– Еще хуже! – напряглась собеседница. – Вы точно дороетесь до правды, все выплывет на свет божий! – Верно, – согласилась я. – Поэтому лучше быть откровенной. – Аня дура! – зло выкрикнула Света. – Маркелова хочет освободить отца, ее можно понять, – мягко сказала я. – А я не желаю швырять в маму комья грязи, – зашипела девушка. – Мне совсем не безразлично, что о ней, пусть даже после смерти, напишут в газетах. Я встала. – Хорошо, я ухожу. Но мы будем работать, и все скелеты неизбежно выпадут из шкафов. – Полагаете, мне нужно самой правду рассказать? – шмыгнула носом Светлана. – Да, – кивнула я. Дочь Сухановой поежилась, взяла со стола фотографию матери в вычурной резной и позолоченной рамке, совершенно не подходящей по стилю к минималистически оформленной гостиной, поцеловала ее, вернула на место и еле слышно произнесла: – К сожалению, я не умею принимать решения самостоятельно. Я человек ведомый, бреду по жизни вслед за кем-то. А если отваживаюсь действовать на свой страх и риск, получается такой салат... Да, я знаю, кто убил папу и мамочку, но открывать истину невероятно страшно. Надеюсь, не пожалею, что пошла у вас на поводу. Дайте честное слово хранить тайну, никому о ней не рассказывать. – Увы, не могу, – ответила я. – Все, что вы скажете, узнают члены бригады, мы всегда обмениваемся информацией по делу. – Коллегам можно, – разрешила Света, – но журналюгам никогда! Они всегда маму на прицеле держали, отцу проходу не давали, обо мне глупости писали. – Мы постараемся, чтобы до прессы ничего не дошло, – пообещала я. Светлана снова поежилась и наконец-то начала рассказывать. ...В институте Потемкина стала добровольным донором. Если откровенно, то Светлана не испытывала потребности помогать людям, она до дрожи боится уколов, но в учебном расписании был предмет под названием «История живописи», и преподавала его вредная старуха Эмилия Валерьяновна Орликова. Студенты боялись ее как огня, получить у нее четверку (о пятерке никто даже и не мечтал) было почти невозможно. На пересдачу экзаменов народ ходил к ней толпами. Уйти от бабки десять раз подряд с двойкой считалось нормальным. Эмилия Валерьяновна работала в институте всю свою жизнь, стояла у истоков его основания. Каждому было известно, что нынешний ректор Сергей Петрович когда-то тоже учился у вредины и сам делал к ней не одну ходку с зачеткой во время сессии – в молодости Орликова тоже не отличалась добротой. И вот однажды Сергей Петрович пригласил в свой кабинет двух студенток, Потемкину и Катю Симонову, и заявил: – Предлагаю вам бартерную сделку. Хотите получить «хорошо» по «Истории живописи»? Если «да», то можете спокойно идти к Орликовой и отдать ей свои зачетки. Девицы онемели от столь странного предложения, а Сергей Петрович продолжил: – Небольшое условие: отметку вам поставят, если вы поедете в больницу и сдадите кровь для одной девушки. – Нам надо стать донорами? – уточнила Катя Симонова. Сергей Петрович слегка замялся, но потом решился на откровенность. – У Эмилии Валерьяновны есть близкая подруга, а у той внучка Джулия, ненамного старше вас. Девушка тяжело больна, необходима кровь четвертой группы с отрицательным резусом и еще какими-то там особенностями. То есть очень редкое сочетание, почти уникальное. В нашем институте нашлось только два потенциальных донора – это вы. Очень прошу, помогите Эмилии Валерьяновне. У нее нет своих детей, она почитает Джулию за родную дочь и почти заболела от переживаний. Естественно, заставить вас я не могу, поэтому пытаюсь подкупить. «Четверка» по истории живописи в обмен на нужное количество крови. – Я так съезжу, – сказала Катя, – не надо мне незаработанных отметок. И что оставалось делать Свете? Пришлось соглашаться и ей. Так девушки оказались в муниципальной больнице. Потемкина попала в такую впервые (она-то посещала частную клинику) и была угнетена интерьером, мрачностью и нелюбезностью персонала. Кабинет, где брали кровь, от пола до потолка был облицован пожелтевшим от старости кафелем. Свету усадили на железную табуретку, медсестра неумело и больно всадила в вену иглу, а спустя продолжительное время буркнула: – Свободна. Через пару дней Светлану снова вызвали к ректору. На этот раз в кабинете Сергея Петровича сидела пожилая дама, которая при виде Потемкиной судорожно зарыдала и между всхлипами запричитала: – Деточка, умоляю! Жизнь Джулии зависит от тебя! Хочешь, встану на колени? – Не надо, – испугалась Света и в растерянности посмотрела на Сергея Петровича. Ректор потер затылок. – Светлана, познакомься, Раиса Демьяновна Крылова, бабушка Джулии, для которой ты сдавала кровь. – Она умерла? – Света попятилась, глядя, как по щекам старухи рекой бегут слезы. – Слава богу, нет! – воскликнул ректор. Раиса Демьяновна неожиданно легко вскочила, схватила Светлану за плечи и