Когда я обогнул крыло виллы «Закат», выходящее к океану, мне навстречу шагнул Кёртис. Его лицо потемнело от ярости, руки стиснулись в кулаки. – Она не хочет встречаться с тобой, – прорычал он. – Уйди с дороги, Кёртис, – спокойно произнёс я. – А то тебе будет больно. Кёртис встал в стойку карате. – Я сказал, она не хочет… В этот момент я ударил его ногой в колено, и он рухнул на землю. Второй удар ногой отбросил Кёртиса на пару метров вниз по склону к теннисному корту. Не успел он остановиться, как я уже сидел на нём верхом, придавив коленом к земле и держа за волосы. – День у меня сегодня выдался плохой, – терпеливо сказал я, – а ты делаешь его ещё хуже. Так вот, сейчас я отправляюсь к твоей хозяйке. Наш разговор займёт минут десять, после чего я уйду. Если у тебя есть хоть капля здравого рассудка, ты постараешься не попадаться мне на глаза. – Пошёл к чёртовой… Я что есть силы потянул за волосы, и Кёртис взвыл. – Кёртис, если ты пойдешь следом за мной, я сделаю тебе больно. Очень больно. Ты понял? Сегодня у меня нет настроения терпеть выходки такого пустобреха, как ты. – Оставьте его в покое, мистер Ковач. Неужели вам никогда не было девятнадцать лет? Оглянувшись, я увидел Мириам Банкрофт, стоящую с руками в карманах свободного костюма песочного цвета. Судя по всему, костюм был сшит по моде гаремов Шарии. Её длинные волосы перехватывал коричнево-жёлтый платок, а глаза блестели в лучах солнца. Внезапно мне вспомнились слова Ортеги о «Накамуре»: «Её лицо и тело использовали для рекламы продукции». Теперь я это видел: небрежная поза манекенщицы, демонстрирующей модную оболочку. Отпустив волосы Кёртиса, я отошёл в сторону, давая ему возможность подняться с земли. – Таким глупым я не был ни в каком возрасте, – покривив душой, сказал я. – Будет лучше, если вы попросите его успокоиться. И будем надеяться, вас он послушается. – Кёртис, ступай, подожди меня в лимузине. Я долго не задержусь. – И вы позволите ему… – Кёртис! В голосе Мириам Банкрофт прозвучало высокомерное удивление. Словно произошла какая-то ошибка, словно ничего подобного она от Кёртиса не ожидала. Правильно истолковав её тон, Кёртис вспыхнул и, прихрамывая, удалился с навернувшимися на глаза слезами ужаса. Я проводил его взглядом, так и не в силах решить – нужно ли было врезать ему ещё раз. Должно быть, Мириам Банкрофт прочла эту мысль по моему лицу. – Кажется, даже ваш неуёмный аппетит к насилию должен быть сейчас удовлетворен, – тихо промолвила она. – Или вы ищете новые цели? – Кто сказал, что я ищу цели? – Вы сами. Я быстро посмотрел на неё. – Я этого не помню. – Очень удобно. – Нет, вы не поняли. – Я поднял руки вверх. – Я действительно ничего не помню. Всё, что было у нас с вами, исчезло. У меня больше нет этих воспоминаний. Их стёрли. Мириам Банкрофт вздрогнула, словно от пощёчины. – Но ведь вы… – запинаясь, произнесла она. – Я полагала… Вы выглядите… – Так же, как и тогда. – Я окинул взглядом оболочку Райкера. – Ну, когда моё второе тело выловили из моря, оно оказалось почти полностью разрушено. У меня не было другого выхода. А следователи ООН отказались разрешить ещё одно раздвоение оболочек. Впрочем, я их особенно и не виню. Будет непросто оправдать и предыдущий случай. – Но как вы… – Решили? – Без воодушевления усмехнулся я. – А может быть, нам лучше пройти в дом и поговорить там? Мириам Банкрофт снова провела меня в оранжерею. На украшенном орнаментом столике, под шпалерами с мученическим сорняком стояли кувшин и фужеры на высоких ножках. Кувшин был наполнен жидкостью цвета заходящего солнца. Не сказав ни слова, даже не обменявшись взглядами, мы уселись друг напротив друга. Она наполнила себе фужер, не предлагая мне, – ничего не значащая мелочь, сообщившая целые тома о том, что произошло между Мириам Банкрофт и моим другим «я». – Боюсь, у меня совсем нет времени, – рассеянно заметила она. – Как я уже объяснила вам по телефону, Лоренс попросил немедленно приехать в Нью-Йорк. Если честно, когда вы позвонили, я уже собиралась в аэропорт. Я молчал, дожидаясь, когда Мириам Банкрофт закончит наполнять фужер. Затем я пододвинул свой. Чувствовалось, что движение было неверным до мозга костей, и от Мириам не укрылась моя неловкость. Наконец, до неё начала доходить правда. – О, я… – Не берите в голову. – Откинувшись назад, я пригубил напиток. Сквозь приятный вкус пробивалась терпкая горечь. – Вы хотите знать, как мы решили? Бросили жребий. «Камень, ножницы, бумага». Естественно, перед этим мы несколько часов беседовали друг с другом. Нас поместили в виртуальный форум в Нью-Йорке, очень высокоскоростной. Мы принимали решение вдали от посторонних глаз. Ради героев дня можно не поскупиться на затраты. Почувствовав, как в мой голос прокрадывается горечь, я вынужден был остановиться, чтобы справиться с ней. Пришлось сделать изрядный глоток напитка. – Как я уже сказал, мы долго беседовали. Очень долго. Обсудили множество