Я заморгал. У меня было много самых разнообразных версий, сосредоточенных вокруг главного убеждения: Кавахара виновна в смерти Банкрофта. И всё же такое кричащее решение мне даже в голову не приходило. Но едва эти слова слетели с уст Кавахары, ещё несколько осколков разбитого зеркала, которое я считал достаточно целым, чтобы увидеть правду, встали на место. Взглянув в собравшийся уголок, я тотчас же пожалел об этом. Сидевшая напротив Кавахара усмехнулась, правильно истолковав моё молчание. Она поняла, что пробила брешь в защитной оболочке, и это её обрадовало. Тщеславие, опять тщеславие. Единственная слабость Кавахары, но зато какая. Подобно всем мафам, она со временем поверила в собственную исключительность. Признание, последний недостающий элемент мозаики-загадки, далось ей легко. Кавахара хотела, чтобы я его услышал, хотела, чтобы я увидел, насколько она меня опередила, как далеко я от неё отстал. По-видимому, шутка насчет тенниса задела её за больное место. – Лицом походила на его жену, – продолжала Кавахара, – её тщательно подобрали и довели до совершенства минимальной пластической операцией. Банкрофт придушил её. Кажется, кончая во второй раз. Подумать только, Ковач, что делает с вами, самцами, супружеская жизнь, а? – Ты засняла это? – Спросив, я понял, как глупо звучит мой вопрос. Улыбка вернулась на лицо Кавахары. – Ну же, Ковач, спрашивай то, на что я действительно должна отвечать. – Банкрофту оказали химическое содействие? – Ну да, разумеется. Тут ты прав. Очень мерзкий препарат, но, надеюсь, ты знаешь… Во всем был виноват бетатанатин. Замороженная медлительность, вызванная его действием. В нормальном состоянии я пришел бы в движение с дуновением воздуха от открывшейся двери. Эта мысль пронеслась у меня в сознании со всей стремительностью, на какую была способна, но уже по одному её присутствию я понял, что не успею. Надо было действовать без раздумий. В бою мысль – такая же неподобающая роскошь, как и горячая ванна с массажем. Она затуманила молниеносную прозрачность нейрохимии «Хумало», и я вскочил, вскидывая осколочный пистолет, опоздав на пару столетий. Шлёп! Шоковый заряд ударил бешено мчащимся поездом, и я, кажется, увидел мелькающие ярко освещённые окна. Мой взгляд застыл на Трепп, стоящей пригнувшись в дверном проёме, с шоковым пистолетом в вытянутой руке. Она осторожно следила за мной на тот случай, если промахнулась или на мне под костюмом-невидимкой надет нейробронежилет. Увы. Мой пистолет вывалился из судорожно разжавшейся онемевшей руки, и я рухнул следом за ним. Деревянная палуба, налетев, ударила меня по голове одним из подзатыльников моего отца. – Где ты пропадала? – В вышине прозвучал голос Кавахары, искажённый моим тускнеющим сознанием в низкое ворчание. Появившаяся в поле зрения изящная рука подобрала осколочный пистолет. Я смутно ощутил, как другая рука вытаскивает из второй кобуры шоковый пистолет. – Сигнал тревоги сработал лишь пару минут назад. – Трепп нагнулась, с любопытством разглядывая меня. – Маккейбу пришлось порядком остыть, чтобы его зафиксировали температурные датчики. Почти вся охрана до сих пор на верхней палубе, таращится на труп. Кто это такой? – Это Ковач, – рассеянно бросила Кавахара, возвращаясь к письменному столу, по пути засовывая осколочный пистолет и шокер за пояс. Моему парализованному сознанию казалось, что она удаляется по просторной равнине, что тянется на сотни метров вокруг, и превращается в крохотную точку. Похожая на куклу, Кавахара склонилась над столом и нажала кнопку на панели управления. Я не отключался. – Ковач? – Лицо Трепп резко стало безучастным. – Я думала… – Да, и я тоже. – Голографический дисплей на столе ожил, расплетаясь. Кавахара нагнулась, и у неё на лице заплясали разноцветные огоньки. – Он провёл нас за нос, загрузившись во вторую оболочку. Скорее всего, не обошлось без помощи Ортеги. Тебе следовало бы подольше задержаться на борту «Розы Панамы». У меня в ушах по-прежнему звенело, взгляд застыл, но я оставался в сознании. Я не мог сказать точно, является ли это побочным эффектом бетатанатина, ещё одним достоинством системы «Хумало» или следствием неумышленного сочетания того и другого. Но что-то помогало держаться на плаву. – Нахождение на месте преступления с оравой полицейских действует мне на нервы, – сказала Трепп, ощупывая моё лицо. – Вот как? – Кавахара была все ещё погружена в изучение потока данных. – Ну а споры на тему морали с этим психопатом, дополненные чистосердечным признанием, плохо скажутся на моём