– Отведите его к страже, – сказал один из них. Такат Тюран вдруг весь обмяк. Когда его поволокли по мостовой, он внезапно посмотрел на Фейру, и улыбка заиграла на его губах. Она ещё долго чувствовала на себе его огненный взгляд, после того как они завернули за угол. Фейра подождала, пока они не исчезли из виду, и только потом сказала лодочнику, куда её везти, – шепотом, чтобы только он услышал название острова. Как только она села в лодку, её охватила дрожь. Она отправила Таката Тюрана именно туда, куда ему хотелось попасть: в самое сердце дворца дожа. Но ей было известно, что он не станет действовать до завтрашнего дня, не нарушит свой план. Он дождётся, когда жители соберутся на праздник, чтобы унести как можно больше жизней. На Лаззаретто Ново Фейра на бегу расплатилась с лодочником. Она пробежала через ворота, едва поздоровавшись с Салве, спеша к свету, струящемуся из окна Аннибала. Девушка знала, что он ждет её, как и каждый день, чтобы возле камина вместе пересчитать вырученные ею цехины, с чувством вины, словно разбойники. Фейра распахнула дверь и увидела Аннибала таким, как и в первый раз, – сгорбившимся перед камином, с упавшими на лоб волосами. Сердце дрогнуло на мгновенье, но времени для воспоминаний не было. – Мне нужна твоя помощь, – произнесла она, задыхаясь от бега. – Ваш дож в опасности. Он вскочил. – Что ты имеешь в виду? Что случилось? – Рыжий конь уже близко. * * * Лодочник греб обратно в Венецию с усердием человека, которому хорошо заплатили. Он причалил к Фондамента Нуове и оттуда пешком дошёл до дома доктора Валнетти, чтобы сообщить, где живёт женщина в зелёном платье. Часть 4 Рыжий конь Глава 36 Доктор Аннибал Касон шел по площади Сан-Марко на заходе солнца. Его клюв казался почти незаметным в толпе гуляк, готовящихся к празднику Святого Марка. Рядом с ним шел его помощник – юноша точно такого же роста, что и доктор, несший сумку своего господина. Он был одет просто, в черный сюртук и бриджи, батистовую рубашку без платка, и кудри его не были прикрыты шляпой, однако женщины все же оборачивались, чтобы полюбоваться им. Сегодняшний праздник – день Святого Марка – был известен также как Festa del Bocolo, праздник розовых бутонов, потому что в этот день мужчины дарили розы на длинном стебле приглянувшимся им девушкам. Казалось, традиция не будет нарушена, несмотря на чуму, но венецианские девы и жены, молодые и опытные – даже те, которые уже получили знак внимания – бросали на Аннибала кокетливые взгляды. Это напомнило ему, зачем он носил маску. За его спиной розы, полученные девушками, падали к его ногам. Они не спали допоздна, и Фейра рассказала ему всё – с того дня, когда её родители встретились на Паросе, до признаний её матери на смертном одре и до того дня, когда она похоронила отца. Она рассказала ему о кольце с четырьмя всадниками и поручении – встретиться с дожем. Она рассказала ему о Такате Тюране, который исчез с Джудекки и появился, словно призрак, в тот вечер. Аннибал был поражен и посрамлён тем бременем, которое ей пришлось нести одной. В смущении она рассказала ему о роли, которую сыграл её отец в этой истории, и ему безмерно захотелось обнять девушку и сказать ей, что преступление её отца и заражение города – не её вина. Она не сделала ничего плохого, а лишь пыталась искупить их вину с тех пор, как попала в Венецию, а теперь, когда она просила его о помощи, чтобы предотвратить кровопролитие, у него не оставалось выбора. * * * Фейра шла медленно, еле различая дорогу в докторской маске, взирая на мир через мутные стекла. Она видела город таким, каким видел его Аннибал, и это сбивало её с толку. Пропасть, которую создавал клюв между доктором и внешним миром, казалась действительно непреодолимой; неудивительно, что сострадание было такой редкостью. Они подошли к звоннице. У подножия красной колокольни стояла золоченая клетка величиной с баржу. В ней расхаживал гигантский лев – живое воплощение