Квартира напоминала музей, и следователь Вадис даже замерла на пороге, осторожно посмотрев под ноги, - сапоги промокли в апрельской жиже, с них текло. Но дорогой паркет в коридоре был уже затоптан, в комнаты вели грязные дорожки следов. «С ума сойти… как теперь разобраться, где чьи?» - подумала Олеся, пробираясь в комнату, где, судя по звуку голосов, работала опергруппа. - Заходи, Олеся Ивановна, не стесняйся, - не поворачивая головы, пригласил криминалист, осматривавший распростертое на полу тело пожилого мужчины в бархатной домашней куртке. - Смотри, как тут у нас красиво. Люблю богатые квартиры - и пахнет в них приятно, и интерьеры, как в Эрмитаже, да и труп чистенький, туалетной водичкой благоухает - это тебе не бомжа на теплотрассе осматривать. - Евгений Семенович, вам бы все шуточки шутить, - обходя эксперта, заметила Олеся. - Причину смерти можете назвать? - Ты еще номер банковского счета спроси. Но на первый взгляд дядю сперва долго уговаривали отдать нажитое - заметь, при помощи грубой физической силы и различных не предназначенных для мирной беседы средств, - а потом незатейливо свернули ему шею. Работал, Олеся Ивановна, человек, который хорошо владеет руками. - Почему вы, Евгений Семенович, ни слова в простоте не произносите? - вздохнула Олеся, аккуратно садясь на темно-зеленый диван и вынимая протокол осмотра места происшествия. - Так бы и сказали: потерпевший убит после продолжительных пыток. - Ну, ты сама не глупая, напишешь в протоколе, как вас в Школе милиции учили, - отмахнулся эксперт. - Как отец-то? - Нормально. Пытается вставать, но пока не особенно удачно. Нам рекомендовали хорошего реабилитолога, Максим из кожи вон лезет, чтобы денег найти. - Интересно, где может найти денег сотрудник СОБРа? И когда ему их искать, если уж на то пошло? Олеся пожала плечами. Брат не любил распространяться на эту тему, но его все чаще не бывало дома по ночам, даже если он не дежурил. Олеся думала, что Максим наконец-то влюбился и пропадает у женщины, в конце концов, ему уже тридцать четыре, даже отец начал намекать, что неплохо бы и внуков увидеть. Отец Олеси, полковник милиции, пострадал несколько лет назад при пожаре в здании Управления, спасая подчиненных. Когда огонь отрезал ему путь к выходу, Иван Валерьевич Вадис выпрыгнул с третьего этажа, но неудачно приземлился и повредил позвоночник. Полгода в больнице, потом реабилитационный санаторий, затем - инвалидная коляска и неутешительный прогноз. Но Иван Валерьевич был не из тех, кто сдается, а потому упорно работал над собой, превозмогая боли в позвоночнике. Максим, старший брат Олеси, сотрудник СОБРа, оказался в семье главным добытчиком - подрабатывал где мог, да и Олеся старалась посильно помочь, занималась переводами, сидела ночами над чужими текстами. Она хорошо знала английский и довольно неплохо - испанский, потому время от времени находила заказчиков в Интернете и, посидев пару ночей со словарями, могла внести в семейный бюджет лишнюю копейку. На личную жизнь времени не оставалось - отец нуждался в уходе, хотя страшно от этого раздражался, да и вообще, когда в доме двое мужчин, а сама ты следователь, его не так много. - Вы так и будете светские беседы вести или мы все-таки поработаем? - В комнату вошел коренастый, коротко стриженный мужчина лет тридцати пяти, на ходу вытирая руки влажной салфеткой. - Фу, зараза… - Ты, Феденька, салфеточку где одолжил? - поднял голову эксперт. - Да не бойся, Семеныч, не из твоих запасов. Соседка дала. Какой-то козел все звонки на площадке дерьмом вымазал, чтоб его пронесло… - Ну, похоже, с ним это уже случилось, - невозмутимо заметил Евгений Семенович, - а ты в чемодане флакончик коричневый возьми, там спирта немного есть, обработай руку-то. И постарайся до конца дня без рукопожатий обойтись. Олеся фыркнула, закрыв лицо папкой, на которой писала протокол. Федор сделал вид, что заметил ее только сию минуту: - О, а у нас тут Олеся Ивановна работает… здрасте, барышня. Ну, что вы обо всем этом думаете? - Думаю, Федор Ильич, что это убийство укладывается в схему совершенного две недели назад в области. Там, если помните, тоже старичку-коллекционеру кто-то шею свернул. - Ну, господина Канунникова я бы коллекционером-то не называл, погорячились вы. - Федор кивнул на распростертое тело. - Это все-таки крупный антиквар, специалист. А дедок в области - так, любитель. - Хорош любитель! - вмешался эксперт, поворачиваясь к Олесе и глядя на нее укоризненно, словно это она назвала убитого любителем, а не капитан Мезенцев. - Да у этого любителя подлинников разных художников было штук двадцать - вы опись-то вспомните, которую в столе у него нашли. - Евгений Семенович, так я разве против? Я к