Поездка домой была ужасно неловкой. Тринадцать Декс все еще злился на меня. Я только проснулась, но уже это поняла. Его враждебность сидела в спальне как дым в замкнутом помещении. И, когда я повернулась, его не было в кровати со мной. Обычно я вставала первой, и я даже не спала утром. Я вздохнула и перевернулась, посмотрела на потолок, собираясь с мыслями. Когда мы вернулись в квартиру прошлой ночью, я тщетно пыталась извиниться за то, что все скрывала от него, не только о Максимусе, но и о Саманте. Но он не слушал. Декс был опасен, когда злился. Такое бывало редко, но когда бывало, тучи сгущались, и он мог быть жестоким. Он не кричал, пока его не провоцировали, но он замыкался и кипел, испуская пар. Мои извинения не были приняты. Мы уснули, не помирившись, а я это ненавидела. И теперь, хоть утром обычно все казалось ярче и светлее, я ощущала, что ничего не изменилось. Он злился, как раньше, настолько, что не хотел проводить со мной время в кровати дольше, чем нужно. Мне было плохо. Меня мутило, сердце физически болело в груди. Я уже ощущала себя так из — за Ады, а теперь это перешло на другой уровень. Я села, прижимая одеяла к себе, прислушиваясь, ожидая уловить звуки Декса на кухне. Было тихо. Может, он ушел. От этой мысли мне тоже было плохо. Но я знала, что должна была делать сегодня. Мне нужно было позвонить гинекологу и договориться о вынимании внутриматочной спирали. Мне нужно было попытаться связаться с Розой, и я хотела сходить утром в тренажерный зал. Туда можно было дойти пешком, и если пропустить кофе и отправиться туда сразу, я успею. Я встала, надела штаны пижамы и прошла в квартиру. Я отправилась в ванную, а когда вышла, чуть не выскочила из кожи, увидев Декса на диване с Жирным Кроликом на его коленях, он пил кофе из своей любимой кружки. Он не посмотрел на меня, хотя пес повернул голову, и я невольно ощутила, что он настраивал собаку против меня. Я могла быть мелочной. Я могла провернуть «раз ты злишься на меня, то и я злюсь на тебя», потому что я была хороша в этом. Но я не хотела добавлять топлива в огонь — я просто хотела, чтобы он поговорил со мной. — Я в тренажерный зал, — сказала я, кашлянув. — Я немного опаздываю. После этого позвоню Розе. Тишина. Я ощущала себя ужасно неловко. Холод от него наказывал. Он сделал глоток кофе, но не смотрел на меня. — Звучит неплохо. Я свяжусь с Гарри или Атласом. Один из них даст нам ответы. — Ладно, — сказала я слабым голосом. Я поспешила в спальню, закрыла за собой дверь и шумно выдохнула. Я упоминала, как сильно не любила ссориться с ним? Я быстро надела штаны для йоги, спортивный лифчик, футболку и кроссовки, схватила бутылку для воды из шкафа и сняла телефон с зарядки. Я собрала волосы в хвост и пошла к двери, накинула объемную черную куртку, в которой я ощущала себя как готический зефир. — Напиши, если нужно будет что — нибудь купить, — сказала я ему. Он просто помахал на прощание. Фу. Я покинула квартиру, ощущая себя ужасно, надеясь, что пять минут ходьбы и сорок пять минут занятия поднимут мне настроение. Я пыталась ходить в зал дважды в неделю, хотя стоило делать это чаще, но это было лучше, чем ничего. Я не была так одержима весом, как раньше, и за это я была благодарна Дексу, ведь его дико влекло ко мне, как бы я ни выглядела (и я не собиралась отдавать свою попу и грудь, чтобы влезть в сорок первый размер), но я хотела поддерживать форму по многим причинам. Хорошо было то, что это отключало мой мозг, разум пустел. Я забралась на велотренажер в дальнем конце зала, робко кивнула остальным завсегдатаям этого занятия и всем, кто был на других тренажерах. После пяти минут разогрева я думала обо всем от моего тела и того, как я выглядела на тренажере, до Декса, Максимуса, Розы, ребенка, Ады и всего о Саманте По. Я прокручивала сцены в голове снова и снова, излишне анализируя все. А потом, когда скорость увеличилась, и стало сложнее, и на моем лбу выступил пот, я перестала видеть эти сцены. Я перестала думать. Голова опустела. Было так приятно. Но и нет, потому что ноги были напряжены, легкие пылали, и я хватала ртом воздух, я потела, и было так жарко, словно меня жарили. Все мысли сменились чувствами. Не эмоциями, а ощущениями моего тела. Я могла