Командир группы ОСНАЗ вывел напрямую рабочую частоту, на которой переговаривались американские лётчики. Те – открытым текстом, не таясь, заполнили эфир англоязычным: – А эм боат «зирой, зирой, найт», воч раша шипс… дирекшн: фри, фо, зироу… Хеллкоптер кариер… пауэр дэт чу… зироу, зироу, фочи файф… вэн зирой врайт э лайк дэт. Из всего этого хрюкающего, рваного и неразборчивого в помехах, в вольном переводе на своё знание «английского», Скопин вывел самое очевидное: «Сообщили о нас на свой корабль-матку: мол, обнаружили «раша»-вертолётоносец… и наши координаты, пеленг-курс, короче – основное». Сверху, с поста сигнальной вахты уже оповестили, что видят! Шестёрка (посчитали) «Харриеров» проходила на средней высоте и много в стороне от крейсера – американские пилоты сразу «резали» курсом по направлению к «Минску». Вертолётоносец ПЛО, по-видимому, их особо не заинтересовал. Тем более что в небе появилось «торжественно» встречающее звено «Яков». В несение вахтенной службы в «ходовой» возвращалась монотонность. Собственно, какого-то заметного возбуждения из-за прячущегося где-то за горизонтом американского корабля и не предусматривалось. В конце концов, не та это посудина – УДК, чтобы ждать от неё чего-то «выдающегося». И от его авиагруппы тоже. Приёмный пост, настроившись на авиационные диапазоны, перехватывал радиопереговоры лётчиков: что наших, что чужих – американцы наглели, наши наглели в ответ. По эскадренной сети шла трансляция очередных (дополнительных) распоряжений КПС (командного пункта связи) флагмана. При перестроении КПУГ (сдвигаясь к северным румбам) сложился немного неадекватный ордер, сконцентрированный по-прежнему против южной, югозападной полусферы. Капитан 2-го ранга Скопин оценивал сложившийся строй прикидочно, как временный. Собственно, на подходе был БПК «Проворный», который несколько часов назад появился на радаре, на связи и… вот – уже в оптике. И кавторанг пока ещё не определился – какое место ему выделить. На это время снова «проснулась» группа освещения воздушной обстановки, известив о новом обнаружении воздушной цели – по тому же пеленгу с южных румбов. Парной. Успев дать вычетом доплеровской составляющей уточнения о дистанции и предположительной скорости, с поста ПВО бесстрастно известили, что цели пропали. – Куда пропали? – решил переспросить командир. – Думаю, – после некоторой заминки ответил офицер «на проводе», – за радиогоризонт. Идут низом. Почему-то эта неуверенность подчинённого породила у Скопина неадекватную тревогу: «А вдруг?», взбреднув в голове картиной: пуск с корабля, а скорей всего, из-под воды – субмариной: две ракеты подскочили на стартовой горке – «засветившись» на радаре… и нырнули на маршевый низкополётный участок, пропав до поры. «Хотя… – кавторанг уточнил у операторов дистанцию РЛС-контакта и, получив ответ, отмёл бредни. – Нет! Для „Гарпуна“ слишком далеко, а „Томагавки“ по движущейся морской цели играют не очень». То, что «Томагавки» с ядерной боевой частью как раз таки и «играют» против корабельных соединений и групп, не хотелось даже и думать – не верилось. «С чего американцам начинать драку с пары ракет. Если уж достигать результата, то лупить залпом». Не прошло и пяти минут… И это снова оказались «Харриеры» – уже видимые в радарной сетке, они вскоре и сами себя обозначили: совершая заход по-военному, с кратковременным включением бортовых радаров – для обнаружения цели, и повторно – для уточнения. Эти, в отличие от первой группы, приближались с нулевым курсовым параметром – следуя прямо на крейсер. На КПУГ реагировали соответственно… Соответственно организации боевого дежурства ПВО. Было там, в перечисленных пунктах: «…с появлением цели в зоне действия включаются средства радиотехнической разведки; разворачиваются группы объективного контроля. При прокладке параметров движения ВЦ и выхода её на угрожаемые рубежи дежурным офицером повышается готовность ЗОС[219]. Цели берутся стрельбовыми РЛС на сопровождение». И далее, и в