тому, что способ убийства похож. Возможно, одни и те же люди работали, - сказала Олеся и почувствовала, как краснеет, - Мезенцев смотрел на нее в упор, и от этого взгляда ей хотелось снова укрыться за папкой. - А почему вы думаете, что убийц несколько? - поинтересовался капитан тоном строгого экзаменатора. - Потому что и там, и здесь следы обуви как минимум двух человек. - Олеся указала ручкой на обведенные экспертом следы у окна и у дивана, на котором она сидела. - Видите? И опять размер ноги маленький, тридцать девятый - для взрослого мужчины довольно редкий, согласитесь? - Может, баба? Олеся поморщилась: - Ну, почему сразу баба? И вообще… есть слово «женщина», чем оно вам не нравится? Эксперт, внимательно слушавший их диалог, вдруг хихикнул: - Олеся Ивановна сегодня что-то подозрительно к словам восприимчива. Мне, понимаешь, за черный юмор замечание сделала, тебе, Феденька, за лексикон… - Феминизм шагает по планете… - Капитан присел на корточки и принялся рассматривать домашнюю куртку убитого. - При чем тут феминизм… элементарно некрасиво называть женщину бабой. - Олеся смотрела прямо в макушку оперативника, и тот, словно почувствовав жжение, потер голову рукой. - Это вы еще просто молодая и не успели очерстветь, - заметил Мезенцев. - Лет десять поработаете на следствии - будете пропускать такие вещи мимо ушей и считать их совершенно нормальными. «Ну уж нет, - подумала Олеся, возвращаясь к протоколу. - Не хочу привыкать к такому». - Слышь, Семеныч, а у убитого в уголках рта шерсть - видел? - вдруг произнес капитан, наклонившись к трупу. Эксперт вздохнул: - Намекаешь, что убиенный - оборотень? - Семеныч, ну что ты как больной, в самом деле? - разозлился оперативник, вставая. - Шерсть у него в углах рта - что-то вместо кляпа засовывали, варежку или шапку какую-то. Возьми на всякий случай образцы. - Ты с ними на рынок пойдешь? Рукавицы-самовязы у старушек отжимать? Мезенцев махнул рукой и обратился к Олесе: - Ну что, Олеся Ивановна, соседей почти всех опросили. Внизу еще мои работают, а наверху я закончил, там в двух квартирах никого нет, а в одной бабулька лежачая, с ней сиделка. Так вот сиделка эта сказала, что между часом и двумя ночи слышала звуки борьбы и вроде как упало что-то тяжелое. Она время точно запомнила, было двадцать минут второго, она вставала, чтобы укол бабуле сделать. После грохота этого вроде стихло все, но уснуть сиделка быстро не смогла, вышла на кухню, чайник поставила и в окно выглянула. А от подъезда как раз отъезжала машина - «девятка» старая. - Какая наблюдательная женщина, - заметила Олеся, - даже марку машины определила. - А вы не смейтесь. Она до того, как в сиделки податься, на автомойке год работала, разбирается. Так вот, в салоне «девятки» было как минимум четверо. Нет, я допускаю, что это могли быть случайные люди, которые, например, в аэропорт ехали, - предвосхитил он Олесину реплику, подняв руку, - если бы не одно «но»: эту «девятку» сиделка видела во дворе несколько раз. Но, как я выяснил путем нехитрых манипуляций с телефоном, ни у кого из проживающих в этом доме такой машинки не обнаружено. - Ни у кого из прописанных, - поправила Олеся, - а проживать тут мог кто угодно, в том числе и владелец таинственной «девятки». Надо выяснить, не снимает ли кто-то квартиру или комнату. Дом небольшой, три этажа, два подъезда, на этаже по четыре квартиры - думаю, справитесь, товарищ капитан? - Наблатыкаются в своих университетах, - весело подмигнул Мезенцев, похлопывая по руке блокнотом, в котором, как догадалась Олеся, уже имелись сведения обо всех проживающих и прописанных в доме. - Я Школу милиции окончила. - Ах да, у вас же это семейное. Вся семья Вадисов оканчивала это учебное заведение, а потом служила в милиции, переименованной затем в полицию, - дед, отец, мать, Максим и вот теперь Олеся. Мама, Надежда Андреевна, была инспектором по делам несовершеннолетних. В девяносто четвертом году ее убил заточкой один из подопечных - проиграл в карты. Олесе было четыре года, Максиму десять. Отец остался с ними один, не считая деда, который в то время сам уже нуждался в присмотре. Так они и присматривали друг за другом - восьмидесятисемилетний дед и четырехлетняя внучка. Максим, чувствовавший себя в этой компании самым старшим, быстро научился варить нехитрый суп, картошку, нарезать хлеб и бегать в магазин. Отец служил в РУБОПе, и дети видели его редко - работы в те годы у его структуры было хоть отбавляй. Дед же, хоть и был уже физически немощен, оставался в здравом уме, имел жесткий характер и несгибаемую волю. Он прививал внуку и внучке уважение к законам и справедливости, внушал, что хорошо, а что плохо, как можно поступать, а как - категорически