— Никому нельзя верить, Артур. Запомни — никому! У меня ощущение, что твой исполнитель меня крепко поимел и Мария жива. — Ты видел снимки. — Снимки… да, снимки… Костя встал из глубокого кресла, подошел к письменному столу и вынул из ящика пачку фотографий. Они с Артуром долго перебирали и пересматривали снимки, на которых была изображена лежащая лицом вниз женщина в темносиних узких джинсах и белой, выпачканной кровью водолазке. Рыжие волосы на затылке спутались и тоже были в крови. — Ну, ты не видишь, что ли, — Мария это, — изрек Артур, бросив фотографии на стол. Костя медленно вынул из плотного бумажного конверта кольцо. На квадратном бриллианте запеклась кровь, а в золотых лапках, державших камень, запуталась длинная прядь рыжих волос. Костя отцепил ее и намотал на палец, поднес к лицу и втянул ноздрями запах. Артур наблюдал за братом едва ли не с ужасом — никогда прежде он не видел его в таком странном состоянии. Вот что смогла натворить эта чертова русская стерва, на которой Костя женился вопреки воле матери. — Арик, я могу тебе кровью поклясться — что-то в этом деле нечисто, — изрек брат, задумчиво перебирая пальцами рыжую прядь. — У меня покоя нет в душе, понимаешь? И сейчас я думаю, что, может, и лучше, если она осталась жива. Я ее найду и верну. Пара месяцев — и станет такой, как я захочу. Воспитаю так, как мне нужно. — Костя, это плохая идея. Во-первых, Машка твоя мертва — тут с гарантией, во-вторых… оглянись вокруг, брат, — мир кишит красивыми женщинами. Кому, как не тебе, просто щелкнуть пальцами и получить сразу все, без надрыва этого, без мучений, без нервов? Костя оторвался от созерцания волос жены и перевел на Артура тяжелый взгляд: — Это ты способен жить со своей курицей в пятикомнатном курятнике. А я не хочу. Мне нужна особенная женщина — та, у которой есть характер. И я этот характер под себя переломаю. Он поднялся и вышел из кабинета, а Артур пробормотал по-армянски ругательство, призванное объяснить брату, как он не прав и как зря снова пытается втащить в их жизнь Марию. И даже хорошо, что она наконец мертва, хоть Костя в это и не верит. Москва Мэри Я не знаю, зачем я сделала это, зачем осталась здесь, а не полетела домой сразу. Честное слово, знала бы, как-то удержала бы свои порывы. Но нет! Меня несет — московский воздух и ощущение полной свободы от всех пьянят и наполняют организм адреналином. Нет Кости, нет ставшего уже привычным соглядатая Гоши, фиксирующего каждый мой взгляд, вздох, шаг, наконец, нет Алекса с его вечной издевательской полуулыбкой и едкими замечаниями, плавно переходящими в угрозы, даже Марго нет. Я одна, я в Москве — меня никто и ничто не держит и не сковывает. И этот парень, Сергей, подсевший ко мне на трибуне во время турнира. Я сперва недовольно скосила глаза, но потом совершенно забыла о соседе, погрузившись в любимый и единственно существующий для меня из всех мир — мир бального танца. Я следила за скользившими по паркету парами, сравнивала их мысленно с собой трех-пятилетней давности и с грустью понимала, что даже сейчас, после такого перерыва, вполне могла быть на уровне. Уж конкуренцию-то кое-кому точно бы составила. Мы с Иваном, моим бессменным партнером с семилетнего возраста, имели приличный уровень даже на европейской танцевальной арене, так что и здесь, на первенстве страны, вполне могли войти уж в десятку — точно, а то и выше. Но жизнь распорядилась иначе… Хотя — что кивать на жизнь, когда это я, я сама все разрушила. К чему мне был этот брак с ослепительным проходимцем-картежником Костей Кавалерьянцем? От отчаяния, от обиды на то, что меня бросил любимый человек? Воистину, как любила пошутить моя классная руководительница, не обладавшая памятью на народную мудрость, «назло кондуктору куплю билет и не поеду». Правда, я и билет не купила, и поехала — а толку? «Кондуктор», он же врач-травматолог Максим Нестеров, первое время даже не замечал произошедших в моей жизни изменений, а мне так хотелось, чтобы он страдал. Дурацкая женская привычка мстить таким образом, чтобы потом себе, любимой, было больно и отвратительно. Не хочу