символа Венеции. Фейра остановилась и внимательно пригляделась к чудовищу. Мех был пятнистый, а не золотистый, а лохматая грива, казалось, была изъедена блохами и местами облысела. Только глаза горделиво блестели в лучах заходящего солнца, которое окрасило их в такой же янтарный цвет, как её собственные глаза, но ничто не могло скрыть страданий животного. «Это лев Святого Марка, настоящий, – сказал Аннибал. – Совет держит его в клетке уже целую вечность. Когда этот умрет, достанут другого. Считается, что он приносит городу удачу», – добавил он с горькой иронией. Фейра не ожидала, что когда-нибудь пожалеет своего заклятого врага, но она и подумать не могла, что лев может выглядеть вот так. Он уже казался побеждённым. Они пересекли широкую улицу, ведущую к дворцу дожа. Аннибал и Фейра вместе дошли до широкой белой лестницы с великолепными алебастровыми гигантами, стоявшими, словно стражники, и взирающими на них своими безжизненными мраморными глазами. Пока они поднимались, Фейра вспомнила, как впервые шла по этим ступеням, и колени у неё задрожали; она узнала стражу, которая гналась за ней в тот вечер. На верху лестницы Аннибал, приложив руку к груди, обратился к двум невозмутимым стражникам, которые скрестили свои пики прямо перед его лицом. – Доктор Аннибал Касон, – сказал он смиренно, – к дожу. Стражники посмотрели не на него, а на Фейру в маске. – Ваш жетон, господин доктор! – попросил один из них. Фейра достала печать дожа, блеснувшую в её черной перчатке. Стражник взял её и рассмотрел со всех сторон. Она разглядывала металлический диск вместе с ним; дож и Святой Марк с одной стороны и Пророк-пастух – с другой. Точь-в-точь, как на дукате, который она носила на груди под докторским плащом. Девушка ждала. Ей не верилось, что скоро она увидит дожа. Себастьяно Веньера, адмирала Лепанто и правителя Венеции – своего двоюродного деда. К удивлению Фейры, жетона оказалось достаточно, чтобы алебарды расступились, и их провели внутрь. Один из стражников позвал слугу в красно-золотистой ливрее, чтобы тот проводил их. Она почувствовала легкий толчок в спину и пошла вперед, помня, что Аннибал, как её слуга, последует за ней. Пока они шли, девушка повторяла про себя то, что ей предстояло рассказать дожу о смерти своей матери, о том, как они везли саркофаг на корабле, об отце и Такате Тюране и предстоящем пожаре. Слуга провел их по каменному дворцовому переходу в огромный зал. Фейра видела много чудес во дворце Топкапы, но никогда не бывала в такой просторной комнате: она одна казалась такой же большой, как Святая София. Стены украшали изображения пасторальных сцен, а потолок являл собой лазурный небосвод, усыпанный звездами и круглолицыми ангелами. Высоко в облаках, словно птицы на ветках, расположились портреты десятков дожей с датами рождения и смерти, написанными на свитках. Фейра вздрогнула. Если она не сможет передать своё сообщение дожу, он тоже окажется в их числе, с сегодняшней датой смерти. Из внутренней комнаты, скрытой от глаз, послышались шаги, дверь отворилась, и её сердце замерло. Надежда блеснула и потухла, в комнату вошел камерленго. «Доктор Касон?» – произнес он. Фейра помнила его приятный низкий голос с того дня, когда он устроил ей допрос в доме Палладио: человек, который говорил вопросами. Кровь застыла у неё в жилах. Она кивнула, и клюв рассек воздух перед ней, словно топор палача. «Это по поводу архитектора? Что-то случилось?» Она молчала, а Аннибал тоже не мог говорить, иначе камерленго узнал бы его голос. Она покачала головой, размахивая клювом из стороны в сторону, и сердце её стучало так сильно, что она слышала его даже в маске. Наступила невыносимая тишина, камерленго нетерпеливо переминался с ноги на ногу. «Как вам известно, я исполняю роль, так сказать, посредника между миром и Его превосходительством. Мой господин дож скоро будет здесь, но сначала позвольте узнать причину вашего визита?» Фейра