пищеварении. Я начала бояться, что ты никогда… Твою мать! Яростно дёрнув головой, она склонилась над столом. – Он говорил правду. – Насчет чего? Взглянув на Трепп, Кавахара быстро взяла себя в руки. – Неважно. Зачем ты ощупываешь его лицо? – Он холодный. – Разумеется, холодный, чёрт побери! – У меня в голове мелькнула сонная мысль, что раз Рейлина Кавахара прибегает к нецензурной лексике, она вне себя. – А как, по-твоему, он смог бы пробраться мимо инфракрасных датчиков? Он накачался «трупом» по самые уши. Трепп поднялась на ноги. Её лицо оставалось сосредоточенно бесстрастным. – Что вы собираетесь с ним сделать? – Он отправится в виртуальность, – зловеще произнесла Кавахара. – Вместе со своей подружкой-рыбачкой с Харлана. Но перед этим надо будет сделать ему маленькую хирургическую операцию. У него вживлена камера. Я попытался пошевелить правой рукой. Последний сустав среднего пальца чуть дёрнулся. – Вы уверены, что он не передавал? – Да, он сам об этом сказал. В любом случае, мы засекли бы передачу в ту же секунду, когда она началась. У тебя есть нож? По всему телу пробежала леденящая дрожь, подозрительно похожая на панику. Полный отчаяния, я попытался отыскать в охватившем меня параличе хоть какие-нибудь признаки выздоровления. Нервная система «Хумало» никак не могла прийти в себя. Я чувствовал, что из-за отсутствия мигательного рефлекса пересохла слизистая оболочка глазных яблок. Расплывчатое изображение Кавахары, вернувшейся от стола, выжидательно протянуло руку к Трепп. – У меня нет ножа. Из-за гула и дребезжания в ушах я бы не смог поручиться, но мне показалось, что в голосе Трепп прозвучало неповиновение. – Ничего страшного. – Кавахара сделала несколько широких шагов и скрылась из виду. Её голос стал тише. – Тут найдется кое-что вместо ножа. А ты свистни кого-нибудь из охраны, чтобы оттащить этот мешок с дерьмом к одному из фильтрационных отсеков. По-моему, свободны седьмой и девятый. Воспользуйся коммутационным разъёмом на столе. Трепп колебалась. Я почувствовал, как что-то упало – крошечный кусочек льда, оттаявший и отвалившийся от застывшего айсберга моей центральной нервной системы. Веки со скрипом опустились, поднялись, опустились снова. От этого очищающего прикосновения на глаза навернулись слезы. Трепп, увидев это, застыла, не делая ни шага по направлению к столу. Пальцы моей правой руки задрожали, согнулись. Я почувствовал, как начинают напрягаться мышцы брюшного пресса. К глазам вернулась способность двигаться. Послышался приглушенный голос Кавахары. Должно быть, она находилась в другом помещении, за аркой. – Они идут? Лицо Трепп оставалось безучастным. Она оторвала взгляд от меня. – Да, – громко произнесла она. – Будут здесь через пару минут. Я приходил в себя. Что-то заставляло нервы оживать, шипя и искрясь. Я чувствовал, как меня начинает бить холодная дрожь, и вместе с этим воздух, попадающий в лёгкие, терял плотную удушливость. Это означало, что действие бетатанатина заканчивается быстрее, чем я рассчитывал. Однако мои конечности словно налились свинцом, а пальцы, казалось, были в толстых шерстяных перчатках, по которым пропускали слабые разряды электрического тока. Нечего и думать о том, чтобы вступать в схватку в таком состоянии. Тело всем весом прижимало левую руку к палубе. Правая рука была откинута под неестественным углом. Мои ноги, самое большее, смогли бы удержать меня в вертикальном положении. Выбор действий очень ограничен. – Вот и хорошо. Я ощутил на плече руку Кавахары. Меня перевернули, словно рыбу, которую собираются выпотрошить. Лицо Кавахары застыло от сосредоточенности; в руке она держала плоскогубцы с заострёнными губками. Поставив колено на грудь, Кавахара придавила меня к полу, раскрывая пальцами веки на моём левом глазу. Подавив желание заморгать, я сохранил полную неподвижность. Плоскогубцы приближались, приоткрытые на полсантиметра. Я напряг мышцы запястья, и нейрозащелка выбросила нож «Теббит» в руку. Я ударил наотмашь. Я целился Кавахаре в бок, под последнее ребро, но сочетание шокового заряда и последствий бетатанатина дало о себя знать. Нож лишь полоснул ей левую руку чуть ниже локтя, наткнулся на кость и отскочил назад. Пронзительно взвизгнув, Кавахара отпустила мой глаз. Разумеется, плоскогубцы тут же нырнули вниз, попали мне в скулу и проткнули мягкие ткани щеки. Я ощутил смутную боль. Левый глаз затянуло кровью. Я снова сделал слабый выпад ножом, но на этот раз Кавахара успела отпрянуть в сторону и отразить удар раненой рукой. Она опять