быть несправедливой — мой муж в самом начале семейной жизни был нежен, заботлив, внимателен, исполнял все мои прихоти и какие-то мелкие просьбы, потому что на крупные я была просто не способна — такой уж характер, мне никогда не нужно было лишнего. Но потом я вдруг открыла глаза и поняла: куда ж я, дура неумная, влезла? Буквально — «девушка, за кем вы замужем?». Нет, я знала, за кого выхожу, знала о темных Костиных делишках, о картежной игре, о шулерстве и даже о том, что мой супруг далеко не последний человек в криминальной иерархии нашего города, но мне почему-то казалось, что меня это никак не коснется. Коснулось. Коснулось в тот момент, когда я не ждала и даже помыслить себе не могла. И только страх за собственную жизнь заставил меня согласиться и уехать с Костей в Испанию — потому что лучше бесцельно слоняться по огромному пустому особняку жарким летним днем, чем гнить в холодной могиле на сибирском кладбище. А убитый на моих глазах Костин охранник оказался самым лучшим для принятия решения аргументом. Потому что в следующий раз на месте Овика могла быть я — запросто. Костя очень борзо взялся и перешел дорогу крупному чиновнику, а это уже не с командированным в гостинице на его премию играть. Так и вышло. И танцы мои кончились в один день — Костя прямо с паркета меня утащил, опозорил на весь город, сломал карьеру. И никакие слезы, мольбы и уговоры на него не подействовали: — Моя жена не будет крутиться полуголой в руках постороннего мужика! — сказал, как отрезал, попутно разодрав в лоскуты эксклюзивное платье для латины, расшитое кристаллами Сваровски. Вот так — из успешной танцовщицы с международным классом я превратилась в заложницу армянского карточного шулера, в украшение дома, в птицу в клетке, которую кормят отборным зерном, но при этом моментально накидывают на клетку покрывало, едва в комнату входит посторонний. Даже к единственной подруге мне невозможно было поехать, остался только Интернет, в котором особенно не пообщаешься и не пооткровенничаешь — я опасалась, что Костины охранники могут вскрыть почтовый ящик или аську. И все же я сумела вырваться, сумела сбежать, предварительно успев сделать мужу прощальный подарок — книгу о его похождениях, в которой подробно и в черных оттенках расписала все, что смогла узнать о нем и его подельниках. А что еще оставалось, когда муж в московском кафе застрелил человека, попытавшегося протянуть мне руку, избавить от ставшего опасным Кости? Что еще я могла сделать — одна, в чужой стране, без денег и паспорта? Только это — отомстить словом. Отомстила. Но кому в итоге? Только себе, потому что теперь вынуждена скрываться и принимать помощь Алекса, бывшего мужа моей Марго, зависимость от которого казалась мне еще более опасной. Вот так одна ошибка в жизни тянет за собой целую цепь неприятностей, а ты сидишь, брякаешь звеньями и напряженно мечтаешь о том, что рано или поздно какое-то из них перетрется, и тогда ты окажешься свободна — хотя бы на короткий срок. Я перемалывала все это в голове даже сейчас, во время турнира, следя с завистью за танцующими парами. Есть мысли, которые не покидают нас даже в минуты счастья… — Девушка, — вдруг раздался справа тихий голос, и я вздрогнула, — простите, что отвлекаю, но мне кажется, что вы разбираетесь в этом… — В чем? — недовольно спросила я, чувствуя себя вырванной из любимого мирка. — В танцах. — Если вы не разбираетесь, то зачем пришли? — Ответ прозвучал не совсем вежливо, да что там — откровенно по-хамски, и мне стало неловко. — Извините, я просто… — Ничего, — улыбнулся мой сосед, — я понимаю — вы так увлеченно следите за происходящим, а тут я… это вы меня извините. Чувство неловкости усилилось — собственно, ничего крамольного человек не сделал, он же не мог знать, о чем я сейчас думаю. — Не страшно. Если хотите, я могу ответить на вопросы. — Было бы кстати, — оживился он, — я, знаете ли, журналист, мне статью заказали о турнире, а я совершенный профан в танцах. — Зачем же согласились? — улыбнулась я, исподтишка рассматривая собеседника. Внешность его моим вкусам вполне соответствовала, я