следующих строках: «При пересечении других соответствующих рубежей все средства ЗОС и РЭБ приводятся в „Боевую готовность № 1”». Но до этого доводить было рано и не по делу. А капитан 2-го ранга Скопин и не собирался, получив с флагманского командного пункта (ФКП) строгие указания «избегать и не провоцировать инцидентов». «Угроза воздушного нападения» по эскадре, что бы там ни происходило над ТАВКР «Минск» с прилётом американских «палубников», не объявлялась. Разворачивать «стволы» – нельзя. Создавать преднамеренные помехи чужим радиоэлектронным средствам тоже вроде бы как нельзя. Можно отслеживать (сопровождать) самолет своими средствами, в готовности к применению оружия, но без включения приводов артустановок и ЗРК. Словом, в режиме «Практические учения», но по вполне реальным целям. У тех двоих, что вертели головами за остеклением фонарей пары «Харриеров», имелись свои инструкции. Осмотревшись минутной паузой, простимулированные кэптеном Ньюменом, лётчики Морской пехоты США для своих «игр» выбрали, безусловно, более привлекательный во всех отношениях вертолётоносец, проигнорировав раскинутые по флангам корабли ордера. Просвистев «пристрелочным» пролётом над местом, истребители-бомбардировщики виражнули на разворот и… произвели атаку с кабрирования. Разумеется, это была лишь имитация… пусть и очень близкая к натуральной. Да и само по себе «кабрирование» не предусматривает сближения с кораблём-целью. Ко всему парни в кокпитах старались не нарываться, и избегали в «боевом заходе» параметров, трактуемых как «угрожаемые» и не иначе. И только увидев (после серии пике и топмачтовых пролётов), что русские внизу сохраняют «олимпийское спокойствие», лихие морпехи стали помаленьку «резать углы», проходя впритирку и вровень с антеннами. – Суки! – в ходовую рубку с «улицы», будучи вместе группой визуальной разведки на сигнальном мостике, ввалился злой, а оттого казавшийся каким-то взмыленным и растрёпанным старпом: фотографировали, записывали номера, эмблему эскадрильи, с последующим занесением в журнал боевого дежурства. Потом это всё пойдёт куда надо и как полагается – по инстанциям, вплоть до нудных дипломатических «нот протеста». – Эти два гада здесь, чтобы потрепать нервы именно нам! – помощник, вскипая, добавил ещё пару выражений, позабористей и нецензурно. (Мат на флоте стоял всегда: обиходно-сопутствующий, эмоциональный и, скажем так, «особый боцманский».) Скопин лишь покосился… Считая, что материться в присутствии командира, да к тому же на «капитанском мостике», может только сам командир, он не стал ничего говорить, в принципе согласный с главной претензией – к «двум гадам». И пусть голые, кроме двух ПТБ, подкрыльевые подвески «Харриеров» выглядели несерьёзно (не упрекнёшь, налёты – чистая имитация), а командующий контр-адмирал Паромов дал недвусмысленные инструкции «не бить по рукам», подобные пилотажные выкрутасы несли прямую угрозу взлетающим и заходящим на посадку вертолётам. Не говоря о том, что всё это «удовольствие» сопровождалось полным звуковым набором – свистом и реактивным завыванием. А уж когда один из американских пилотов не рассчитал… или наоборот, очень профессионально, варьируя вектором тяги, прошёл вдоль борта так, что с полётной палубы «сдуло пыль», командир не вытерпел: – Нет, это становится уже невыносимым! – вскочил из кресла. И без колебаний приказал перевести средства РЭБ в режим военного времени (снимали печати с блоков и приборов). – Американцам дать сигнал: «Произвожу полёты, вы мешаете моим действиям!» Приготовьте ракетницы. Если эти мудозвоны ещё раз пролетят близ корабля, стреляйте в воздух – отпугнуть. Фотогруппе – фиксировать. Командиру БЧ-2 по очередной провокации разрешаю взять самолёты на фактическое сопровождение. Возымело. Не факт, что американских лётчиков остановило переданное в эфире «не мешайте вертолётам». Вряд ли. А вот если сигнальная ракета, да в воздухозаборник, весьма вероятно, что однодвигательному самолёту каюк. Их и стрельнули (пару ракетниц) в упреждение! Реакция на взметнувшиеся шлейфы была та, что надо! Заходящий по корме штурмовик – чёрная точка в небе, тянется тёмный выхлоп – газует на разгон, ближе-ближе и уже угадываются скошенные вниз плоскости… Увидев опасность, пилот вздыбил машину на отворот, выплеснув в эфире сорвавшееся с языка: «Shit!» Старпом вернулся довольный! Просили – получите! Антенны локаторов крутятся, ракеты на пусковых установках грозно появляются и вновь исчезают в погребах, сучат туда-сюда орудийные башни. Теперь «Харриеры» кружили дистанцируясь… Впрочем, нет-нет да и срывая инверсионные потоки на провокационном вираже, не оставляя периодических попыток подразнить. Тем временем корабли КПУГ чертили размашистые в пару миль дуги, выстраивая ордер по-новому, перераспределяя сектор противолодочного поиска. Поднявшийся с порывами ветер, болтанка и возникающие завихрения в районе надстройки потребовали сориентировать ПКР для беспрепятственного взлёта авиагруппы – повинуясь команде и рулю, корабль потянул носом на волну. На время активного маневрирования, следуя переменными галсами и ходами, смотали ГАС «Вега». Дежурная четвёрка винтокрылов, «вцепившись» шасси в противоскользящую сетку, гоняла по готовности лопасти и винты. Дождавшись оптимальных условий, с СКП оповестили: – Экипажам – взлёт. «Камовы» дружно, один за другим, снялись с палубы. Крейсер смог вернуться на исполнительный курс… ощутимо набирая скорость, сравнительно живо выходя на 24 узла. БПК ордера немного сомкнули строй, опережая «Москву» по траверсам: справа «Николаев», слева «Петропавловск». Заметные буруны у обоих указывали на как бы не максимальные обороты на валах. Впереди по носу уже обозначился тёмно-серым абрисом «Проворный». У того тоже – если в бинокль, из-под форштевня летели тучи брызг. Получив место в ордере по корме флагмана, командир «Проворного» наметился проследовать по кратчайшей линии. И Скопин наметанным глазом определил: «Режет. Эдак аккурат разойдёмся бортами в паре кабельтовых. Просвистит, „пропоёт“ мимо»[220]. Сколько у нас по расчётному?» Взглянув на штурманскую «прокладку», кавторанг приказал вахтенному офицеру: – На «двадцати четырёх» идём ещё минут тридцать. Затем переходим на поисковые девятнадцать узлов. Шумим сильно. Опять было полез в кресло, да вдруг почувствовал, как заныло в животе: «Блин. Ну, точно, козлятина эта австралийская на обеде?» – сразу найдя «кенгуру отпущения» – первое, что пришло на ум и позыв из желудка. – Товарищ командир… – А? – Получили сводку с ФКП. Начальник разведки эскадры. Касательно обнаруженной ранее американской подлодки. Двадцать минут назад члены экипажа патрульно-противолодочного Ил-38, кружащего в районе дрейфа американской субмарины, увидели, как прямо под ними «Стёржен» ожила. Дав ход, «чёрная сигара» выписала дугу, ложась на курс, даже не пытаясь скрыть своих намерений. Набирая скорость, она мягко ушла под воду. Фрегат-охранник увязался следом. На «ost». Выслушав, командир вернул трубку аппарата ЗАС дежурному связисту: – Так, до нашего места ей от точки координат четыреста миль. Стало быть, ждать нам её к часу, ну примерно… – взглянул на наручные часы и… оставил, не затрудняясь подсчётом, махнув, дескать – штурмана дело, переключив внимание на бланки в руках офицера: – А это что? – Это вы просили, – лейтенант почему-то перешёл на полголоса, – послушать радио и… вот, переводы с иностранных информагентств. – Давай. Циркуляры от флагмана поступали последовательно, содержа лимитированную краткость и односложность в пунктах (до особых распоряжений). Ничем не отличался Генштаб – по выделенной линии спецсвязи, и Москва, кормящая военнослужащих информацией строго через фильтры политуправления. А знать полную и честную международную обстановку в регионе (минимум), Скопин считал, надо непременно. Бегло просматривая довольно обрывочные (на скорую руку) данные – выходило так, что там, «на соседней улице», пограничный инцидент вылился в неслабую войнушку.