взвизгнула, и моя перчатка, колющая электричеством, разжалась. Рукоятка ножа скользнула по ладони вниз, и я остался безоружен. Собрав всю оставшуюся энергию в левую руку, я нанес хук снизу, попав Кавахаре в висок. Она скатилась с меня, зажимая окровавленную руку, и на мгновение мне показалось, что рана достаточно глубокая, чтобы состав Ц-381 достал до кровеносных сосудов. Но нет, цианиду хватило бы пары вдохов, если верить Шейле Соренсон. Кавахара, шатаясь, поднялась на ноги. – Какого хрена ты ждёшь, твою мать? – ядовитым тоном спросила она у Трепп. – Пристрели этот кусок дерьма, живо… Она осеклась на последнем слове, прочтя правду на лице Трепп за мгновение до того, как та потянулась за убранным в кобуру шоковым пистолетом. Возможно, правда дошла только сейчас и до самой Трепп, потому что она действовала слишком медленно. Отбросив плоскогубцы, Кавахара резко выхватила из-за пояса осколочный пистолет и шокер, наводя их на грудь Трепп до того, как оружие прислужницы успело наполовину покинуть кобуру. – Ах ты гребаная лицемерная сучка, – бросила Кавахара, и в её недоуменном голосе прозвучал грубый акцент, который я никогда раньше не слышал. – Ты ведь знала, что он приходит в себя, так? Ты – труп, долбаная стерва! Шатнувшись, я бросился на Кавахару как раз в тот момент, когда она нажала на спусковые крючки. Послышались выстрелы, ультразвуковой вой осколочного пистолета и резкий электрический треск шокера. Краем глаза я смутно увидел, как Трепп судорожно попыталась вытащить своё оружие до конца, но это ей не удалось. Она повалилась на пол с комичным выражением удивления на лице. В это самое мгновение моё плечо врезалось в Кавахару, и мы отлетели назад, к наклонному окну. Кавахара попыталась выстрелить в меня, но я обеими руками отбил пистолеты в стороны и обхватил её за талию. Она ударила раненой рукой, и мы повалились на скошенное стекло. Шокер, вывалившись из руки Кавахары, с грохотом полетел по полу, но она смогла удержать осколочный пистолет. Он описал дугу в мою сторону, однако я в последний момент неуклюже отвел его вбок. Другой рукой я ударил Кавахару в голову, промахнулся и попал ей вскользь в плечо. Свирепо оскалившись, она ударила меня головой в лицо. Мой нос сломался, наполнив рот привкусом сельдерея. Почему-то возникло острое желание глотнуть эту кровь. Кавахара навалилась на меня, прижимая к наклонному стеклу и что есть силы колотя кулаками в грудь. Мне удалось отразить два или три удара, но энергия быстро вытекала из тела, мышцы рук теряли интерес к происходящему. Внутри всё опять начинало неметь. Кавахара увидела, что схватка закончена, и её лицо, нависшее надо мной, исказилось в зверином торжестве. Она напоследок ударила ещё раз, прицельно, в пах. Согнувшись пополам, я сполз по стеклу и застыл бесформенной грудой на полу. – Это тебя надолго успокоит, приятель, – тяжело дыша, проскрежетала Кавахара, рывком поднимаясь на ноги. Под растрёпанным изяществом прически я вдруг увидел лицо, которому принадлежал непривычный акцент. Должно быть, именно это жестокое удовольствие видели её жертвы в Городке Ядерщиков, когда она заставляла их пить воду из матово-серой фляги. – Полежи здесь немного. Тело сообщило, что выбора у меня нет. Получив пробоину, я быстро тонул под тяжестью химических препаратов, они, словно ил, обволакивали мой организм и нервные окончания, которые не успели оправиться от шокового заряда. Я попытался поднять руку, но она плюхнулась вниз, как рыбина, проглотившая килограмм свинца. Увидев это, Кавахара ухмыльнулась. – Да, так будет лучше, – сказала она, рассеянно глядя на левую руку. Из распоротого ножом рукава сочилась кровь. – Ты дорого за это заплатишь, Ковач, мать твою. Кавахара подошла к неподвижному телу Трепп. – И ты тоже, стерва, – сказала она, пнув её в ребра. Та никак не отреагировала. – Да, а чем тебя купил этот ублюдок? Обещанием десять лет подряд лизать твое влагалище? Трепп молчала. Я напряг пальцы левой руки, и мне удалось продвинуть её на несколько сантиметров к ноге. Подойдя к письменному столу, Кавахара ещё раз взглянула на Трепп и ткнула кнопку. – Охрана? – Так точно, миссис Кавахара. – Мужской голос, который говорил с Ортегой во время полёта. – Произошло несанкционированное проникновение на… – Без вас знаю, – устало оборвала его Кавахара. – Вот уже пять минут как мне лично приходится разбираться с этим. Почему вы ещё не здесь? – Простите, миссис Кавахара? – Я говорю, сколько времени нужно твоей синтетической заднице, чтобы прибежать сюда по сигналу тревоги?