даже удивилась, что все еще способна думать с интересом о представителях противоположного пола — мне почему-то казалось, что муж начисто отбил у меня всякую охоту к знакомствам и разговорам. Явно высокий, с развитой мускулатурой — тонкий серый свитер с полосками натянулся на широкой груди и обтянул довольно приличные бицепсы. Светлые волосы коротко стриженны, а глаза — зеленые. Я давно не встречала мужчин с таким пронзительным цветом глаз. И смотрел он заинтересованно, но не с тем оценивающим выражением, с которым обычно мужчины рассматривают женщин, если хотят предложить выпить кофе, например. — Меня Сергеем зовут. — Мэри. — Мэри? — удивился он. — Да, а что тут странного? Собственно, это для меня ничего странного не было в этом имени — я уже давно перестала откликаться на Марию, свыкнувшись с тем, как меня называл Алекс. — Ничего, — пожал плечами Сергей, — просто не приходилось сталкиваться. Считал, что оно нерусское. — Нерусское и есть, — улыбнулась я. — И фамилия у меня тоже нерусская. Кавалерьянц. — А на армянку вы не похожи. — Ну, что делать, — неопределенно отозвалась я, не желая углубляться в пересказ автобиографии. — Да, бывает. А я вот чистокровный русак, если так можно сказать. Новиковы мы, — комично пригорюнился мой собеседник, и я невольно фыркнула: — А горюете так, словно хотите быть Новикяном. Теперь прыснул в кулак Сергей: — А что? По-моему, прекрасный вышел бы псевдоним — Серго Новикян. Мы рассмеялись, и только сейчас я заметила, что на паркете давно никого нет — объявили перерыв между отделениями. — Мы увлеклись знакомством и прозевали квикстеп, — сообщила я, — но если вы не уходите, то есть шанс наверстать в финалах. — Совершенно никуда не тороплюсь — мне же нужно выполнить работу, а я так пока ничего и не узнал. Может, пока в буфете время скоротаем? Вы курите? — спросил Сергей, вставая. — Курю. — Тогда — идем? Он протянул руку, помогая мне пробраться по узкому проходу между кресел и сойти с трибуны. Даже на огромных каблуках я оказалась ему по плечо и почему-то вдруг почувствовала, что хотела бы опираться на эту руку хотя бы какое-то время — настолько она показалась мне надежной. Может, это от моего постоянного одиночества? Алекс Он сидел на самом верху, там, где потемнее, и напряженно вглядывался в противоположную трибуну, на которой сидела Мэри. Даже издалека ее огненнорыжая голова привлекала внимание — ну как эта дурочка не поймет, что с такими волосами она самая заметная в любой толпе? Просто удивительно, как эти гориллы, что прилетели из Испании, до сих пор ее нигде не выловили. Хорошо, что Москва большая… Сам он нашел ее легко — постоянство привычек погубило не одного человека, и это всегда нужно учитывать, находясь в бегах, как Мэри. Она останавливалась в этой гостинице каждый свой приезд в Москву, еще будучи танцовщицей, — эту информацию Алекс с легкостью добыл у Марго, та, кажется, даже не заметила. Узнать, есть ли такая постоялица, тоже не составило труда, и он снял номер по соседству, чтобы иметь возможность слышать все, что происходит у Мэри за стенкой. Гостиница была не из дорогих, и привыкший к комфорту Призрак не испытывал положительных эмоций, но выбора сейчас не было — за Мэри необходимо присматривать, чтобы не натворила глупостей, а уж на это она большая мастерица. Сегодня ее понесло в Крылатское — не нашла места для прогулок ближе! Погода совершенно не располагала к таким поездкам, да и расстояние оказалось весьма приличное, пришлось трястись в метро, а потом еще и ловить частника, попросив его следовать за машиной, которую несколькими минутами раньше остановила Мэри. Мелкий не то снег, не то дождь бился в стекло, беспрестанно ерзали «дворники», вызывая мельканием головную боль, Алекс злился и отчаянно хотел курить. Когда Мэри выпорхнула из машины и понеслась под моросящей с неба мерзостью к Дворцу спорта, он сфокусировал взгляд на большой афише, украшавшей фасад, и все понял. Первенство России по бальным танцам, ну еще бы! Ностальгия замучила… Спрятавшись под козырек крыши, Алекс закурил и почувствовал, как ему становится чуть лучше. Теперь