почувствовала, что Аннибал тянет её за руку. Ей хотелось сдернуть маску и кинуться мимо камерленго к приближающимся шагам, которые она теперь явственно слышала. Но как раз в эту минуту слева от них послышался шум. В небольшой двери, ведущей к каменной арке моста, внезапно появился стражник. Он тащил за собой арестанта, который был прикован к нему цепью, а следом за ними шел второй стражник. Камерленго раздраженно обернулся к ним. «Простите, пожалуйста, – сказал он Фейре. – Его надо допросить. Отведите его в комнату и ждите меня, – приказал он стражникам, ни на мгновенье не выдавая своим голосом, что ждёт узника. – Разве непонятно, что у господина дожа здесь будет встреча? Или вы думаете, нас можно отвлекать подобными делами?» Фейра тоже обернулась. Аннибал снова потянул её за руку, в надежде воспользоваться моментом и скрыться. Шаги дожа приближались. Арестованный поднял голову, глаза его горели, и Фейра всё поняла. Пока она смотрела на него в ужасе, огонь в его глазах словно воспламенил его сердце, и его камзол на нём взорвался. Огонь охватил его руки, перекинулся на стражника, к которому он был прикован, и тот завопил. Несчастный бросился к высоким шторам на окне, волоча за собой охваченного пламенем узника, сорвал шелковые занавеси и запутался в них вместе с Тюраном, и пламя поглотило обоих. От загоревшихся занавесей огонь перенёсся на крашеный потолок, с которого огненным дождём полилась, потрескивая и обливая стоявших внизу людей, горячая краска. Пока Аннибал пытался увести её, Фейра заметила, как камерленго бросился во внутреннюю комнату, и в облаке дыма различила призрачную фигуру в высокой белой шапке. Выбежав из зала, Фейра и Аннибал, забыв о своём маскараде, призывали всех встречных спасаться из дворца. Аннибал протолкнулся вместе с ней к большой белой лестнице, и они сбежали по ступеням вниз. Спустившись вниз, Фейра вспомнила, как однажды она уже была на этой лестнице, когда выносили хлеб бедным. Она схватила Аннибала за руку. «Слуги!» – крикнула она, заглушая вопли людей, которые доносились из-за поднимавшегося дыма. Они повернули обратно – в подвалы дворца и кухни, выгоняя толпы слуг на площадь. Поросята и цыплята, спасенные от ножа, суетились у них под ногами. Снаружи их встретила какофония криков, колокольного звона, молитвенного гула – а над всем этим разносился леденящий душу рев Льва Святого Марка. * * * Фейра и Аннибал обернулись, чтобы взглянуть на пожар; ажурные окна дворца превратились в темные кружева на фоне золотистых языков пламени. Бело-розовая кладка темнела на глазах. Девушка и не догадывалась, что огонь может быть таким грохочущим: что пламя рычит громче льва, деревянные балки, перекашиваясь и падая, пронзительно кричат, стекло визжит, расплавляясь. Фейра смотрела, завороженная этим прекрасным и в то же время ужасным зрелищем, не в силах отвести глаз, хотя пепел летел ей прямо в лицо. Она ничем не могла помочь дожу, хотя видела, что камерленго бросился спасать его; теперь опасность грозила всему городу. Она могла бы отвернуться и убежать вместе с Аннибалом, но знала, что ни он, ни она так не поступят. Они исцеляют и спасают жизни, и адское пламя молило их остаться. В молчаливом согласии Аннибал и Фейра стали пробираться к каналу, чтобы помочь потушить огонь. Они присоединились к быстро растущей цепочке людей, которые уже передавали друг другу вёдра с водой. Руководил ими высокий седовласый человек в длинном платье, которое было разодрано в клочья и почернело. Он был похож на священника или отшельника, но действовал так, словно возглавлял армию, и, как лучший полководец, не только отдавал приказы, но и сам первым, засучив рукава, бросался в огонь. Он указал им, куда встать, и Фейра, заняв место между ним и Аннибалом, начала передавать вёдра с солёной водой. Руки у неё уже ныли от натуги, а на ладонях появились волдыри, её вдохновляли мужество и человеческий дух венецианцев, стекавшихся сюда на помощь