закричала: – И только от тебя зависит, выживет ли Джулия! Я готова на все, только помоги! Господь отнял у меня дочь Юлечку, зятя, я не переживу еще и смерти внучки. Умоляю! Сжалься над нами! Сергей Петрович оторвал пожилую даму от студентки, усадил ее назад в кресло и объяснил ситуацию. Кровь Кати по каким-то параметрам не подошла Джулии, а вот Светлана оказалась идеальным донором. – Вероятность такого совпадения минимальна, – говорил ректор, – на всем земном шаре можно отыскать лишь несколько человек, от которых Джулии можно сделать переливание. Это невероятная удача, мистическое везение, что нашлась ты здесь, в Москве. Раиса Демьяновна лишилась дочери и зятя. Если ты не поможешь Джулии, Крыловой предстоят новые похороны. И как бы вы отреагировали на такую информацию? Светлана дала согласие на новый забор крови. Глава 10 На сей раз процедура выглядела иначе. Светлане велели забраться на каталку и привезли в комнату, где на подобии операционного стола уже лежала девушка. Когда медсестры наладили какую-то хитрую систему трубок, соединившую донора с больной, и ушли за стеклянную перегородку, Джулия неожиданно открыла глаза и шепнула: – Спасибо. – Не за что, – ответила Света, – лишь бы тебе помогло. Похоже, Джулии было трудно разговаривать, потому что она ничего более не произнесла, но попыталась улыбнуться. Свете стало страшно. Кроме самой манипуляции ее напугала Крылова – Джулия выглядела умирающей, кожа у нее была серой, а рот походил на щель, в придачу у несчастной над верхней губой образовались глубокие морщины. Светлане очень хотелось спросить, не заразна ли Крылова, но она постеснялась, а потом подумала, что навряд ли человека, инфицированного СПИДом, вот так положат возле здорового, да еще будут проводить прямое переливание крови. – Как тебя зовут? – тихо поинтересовалась Джулия, когда процедура окончилась. – Света Потемкина. – Можешь подойти? – прошептала больная. Светлана уже поднялась и чувствовала слабость, но, пересилив себя, она приблизилась к каталке и вздрогнула. Нижняя часть лица Джулии была изуродована шрамами, которые издали походили на морщины. – Не бойся, – еле слышно проговорила больная, – я родилась с волчьей пастью и заячьей губой, мне в детстве операции делали. Жуть, да? – Я не заметила рубцов, – солгала Светлана, – испугалась твоей бледности. Джулия пошевелила пальцами. – У тебя есть родители? Как их зовут? Ты любишь маму с папой? – Вероника и Виктор, – ответила Потемкина, – они в разводе. Конечно, я их люблю. – Повезло тебе, – закрывая глаза, прошептала Джулия. – А мои родители умерли. – Ты поправишься, – чуть не заплакала от жалости Света. – Не беспокойся, если надо, я буду в больницу хоть каждый день ездить. – Хватит болтать! – оборвала их разговор медсестра. И скомандовала санитарам: – Увозите Крылову в палату. А ты, Потемкина, ступай в столовую, там тебе дадут полный обед, чай сладкий и булочку. – Спасибо, есть не хочется, – отказалась Света. – Это не предложение, а приказ, – отрезала женщина. – Донору положено бесплатное питание. – Чем больна Джулия? – робко поинтересовалась Светлана, когда они с медсестрой остались вдвоем. И получила странный ответ: – Головой. – Упала и ударилась? – не поняла Потемкина. – Дурью мается, – зло буркнула медичка. – Покушение на самоубийство. – Вау! – ахнула Света. – Говорю же, дура, – подытожила тетка. – Тут все отделение из таких. Бросит их парень – несутся в аптеку, купят таблеток, сожрут разом кучу, а потом спохватываются. На мой взгляд, если захотела на тот свет уйти, так отъезжай спокойно. Но нет, идиотки в «Скорую» звонят: «Спасите, помогите, я самоубийца!» Глупостей наделают, испугаются и хотят, чтобы им жизнь сохранили. А врачи их откачивают, между прочим, бесплатно. Слишком у нас государство доброе! Надо закон принять: если ты умереть решила и передумала, то лечись за свой счет, по коммерческим расценкам, никаких льготных лекарств. Отдаст кретинка пару миллионов, в следующий раз крепко подумает. А то у нас в седьмой палате Стефаненко лежит, всем в отделении глаза намозолила. Зимой ее начальник отругал, так она на табуретку влезла и, когда шеф в кабинет вошел, на его глазах шагнула с нее с петлей на шее. Демонстрация сплошная. В апреле она с мужем разошлась, сожрала горсть пилюль и «неотложку» вызвала. Сейчас опять привезли – облилась бензином, орала, что подожжет себя. Да только про спички или зажигалку артистка забыла, тогда и глотнула немного топлива. А бедные доктора за нее переживают... Такие мадамы всегда выживают. Тьфу! – И Джулия такая? – прошептала Светлана. – Все они одинаковые, – поморщилась медсестра. – Вроде от несчастной любви травилась, жених ее бросил из-за шрамов на лице. Врет небось. – У Крыловой около рта и правда некрасивые рубцы, – защитила Джулию Света, – я вздрогнула, когда их увидела.