осталось не потерять Мэри в огромном здании — и все. Он еще не знал, как поступит, обозначит ли свое присутствие, покажется ли на глаза или так и будет ходить за ней тенью, нагоняя почти мистический ужас звонками и эсэмэсками. Последнее, конечно, лично ему нравилось больше — слушать и наблюдать, как бесится от бессилия Мэри, было не то чтобы приятно, но приносило все же некое удовольствие. Он успел неплохо понять ее натуру — взбалмошную, вздорную и себялюбивую. Мэри не выносила контроля, давления или приказного тона в голосе, но при этом в какие-то моменты умела быть мягкой и какой-то по-детски трогательной. Хотя тщательно скрывала это умение от всех, а от него — особенно. Алекс прекрасно знал, что нравится ей, и никак не мог понять, что же останавливает Мэри от последнего шага — ведь он столько раз предлагал ей это и намеками, и открытым текстом. Он бы давно прекратил весь этот «цирк с конями», как про себя называл происходящее между ним и Мэри, но останавливала Марго. Именно из-за нее он и ввязался в эту авантюру с рыжей танцовщицей и ее шулером-мужем. Если бы Марго не попросила помощи, то никакой Мэри в его жизни бы не было. Да — была бы фотография на экране монитора, был бы какой-то завораживающий взгляд ее глаз, но и все. Мэри не была красавицей — в ней просто присутствовало нечто такое, что делало ее притягательной настолько, что оторваться потом было сложно. Алекс любил других женщин и недостатка в них не испытывал, но Мэри чем-то зацепила, вызвала азарт — неужели он не сможет заставить ее делать то, что хочет он? До сих пор ему всегда удавались такие вещи, а вот с ней что-то пошло не так. И, злясь, он все-таки не мог оставить своих попыток, не мог бросить ее один на один с Костей и его гориллами. Когда Мэри решила уехать из Цюриха, чтобы «не мешать» их вновь вспыхнувшему роману с Марго, Алекс разозлился — эту идиотку ищут по всей Европе, а уж в России-то, где у нее, кроме сильно пьющего отца в далекой Сибири, нет вообще никого, найти ее труда не составит. Но спорить не стал — просто помог купить билет да вручил кредитную карту, на которую перевел деньги, заплаченные ему Костей Кавалерьянцем за убийство жены. Марго помогала инсценировать смерть подруги, хотя — Алекс это видел — искренне считала, что рано или поздно он все-таки выполнит заказ по-настоящему, без резиновой куклы в парике и одежде Мэри. Он не стал переубеждать ни одну, ни другую — вздорные девки иной раз надоедали ему хуже гриппа. Но кто знал, что Мэри не сразу поедет домой, а останется в Москве! И — что еще хуже — в это же время в Москву зачем-то явятся двое подручных Кости. Эту информацию Алекс получил от своего информатора и забеспокоился — он должен сделать так, чтобы с Мэри ничего не случилось хотя бы пока. Ничего не объяснив Марго, он улетел в Россию и теперь вот сидел во Дворце спорта, наблюдая за тем, как на противоположной трибуне к Мэри клеится какой-то хлыщ в сером свитере. «Ну, и в таких обстоятельствах она не может удержаться и не поводить за нос парня! — с какой-то непонятной досадой подумал Алекс, глядя, как Мэри с собеседником спускаются с трибуны и уходят из зала. — В буфет, наверное, пошли — перерыв скоротать. Кто же это такой, интересно? Надо позвонить Джефу, пусть подъедет — мне же не разорваться на двоих-то». С Джефом они были напарниками, долгое время работали вместе, страховали друг друга, а теперь Джеф помогал ему иногда, выполняя какие-то поручения здесь, в России, где временно задержался. Это обстоятельство делало Джефа незаменимым в некоторых ситуациях — как сегодня, например. Поручив ему слежку за парнем, заговорившим с Мэри, Алекс надеялся к утру иметь полную картину — кто, откуда, что надо. Мэри Я давно не говорила о танцах с кем-то, кроме Марго, и это оказалось так увлекательно и легко, что мы едва не прозевали начало финальных соревнований. Сергей то и дело черкал ручкой в небольшом блокноте, задавал вопросы и внимательно выслушивал мои ответы. Я же вошла в раж — говорила без умолку, как будто до этого несколько месяцев страдала отсутствием голоса, а теперь стремилась наверстать.