сосредоточиться только на этом. Когда занятие закончилось, и я устала, я все еще не могла думать почти ни о чем. Я была пустотой. Я получила эндорфины, это успокоило меня. Я знала, что в моей жизни сейчас происходил кошмар, это должно было расстраивать меня, но разум не принимал это. Перри сейчас тут не было. Я прошла в зал дальше и стала поднимать свободные гантели. Тут было почти пусто, как и бывало посреди утра по выходным, потому мне тут и нравилось. Я могла заниматься, не слушая лекции мужчин о моих упражнениях с гантелями, не чувствуя себя неловко. Когда мне хватило приседаний и подъемов груза, и эндорфины угасли, и я стала думать о том, какой ужасной была моя жизнь, я пошла к раздевалке, чтобы принять душ. Я любила личное пространство (я переодевалась в закрытой душевой кабинке), так что раздевалки не были моим любимым местом, но тут были кабинки, и в это время дня тут никого не было. Когда я прошла внутрь, тут было пусто. Я использовала туалет, прошла к своему шкафчику, где оставила пухлую куртку и телефон. Я не сразу смогла вставить ключ в замок, пришлось остановиться и проверить, что я открывала правильный шкафчик, а не чей — то еще. Я попробовала снова, и в этот раз он легко открылся. Я хотела распахнуть дверцу, но мне показалось, что кто — то прошел за мной. Я развернулась, ожидая, что пропустила кого — то в туалете, но никого не было. Хорошо. Да, было глупо думать, что Декс написал мне, пока я была на занятии, но я все равно проверила телефон. Конечно, там ничего не было, и мое сердце сжалось. Я не спешила домой, и я замерзла, ощущала себя неприятно, так что убрала телефон в шкафчик, заперла его, схватила чистое полотенце из стопки в углу. Убрав концы волос под резинку, я пошла в душевую кабинку, заперла за собой дверцу. Я жалела, что не взяла сменную одежду, но я особо не соображала. По крайней мере, домой идти было близко. Я хотела забраться в уютную пижаму и свернуться под одеялами, ожидая, пока Декс оттает. Я быстро разделась и включила воду, неловко ждала, дрожа от брызг, пока вода медленно нагревалась. На мне не было тонны макияжа, но я переживала за волосы, не хотела мыть их тут, ведь шампунь и кондиционер тут были ужасными, от них пряди становились как солома. Наконец, вода нагрелась достаточно, я встала под струи, стараясь не промочить волосы. За звуком душа я слышала, как дверь раздевалки открылась. Но не слышала шагов. Странно. Может, уборщица проверяла, был ли кто — то внутри. Я продолжила мыться, набрала гель в ладонь, но услышала, как дверца соседней кабинки открылась и закрылась на замок. У человека были тихие шаги. Конечно, в ряду были четыре кабинки, и я не знала, почему нужно было выбрать ту, что была рядом с моей. Там включили душ, шипение воды присоединилось к моей, и я стала смывать с себя мыло, глядя, как пена стекала в сток, кружась. Кровавая вода текла из — под стенки кабинки, почти задевая мои пальцы ног. Я вздрогнула, невольно отпрянула к стенке. Я подумала, что кровь пошла у меня, хотя до месячных была еще неделя, а потом поняла, что кровь текла из другой кабинки. Я старалась не ощущать отвращение — может, у нее были месячные — но дно каждой кабинки было с углублением, чтобы вода не могла течь ко мне, если только ее сток не забился. Стоило подумать об этом, больше крови потекло из другой кабинки. Я охнула и быстро вышла из воды, избежала крови вовремя, сердце колотилось так, что я дрожала. — Вы в порядке? — спросила я у человека, голос разносился эхом по комнате. Я слушала, но был только шум воды, и я видела только красный в воде, текущей под стенкой кабинки в мой сток. Боже, это было плохо. А если там кто — то был ранен? — Ау? — спросила я. Я хотела уже заглянуть в щель, когда ступни появились у стенки кабинки, повернутые в мою сторону. Я смотрела миг на ступни, страх во мне усиливался. Ступни казались знакомыми, призрачно — белые, с черными трещинами на коже и сломанными ногтями. Кровь текла по ногам бесконечной рекой. А потом одна ступня пропала. За ней и другая. Металл стенки выгнулся, словно кто — то толкал в него с другой стороны. Я тут же посмотрела на вершину стенки, успела увидеть длинную белую руку, тянущуюся туда, макушку черной головы, тело вот — вот могло перелезть ко мне.