со всех концов города. С удвоенной силой люди бросились тушить огонь и теперь измученные руки Фейры передавали не только вёдра, но и кувшины, ночные горшки и даже детские ванночки. Пламя, охватившее великолепный белый дворец, грандиозная трагедия, разворачивающаяся перед её глазами, – всё это отступило перед этой незатейливой домашней утварью, которую она держала в руках; она узнала этих людей – по треснувшим кувшинам и крестильным чашам с именами их детей. Когда эта кошмарная ночь, наконец, подошла к концу, Фейра чуть не заснула стоя, чувствуя на лице жар ревущего пламени. Маска давно потерялась – сгорела, или её затоптали, или использовали, как ковш, – она так и не узнала этого. Ноги у неё окоченели от ледяной воды, проливаемой из вёдер. Но, казалось, огонь продвигается вперед, и их седовласый командир повернулся к цепочке. «Огонь охватит базилику, – заревел он. – Мы должны разобрать монетный двор. Мужчины, за мной! Хватайте молотки и всё, что попадется под руку». Теперь все переменилось. В исступленном порыве разрушения мужчины набросились на древние стены Дзекки – монетного двора и конторы. Они стали сбивать древние камни, пока в проеме не показалось желтеющее небо – брешь, которую огонь не мог преодолеть. Фейра отчаянно искала Аннибала и увидела его в гуще мужчин, окутанного дымом, с почерневшим лицом, как у мавра. Скинув свой плащ, она возглавила цепочку женщин, призывая их удвоить усилия, чтобы восполнить нехватку мужчин. По ходу она старалась облегчить людям страдания: лёгкие ожоги, отравление дымом и даже кровотечение у одной женщины, на которую обрушилась черепица. Вернувшись в цепочку, Фейра подивилась ироничности всей этой сцены: она вместе со всеми этими людьми спасала их золотую церковь – церковь с четырьмя бронзовыми конями, которые в безумном галопе мчались по галерее, отливая золотом в отсветах пламени. Фейра поняла, что это их работа, что четверый рыжий конь господствовал этой ночью. Зачем же ей спасать этих четырехногих демонов? А Святой Марк, чей день праздновали сегодня горожане, который лежал внутри церкви, завернутый в свинину? Пусть он сварится там, словно главное блюдо праздника. Но она продолжала упорно передавать ведра с водой, не давая себе передышки ни на секунду. К рассвету они уже предвкушали победу. Поглотив немалую часть дворца, прожорливое пламя, насытившись, пошло на убыль, пощадив церковь с её скачущими стражами, окутанными их дымом. Когда рассвет посеребрил небо, взору предстал совсем иной город. Все было черным – дворец, горожане, и даже с неба сыпался черный пепел. Единственным ярким пятном были лепестки красных роз на площади Сан-Марко, которые ветер кружил вперемешку с пеплом. Фейра выронила своё ведро и, пошатываясь, направилась к церкви. Мужчины расходились, и она в отчаянии искала Аннибала. Он стоял, прислонившись к углу базилики. Согнувшись чуть ли не пополам, он кашлял, а лицо его было красновато-коричневым, как камень. Она оттащила его, усадила на упавший столб и внимательно присмотрелась к нему, пока он переводил дыхание. С первого дня своей медицинской практики он всегда укрывал лицо; теперь же он не только подверг себя опасности заражения, но и рисковал задохнуться в дыме. Пожар потушили, дож, как она надеялась, в безопасности, а Такат мёртв. Им пора идти. Она протянула ему руку. «Пойдем домой», – сказала она. Не успел Аннибал подняться – он не мог произнести ни слова и только хрипел, – как вдруг человек, за которым, словно комета, тянулся дымовой хвост, выбежал из-за угла со стороны Рива дельи Скьявони и остановился, еле дыша, около седовласого мужчины. – Томмасо, – сказал он, положив свою длинную руку на плечо прибежавшего человека, – успокойся. Пожар потушен, мы победили. – Ещё нет, – произнес человек в почерневшей ливрее. – Огонь охватил Пьомби, и заключенные сварились в своих камерах, как курицы в тесте, а пламя теперь перекинулось на насыпь и движется к Мерчерии.