет ждать обеспечитель. Знать об этом положено было только ещё старшему штурману. Только и оставалось удивляться: «Откуда эти-то черти знают? Матросским телеграфом?» В целом корабль ни в чём по материальной части особо не нуждался. И если следовать вокруг Африки, то дозаправка уместна была бы уже на другой стороне континента. Например, в Луанде. Кавторанг ещё раз мысленно пробежался по пунктам последней рабочей повестки: осиротевший Ка-25 с погибшего БПК включили в состав авиагруппы «Москвы», заменив тем самым утерянный свой. Что характерно, прежний экипаж передали на «Николаев», как и всех, кого успели принять с утонувшего «Проворного», включая даже двух тяжело обгоревших, нежелательных к транспортировке. Таково было требование штаба. Из нештатного на палубе оставался повреждённый штурмовик Як-39Ш. Сначала подумывали переставить его краном на вспомогательное судно. Однако в условиях неспокойного моря делать этого не стали. С «Минска» вертолётом по-быстрому прислали необходимые для ремонта ЗИПы. Авиатехники неспешно возились с восстановлением машины. На этот случай Скопин полагал, что в спокойных водах близ Сейшельского архипелага операция по «пересадке» самолёта краном на любую подходящую транзитную палубу затруднений представлять не будет. Либо «вертикалка» вообще пересядет сама своим ходом. «Не тащить же этот крылатый пеппелац через два океана и семь морей». Он даже на всякий случай отправил запрос на уточнение по инстанциям. Штаб не ответил. Нет там, в оперативно-руководящих структурах вооружённых сил, всегда было кому озаботиться текущими и любыми второстепенными вопросами… На данный момент в кабинетах и коридорах Генерального штаба царил настоящий переполох! Случилось происшествие, драматизировать которое были все основания… и более чем! Сейчас генералитет волновал другой «Як». Непредвиденные последствия Непростые вещи обладают непростыми свойствами, способными на непростые решения. Самолёт вертикального взлёта-посадки Як-141 даже в ряду одноклассников простым не назовёшь. Машина, по сути, являлась уникальной, несущей в себе специфические решения и от того вне сомнения достаточно секретной. Проводить какие-то особо продолжительные учебно-показательные полёты с индийских аэродромов советским руководством не планировалось. После демонстрационной программы «Як» сравнительно скоро собирались вернуть обратно на ТАВКР «Минск». Разгоревшийся на пакистано-индийской границе конфликт несколько скорректировал схемы. Дальнейшая передислокация 8-й ОпЭск от берегов Индии, а затем и вовсе – подчиняясь необходимости – уход из региона, спровоцировал другие решения. * * * Взлетели с индийской авиабазы Авантипуре (штат Кашмир) – Як-141 и военно-транспортный Ан-72, куда загрузились специалисты из конструкторского бюро, технический персонал, а также какое-то имеемое запасное оборудование к СВВП. В сопровождение индийцы выделили два истребителя Миг-21. Полёт должен был проходить на большой высоте. Маршрут, пролегая до северной границы Индии, огибая воздушное пространство Пакистана, далее по прямой дважды пересекая афганскую территорию, выводил самолёты к аэродрому Гиссар, расположенному неподалёку от Душанбе. Радиолокационное наблюдение и контроль обеспечивал самолёт ДРЛО А-50, барражирующий над Таджикской ССР. Косвенно и напрямую трафик прикрывали дежурные в патруле Миг-23МЛД. На тридцать пятой минуте полёта (внизу уже лежали земли Афганистана, и индийские «Миги», покачав плоскостями, отвернули, возвращаясь на базу) пилот «Яка» сообщил о нештатной ситуации – сбоях в системе управления. Приборная панель замигала огнями аварийной сигнализации; сзади (точно за затылком) вдруг раздался хлопок, самолёт взбрыкнул, закрутившись вдоль оси, дёргая тело пилота разнонаправленными векторами перегрузок с полной потерей ориентации. Всё это произошло на глазах экипажа Ан-72, следовавшего за «ведомым» в строю пеленга: «Як» рыскнул, качнулся с крыла на крыло, от него – с «холки» гаргрота вдруг что-то отделилось, беспорядочно кувыркаясь, исчезая за хвостом. Машина, закрутив неустойчивую, рваную «бочку», полого посыпалась с эшелона. Пилот, очевидно, пытаясь обуздать управление, заметно уклонился от курса, на несколько градусов забирая влево.