различных способов сделать выбор, среди которых, вероятно, были и практически осуществимые. Но в конце концов вернулись к тому, с чего начали. «Камень, ножницы, бумага». Серия из пяти попыток. А почему бы и нет? Я пожал плечами, но у меня получился совсем не тот небрежный жест, на который я рассчитывал. Мне до сих пор не удавалось стряхнуть с себя леденящий холод, наползавший каждый раз, когда я вспоминал об этой игре. Я пытался пересмотреть решение, хотя тогда на карту было поставлено моё существование. Серия из пяти попыток, и перед последней счёт был равным. Сердце колотилось, словно дешевый ритм в «Закутке Джерри», и голова кружилась от прилива адреналина. Казалось, даже столкновение с Кавахарой далось мне легче. Последний кон он проиграл – его «камень» против моей «бумаги». Мы долго молча смотрели на наши вытянутые руки. Затем он встал и, слабо усмехнувшись, приставил к виску сложенные пистолетом указательный и большой пальцы – что-то среднее между воинской честью и пародией на самоубийство. – Передать что-нибудь Джимми, если я с ним встречусь? Я молча покачал головой. – Что ж, желаю пожить в своё удовольствие, – сказал он и ушел из залитой солнцем комнаты, закрыв за собой дверь. Какая-то частица в моём сознании до сих пор вопила, что он поддался в последней игре. На следующий день меня снова загрузили в эту оболочку. Я поднял взгляд. – Полагаю, вы недоумеваете, почему я не поленился прийти к вам. – Да, вы правы. – Это имеет отношение к Шерил Босток, – сказал я. – К кому? Я вздохнул. – Мириам, пожалуйста, не надо. Не усугубляйте ситуацию. Шерил Босток перепугана до смерти. Она боится, что вы спалите ей память полушарий за то, что ей известно. Я пришёл сюда за тем, чтобы вы убедили меня в том, что Шерил ошибается. Потому что я обещал это. Мириам Банкрофт долго смотрела на меня. Её зрачки постепенно расширялись, и она судорожно выплеснула мне в лицо свой напиток. – Ах ты заносчивый человечишко! – прошипела она. – Да как ты посмел? Как ты посмел? Вытерев глаза, я недоумённо посмотрел на неё. Какой-то реакции я, конечно, ожидал. Но совсем не такой. Мне пришлось смахнуть капли напитка с волос. – Прошу прощения? – Как ты посмел заявиться сюда и пожаловаться, что тебе было трудно? Ты хоть представляешь, через что сейчас приходится пройти моему мужу? – Что ж, давайте прикинем. – Вытерев руки о рубашку, я наморщил лоб. – В настоящий момент он является пятизвёздочным гостем специальной комиссии ООН в Нью-Йорке. Вы что, боитесь, что он переживает по поводу разлуки с супругой? Не думаю, что в Нью-Йорке так трудно найти публичный дом. Мириам Банкрофт стиснула зубы. – Какой же вы жестокий, – прошептала она. – А вы очень опасная. – Я почувствовал, как над поверхностью моего самообладания начинают подниматься струйки пара. – Не я в Сан-Диего забил ногами до смерти неродившегося младенца. Не я накачал клон своего мужа синаморфестероном, пока тот находился в Осаке, прекрасно сознавая, что будет с первой женщиной, которую он трахнет. Разумеется, вы позаботились о том, чтобы этой женщиной были не вы сами. Неудивительно, что Шерил Босток со страха наложила в штаны. Вот и сейчас, глядя на вас, я гадаю – удастся ли мне покинуть виллу целым и невредимым. – Прекратите, – порывисто выдохнула Мириам Банкрофт. – Прекратите. Пожалуйста… Я остановился. Некоторое время мы сидели молча. Она уронила голову. – Расскажите, как это случилось, – наконец сказал я. – Кавахара обрисовала мне всё в общих чертах. Я знаю, почему Лоренс спалил себе голову… – Знаете? – Теперь голос Мириам Банкрофт был тихим, но в вопросе прозвучали остатки былой злобы. – Скажите, что вам известно? То, что Лоренс покончил с собой, спасаясь от шантажа? Именно это сейчас обсуждают в Нью-Йорке, не так ли? – Это разумное предположение, Мириам, – тихо подтвердил я. – Кавахара загнала вашего мужа в угол. Завали резолюцию номер 653 или тебя разоблачат как убийцу. Единственным способом ускользнуть от ответственности было покончить с собой до пересылки свежей копии памяти в центр хранения психической информации. Если бы ваш муж не был так решительно настроен против версии самоубийства, возможно, он бы всё провернул. – Да. Если бы не появились вы. Я махнул рукой, делая слабую попытку защититься. – Я появился здесь не по своей воле. – А как же чувство вины? – произнесла в наступившей тишине Мириам Банкрофт. – Вы задумывались над этим? Вы задумывались над тем, что должен был почувствовать Лоренс, когда до него дошёл смысл содеянного? Когда ему сказали, что эта девчонка Рентанг была католичкой, то есть не могла вернуть себе жизнь, даже если бы резолюция номер 653 и воскресила её на время? Вы не думали о том, что, приставляя себе к горлу дуло бластера и нажимая на спусковой крючок, Лоренс наказал себя за своё преступление? Вам не приходило в голову, что он в действительности не пытался «ускользнуть от ответственности», как вы выразились?