нельзя. Олеся очень любила его форменную папаху серого цвета и часто вертелась в ней перед зеркалом. Максим серьезно занимался карате и самбо, посещал секцию легкой атлетики, где считался неплохим бегуном на длинные дистанции. Учился он средне, но без троек в четверти, заучкой не был, скорее, - слыл в параллели авторитетным пацаном, который не побоится дать сдачи любому, если почувствует, что оппонент не прав. В школу Олесю тоже повел брат - дед не покидал пределов квартиры, а отец уже несколько суток сидел в засаде, выслеживая банду, грабившую обменные пункты. Максиму исполнилось тринадцать, он вытянулся, стал довольно широк в плечах для своего возраста, а серьезное выражение лица добавляло ему лет. Он совершенно не стеснялся того, что идет в школу вместе с первоклашкой, которой сам же завязывал банты, гладил юбку и белую рубашку. Олеся очень гордилась братом, любила его, бежала к нему, если что-то случалось, хотя охотников обижать сестру Макса Вадиса практически не находилось. Да и сама Олеся была не промах и могла за себя постоять, если нужно. Когда ей исполнилось шесть, Максим упросил своего сэнсэя взять девочку в секцию, пообещав присматривать за ней, и тот согласился. Олеся занималась в той же группе, что и брат, получалось у нее, конечно, неважно, но она была упорной и самолюбивой, а потому со временем ее навыки начали улучшаться. Но больше всего ей нравились маленькие вводные лекции, которые сэнсэй читал перед началом каждого занятия. Многое из них Олеся затвердила наизусть и часто сверяла свои поступки и решения с этими постулатами. Вот и теперь, получив сложное и запутанное дело об убийстве двух коллекционеров, она вспомнила, как сэнсэй говорил: «И круглое яйцо может быть прямоугольным - смотря как разрезать». Не все выглядит так, как кажется на первый взгляд, и вряд ли преступники - просто охотники за ценностями и деньгами. Как правило, воры такого плана стараются обойтись без убийств, долго и тщательно выслеживают свою жертву, составляют расписание и буквально живут ее жизнью, чтобы улучить момент и взять все тихо, спокойно и без спешки. А здесь… Такое впечатление, что действовали наглые, нахрапистые и ничего не опасающиеся люди, к тому же владеющие приемами рукопашного боя - свернуть шею человеку не так просто, гораздо легче зарезать, застрелить, удушить… «Нет, это яйцо точно прямоугольное, - думала Олеся, рассматривая лицо убитого антиквара. - И необходимо вычислить все углы. А что у меня есть? Тридцать девятый размер ноги и следы двух разных ботинок? Мелочь… Я бы после такого дела точно обувь и одежду выбрасывала, на них ведь наверняка следы крови жертвы - антиквара перед смертью пытали, и без нее не обошлось». - А вот и следочки, Олеся Ивановна, - громко произнес эксперт, видимо, заметивший, что Олеся задумалась. - Видите? - Он распахнул домашнюю куртку антиквара и показал ей несколько ран в районе ребер. - Чем-то тонким и острым кололи, но так, чтобы не сразу насмерть. И пальцы у него сломаны на левой руке - указательный и средний, видите? - Евгений Семенович поднял руку убитого и продемонстрировал Олесе странно вывернутые пальцы. - Ну, все верно - не на правой же ломать, вдруг они его что-то подписать вынуждали? - откликнулся Мезенцев, снова присевший на корточках возле тела. - На столе бумаги какие-то валяются, - сказала Олеся. - Смотреть можно или еще не работали там? - Можно, смотрите. - Эксперт снова завозился со своим чемоданом, извлекая оттуда одному ему понятные предметы. Олеся подошла к массивному письменному столу - такие всегда показывают в фильмах о советской эпохе, словно только такая мебель стояла в кабинетах разных начальников. Ящики были выдвинуты, их содержимое валялось на полу и на столешнице - какие-то документы, распотрошенная папка с чеками, записные книжки в потрепанных обложках, буклеты выставок и аукционов. Олеся присмотрелась - под одной из книжек лежала перьевая ручка, и на ее кончике было что-то похожее на каплю крови. - Ну что же вы, стол, говорите, отработали, а ручка так и лежит. Дайте, пожалуйста, пакет, - попросила она. Эксперт заворчал: - Начальства много, подчиненных мало, все сам, все сам… а я не мальчик уже, у меня зрение плохое. Вот пакетик, да руками-то не лапайте, что ж такое! Пинцет возьмите. Олеся аккуратно подцепила ручку и опустила ее в пакет, прогладила пальцами застежку и подняла на уровень глаз: - Перо погнулось. Похоже, ручку эту в кого-то воткнули. - Возможно, в потерпевшего, - предположил Мезенцев, подходя ближе. - Нет на его теле таких повреждений, - буркнул эксперт. - Там же чернила должны остаться, если ручкой писали до этого. - А если нет? - Все в лаборатории! - отрезал Евгений Семенович. - Вещдок в чемодан.